Удав и гадюка

– Филипп… – стонал в рыданиях Гиффард с покрытым гнойными язвами лицом, хватая друга за грудки. – Филипп! О Филипп!

Его лицо вытянулось, приняло форму клюва. Теперь уже белый ворон громко каркнул над ухом поверженного, плачущего Юлиана, придавил его лапой, ступив с силой на грудь, и начал остервенело клевать.

Проснулся Юлиан, когда на подоконник комнаты во время серого рассвета села ворона и, сипло каркнув, начала долбить клювом по стеклу.

– Чертова ворона… – пробормотал он, вытирая с лица испарину.

Уже одеваясь после пробуждения, он продолжал вспоминать странный сон, пока Дигоро тоже потягивался в постели с задранной до бедер рубахой и недовольно шипел клыками на птицу.

В это же самое время в Офуртгосе, в ночи, еще не зардевшейся розовой полосой рассвета, отчаянно вскрикнул Филипп фон де Тастемара. Его сердце только-только застучало, восстановившись. Йева тут же очнулась от дремоты и склонилась над отцом, которому снилось, будто друг Гиффард сначала трепал его за грудки, вопя имя Уильяма, а потом обратился в молодого черного ворона и принялся злобно долбить ему голову мощным клювом.