Тени Лордэна

Глава XVII «Перепутье»

В военном ремесле особую роль играют способность военачальников предвидеть ход грядущих сражений и умение измыслить хитрый и доблестный план действий, который непременно приведёт войско к триумфальной победе, заплатив за неё наименьше число отважных душ. Без нужных сведений это сделать весьма затруднительно, непроглядная пелена тумана войны обернёт вдумчивое планирование бестолковым гаданием, однако это дело можно исправить, если ещё в мирные годы начать подготовку к грядущей войне, засылая десятки верных шпионов в чужие земли, дабы они собирали каждый слух или находили недовольных своим богоданным правителем феодалов, клириков и простых чинуш, а затем искусно подбивали их на вероломное и крайне выгодное предательства. Если короли оказались достаточно мудры и предусмотрительны, чтобы предпринять подобные шаги, то они будут способны здраво оценить шансы на успех и наметить лучшие направления для стремительных ударов, проникающих сквозь самые уязвимые места в тыл и приводящих к хаосу и краху вражеских армий. Впрочем, так дело обстоит на просторах карт, где возможно окинуть вором всё и сразу, где ничто не пытается двигаться или скрыться от монаршего взора, но стоит разразиться подлинной войне, то управление войсками превращается в схватку двух картёжников, выбрасывающих закрытые карты на стол, не считаясь с очерёдностью ход, стремясь опередить друг друга, полагаясь уже не сколько на разум, сколько на удачу, потому как гонцам порой требуется несколько дней, чтобы донести весть о приближении врага или о случившейся победе, и далеко не всякий колдун умеет обращаться с таким тонким инструментом, как говорящий камень. От того все подготавливаемые планы обречены на обобщённую грубость, на крупные мазки, предполагающие дальнейшую импровизацию в мелочах, но совсем иначе дело обстоит в деле фортификации. Она уже давно превратилась в полноценную и как следствие дотошную науку, презирающую и отторгающую всякую неточность, недальновидность и смеющуюся в голос над госпожой Фортуной, столь легкомысленной и переменчивой в своей любви и благоволении.

В отличие от многих других городов окружённый цепью скал вперемешку с коварными и гибельными расщелинами Лордэн не испытывал нужды в полноценных крепостных стенах и башнях, но именно поэтому Сенат приложил все силы для того, чтобы надёжно обезопасить единственный полноценный подступ к городу, не считая морских путей, разумеется. Не скупясь на расходы, они созвали лучших гномьих каменщиков и предоставили им солидный бюджет для реализации их самых смелых замыслов, и после десятилетия безостановочных строительных работ они получили поистине несокрушимые и непреступные укрепления, которые во многих технических решениях опередили своё время. По сути, это был ещё один полноценный замок с цитаделью, который вытянулся в длинный прямоугольник по форме ущелья, которое стало его неотъемлемой частью. В горных породах были вырезаны боевые галереи с парой сотен бойниц, предназначенных для перекрёстного обстрела не только подступавшего, но и для прорвавшегося во внутренний двор врага. В двух местах поперёк лощины стояли двойные каменные стены из циклопических гранитных блоков, идеально подогнанных друг к другу и скреплённых особым составом, чей рецепт гномы хранили в секрете от всех прочих рас. Подъёмные решётки ворот, располагались между высокими и смехотворно пузатыми башнями. Миновав первый вход, захватчики не сразу попадали во двор крепости, а вместо этого оказывались в узком, зигзагообразном коридоре, который они должны были полностью преодолеть, в то время как защитники от всей щедрости души скидывали бы им на голову увесистые булыжники или выливали кипящее масло из огромных котлов, ну а на той стороне их поджидали точно такие же кованные железные прутья. Этот закуток мог стать могилой для многих славных воинов, вот только подобраться к самим стенам было той ещё задачей, и дело здесь было не только в том, что защитники встречали недругов ливнем стрел, но и в разрезавшем ущелье широком рве, имевшим глубину не менее двадцати локтей. Через него был построен крепкий и надёжный мост, но, получив от разведчиков донос о приближении вражеской армии, он в считанные минуты будет разрушен магом земли, несущим там постоянное дежурство. Кстати, о магах. Глубокий ров должен был оберегать крепостные стены от адептов земляной стихии, так как для сотворения заклинаний им было необходимо иметь прямой контакт с подчинённым им элементом, особенно если это была искусственная постройка, а не часть почвы.

Прибывавшим в город торговцам приходилось преодолевать все эти укрепления, ощущая на себе недобрые взгляды, находясь под прицелом сотни невероятно тугих арбалетов, а затем, расположившись во дворе крепости, они ожидали придирчивой таможенной проверки от чёрствых, не терпящих любых препирательств и оправданий чиновников и скрепя сердцем отсчитывали вычисленную с явным преувеличением пошлину. Миновав точно такие же двойные ворота на противоположном конце двора, купцы оказывались на не слишком большой полукруглой площади, напоминавшей по форме расправленный веер, через центр которого проходила жирная, чёрная полоса — главная городская улица.

В том месте всегда толпилось немало народа. В большинстве своём это были извозчики, настойчиво предлагавшие свои услуги, и зазывалы, отправленные держателями постоялых дворов, а также крупных менял. Весь день напролёт они надрывали до хрипоты глотки, скандируя рекламные кричали, обещая выгодные цены и уважительное отношение. Сюда же приходили люди, ожидавшие прибытия торговых партнёров с долгожданным грузом и намеревавшиеся спаси дорогих друзей от лживых предложений крикливых плутов, чтобы немногим позже уже самим выгодно обвести любимых товарищей вокруг пальца, если те сами не успеют проделать с ними то же самое. Иногда торговцам приходилось нести неустанное бдение несколько дней к ряду, так что они убивали свободное время общаясь с такими же выжидающими особами, что нередко выливалось в выгодную сделку или же глуповатую потасовку, которую мигом разнимали шатавшиеся из стороны в сторону стражи, если только им самим не было слишком скучно. Тем днём, едва взошло солнце, на площади появилась блеклая и неприметная особа невысокого роста в широкополой, надвинутой на брови шляпе и довольно скромном тёмно-бардовым, почти что коричневом одеянии, которое в ту пору было весьма расхоже среди мелких, а потому и безбожно скупых мещан.

Немного пораскинув мозгами после вчерашней воспитательной беседы с капитаном, Янс решил, что в подобном месте нищий голодранец всё же будет слишком выделяться среди местного сборища, так что он решил подобрать себе такое облачение, которое бы позволило ему куда лучше слиться с безликой толпой торгашей. Однако из-за столь крутой смены подставного амплуа, ему приходилось вести себя куда более сдержанно. Он старался ни с кем не болтать, чтобы случайно не обнаружить своей тотальной неосведомлённости о торговой жизни города, полной всевозможных драм и конфликтов, благо что избегать нежелательного общения в большом скоплении незнакомых людей не составляло особого труда, но вот удержаться от соблазна запустить вороватые и неугомонные ручонки в обременённые тяжёлыми монетами карманы было куда сложнее. Однако единожды, услышав столь милые сердцу звуки родной речи, прикинувшийся недавно прибывшим в город странником убийца разговорился со старым, дожившим до глубоких седин купцом. Их общение вышло очень приятным и душевным, как это обычно бывает между двух встретившихся на далёкой чужбине земляков, однако Янс поспешно откланялся, как только узнал причину, по которой много лет назад старик оказался вынужден бежать из родных краёв, спасая собственную жизнь, и поселившейся в его душе страх до сих отвращал малейшие помыслы о возвