Тени Лордэна

Когда на дне кружки вновь остался последний глоток пива, и Хромос в последний раз за вечер собирался просить добавки, в мутном стекле небольшого окошка показался свет от пары фонарей. Нараставшее металлическое лязганье и сбивчивая дробь твёрдых каблуков о брусчатку ясно намекали, что к трактиру стремительно приближалась группа солдат. Раздались несколько коротких, но громких ударов, и Карс, нехотя отлипнув от стойки, шаткой и немного вальяжной походкой, словно в тот момент он снова очутился на корабельной палубе, направился к запертой на засов двери. Капитан же остался сидеть на стуле, болтая остатками эля по дну кружки. Ещё не получив сообщения, он уже был полностью уверен, что его долгожданный и столь желанный отдых закончился, так и не успев толком начаться.

Карс снял с петель тяжёлый дубовый засов, и в таверну бесцеремонно вошёл страж. Он был облачён в такую же, как и у Хромоса, броню, с тем отличием, что его спину не закрывал синий плащ из дорогой, переливающейся ткани, а его шлем не венчал перламутровый гребень, но зато к одной из пластин его нагрудника, рядом с левым плечом, была прикреплена угловатая бляха, чем-то напоминавшая распустившийся цветок и обозначавшая его звание старшины. Позади него, на улице, остались ещё двое рядовых стражей с фонарями в руках. По их сопению и покрасневшим лицам можно было с лёгкостью понять, что они двигались в спешке и вероятно проделали немалый путь, перед тем как найти выпивавшего капитана.

— Приветствую вас, капитан Нейдуэн, и прошу прощения за то, что отвлекаю в столь поздний час, однако нам было велено в кратчайшие сроки разыскать вас и доложить о происшествии, — отрапортовал старшина, стараясь в перерывах между словами восстановить дыхание.

— Ну, так не тяни и докладывай, что у вас там стряслось, — приказал Хромос, развернувшись на стуле лицом к новоприбывшим.

— Я вынужден снова просить у вас прощения, однако мне был отдан строжайший приказ не говорить об этом в присутствии посторонних, — сказав это, страж покосился на стоявшего немного в сторонке трактирщика, который хоть и делал вид, что разговор был ему совершенно безразличен, но притом ловил каждое слово чуткими до слухов ушами.

— А кто отдал вам этот приказ?

— Никто иной, как господин Уóнлинг, — уверенным тоном ответил старшина. При звуке этой фамилии Хромос несколько напрягся. Если сам начальник городской стражи разыскивал его посреди ночи, то в городе должно было произойти нечто чрезвычайное и поистине ужасающее. — Он приказал найти вас, где бы вы ни были, и тотчас проводить к нему на постоялый двор «Золотой Телец».

Капитан тяжело выдохнул и одним махом осушил кружку, запрокинув голову назад.

— Раз сам господин Командующий зовёт, то мне не стоит заставлять его ждать, — с громким ударом, словно молот выносящего приговор судья, Хромос поставил кружку на стол, надел шлем и встал со стула. Держа левую руку на эфесе меча и прогоняя пивной дурман из головы, он подошёл к Карсу и вложил в его руку две серебряные монеты.

— Погодите господин, сейчас принесу вашу сдачу, — в голосе трактирщика зазвучало глубочайшее почтение к высокому начальнику, который в присутствии подчинённых не мог позволять простолюдинам говорить с собой излишне фамильярно. Ради сохранения жёсткой дисциплины приходилось на время забывать о дружбе, даже если того вовсе не хотелось.

— В этом нет нужды. Просто не забудь про остаток и налей мне в следующий раз.

Маленький пеший конвой двигался по главной улице города, что начиналась у парадных врат и, плавно изгибаясь словно могучая река, уходила вниз по пологому склону, обрываясь только у морских причалов, как бы впадая в гавань. Земля под ногами была выложена чёрной гранитной брусчаткой, которая в ночную пору походила на бездонную расщелину, расколовшую город пополам. Над головами стражей медленно плыли разгневанные тучи-великаны, скрывая от глаз ночные светила, и лишь серебряная ухмылка лукавого месяца изредка выглядывала из-за их вздутых тел и тут же пряталась обратно за стену их широких спин, откуда до земли изредка доносилось его гнусавое и злорадное хихиканье, предвещавшее всем, кто осмелился выйти в столь поздний час из дома, нечто дурное. Из темных переулков выползали клубы молочного тумана и обволакивали бледными щупальцами всё, до чего только могли дотянуться. На обычно оживлённых и шумных улицах в этот проклятый час не было ни единой души. Это был мрачный и безмолвный город-призрак из древних легенд, обречённый разгневанными богами за неисчислимые грехи его развращённых жителей на вечное прозябание за пределами времени, пространства, да и самой пустоты.

— «Что-то похолодало», — подумал капитан, ощутив озноб на вспотевшей под доспехами коже.

Хромос давно уже привык к виду безлюдного города и вездесущей темноте, в юношескую пору проведя многие часы в ночных патрулях, и сохранял душевное спокойствие, но вот его спутники были все как на иголках. Они пугливо сутулились и настороженно озирались по сторонам, а фонари в их руках беспокойно подрагивали и раскачивались из стороны в сторону. Мерзких страх поселился в их сердцах и терзал их слабеющие умы.

— Раз рядом больше ни души, то теперь вас ничего не связывает, и вы можете мне рассказать, что же там такого произошло? — капитан говорил строго, но не громко, чувствуя, что в этот миг его слова могли легко долететь до самых отдалённых городских окраин.

— Купца убили, — сухо ответил старшина.

— Это, конечно же, весьма прискорбное событие, но не может такого быть, чтобы вас отправили разыскивать меня из-за одного единственного покойника. Выкладывай всё как есть, — Хромос чуть повысил тон и посмотрел стражу прямо в глаза, но тот сразу же отвёл взгляд в сторону.

— Дело в том… Я его видел … как он лежит там, на полу, в луже собственной крови. Когда мы только прибыли на место, то я, как и вы теперь, сперва подумал, что нам подкинули очередного жмурика, но когда я вошёл в комнату и увидел его, так мне вмиг поплохело. На его груди не было кожи. Её сняли точно с какой-то скотины. А ещё эти глаза… пустые глаза… их пристальный взгляд… Тьфу…

Жуткая картина глубоко въелась в память старшины во всех мельчайших деталях. Мужчина хотел облегчить свои страдания и разделить страшную ношу с кем-то ещё, но прикусывал язык, чувствуя, что, поддавшись слабости, он неминуемо и навечно проклянёт ещё одну душу. Хромос видел отражение его внутренней борьбы в поникшей фигуре, окаменевшем лице и мечущимся взгляде и не стал силой выпытывать остальные подробности. Он решил, что раз он и так вскоре увидит всё сам, то пускай советь и без того страдающего солдата останется чистой. Страх и смятение повидавшего все виды человеческой жестокости мужчины вызвали в капитане неподдельный, но довольно странный, крайне циничный и в некотором смысле извращённый, разумеется, исключительно по профессиональным причинам, интерес к произошедшему. На его памяти ещё никто в Лордэне не сдирал с мертвецов шкуры.

Лордэн был крупнейшим торговым городом на северо-западном берегу континента. Роскошные постоялые дворы, банки с вековыми историями, круглосуточные игорные дома, богатые купеческие гильдии, чьи здания напоминали королевские дворцы и бесконечные ряды лавок, в которых можно было найти абсолютно любую вещицу, — собранные вместе они составляли мраморный скелет величественного и могучего колосса, чьи пальцы дотягивались до плывущих облаков человеческих грёз. Его плотью были разодетые в шелка и жемчуг предприимчивые торговцы и прославленные на все миры мастера всех известных искусств, что безустанно трудились над шедеврами, в чьё рукотворное происхождение было невозможно поверить. Вместо крови в его жилах текли полноводные, неиссякаемые и не знающие засушливых лет реки серебряных и золотых монет, зачаровывавших сердце всякого дельца своим сакральным и священным звоном. В этом заветном крае человек с хитрым умом и дарованным богами талантом мог всего в один год превратиться из голодного и немытого бродяги в толстощёкого и щеголеватого хозяина жизни с армадой торговых судов, чей лес мачт закрывал линию горизонта, и грудой сокровищ, о которой не смел мечтать ни один из драконов — живое воплощение алчности. Эта сказочная молва ходила среди юных мечтателей-честолюбцев, живших за пределами высоких стен, над которыми возвышались путеводные маяки — золочёные шпили величественных дворцов. Тот же, кто приходил в сей дивный град, дабы испить из его живительных рек, вместо сладкого нектара изобилия вкушал лишь соль из пролитых пота, крови и слёз.

Погруженные каждый в свои дурные, совершенно безрадостные размышления, члены отряда спустя гнетущую, безмолвную вечность добрались до постоялого двора «Золотой Телец», считавшегося одним из лучших и самых дорогих мест в городе, где мог остановиться безродный, но имевший крупное состояние путник. Над высоким монументальным забором, чьи плиты украшали разнообразные сценки-барельефы, виднелась покатая черепичная крыша трёхэтажного здания, сложенного из жёлтого камня. На широком ухоженном дворе, правее здания гостиницы, стояла чистая конюшня на пару десятков лошадей, а рядом с ней, выставленные в плотную и ровную шеренгу стояли вычурные и громоздкие экипажи постояльцев. Были там и приземистые бараки для прислуги, круглыми днями горбатившей спины, чтобы поддерживать имя и репутацию постоялого двора, но внезапное и жесткое убийство, совершенное в его стенах, в один день могло разрушить выдающийся результат всего их многолетнего труда.

В центре двора горело наспех разведённое кострище, освещавшее трепещущим пламенем четырёх рядовых стражей и стоявшего между ними офицера. Как и у Хромоса, из его шлема выступал короткий, походивший на спинной плавник рыбы гребень, вот только он был кроваво-красным, в цвет атласного плаща, закрывавшего его могучую спину. Это был цвет самого надёжного щита и острого меча города — цвет начальника городской стражи. Имя ему было Хéйндир Уонлинг, и он уже успел разменять шестой десяток. Его некогда чёрные как смоль и жёсткие как проволока волосы покрывал коварный иней седины, морщины изрезали его чутка скошенный лоб, кожа на веках и горле стала дрябловатой и слегка обвисла, как у старого мастифа, но несмотря на это его крепкая и статная фигура всё продолжала излучать ауру силы и жизни. Родом он был с далёких и суровых Северных Островов, и, как у большинства его земляков, лицо северянина было прямоугольным с высокими скулами. Он был обладателем крепкой угловатой челюсти и средних размеров рта с узкими, светлыми губами. На чутка приплюснутом и смотрящем самую малость вправо носу виднелась характерная горбинка, оставшаяся после одной из драк, коих в его бурной молодости было несчётное количество. Да и вообще, почти всё его тело покрывали неровные узоры заживших ран, которые он с гордостью носил вместо орденов и медалей. Истинному воину были ни к чему блестящие и крикливые побрякушки. Но самой заметной и выразительной его чертой были светло-карие глаза, которые порой казались тёмно-оранжевыми. Они были ясными и бодрыми, в них ещё сохранялся огонёк юношеского задора и азарта, которые у большинства людей исчезают вместе с отжитыми годами. Однако в тот недобрый вечер и его пламя оказалось потушено мёртвыми водами скверных мыслей.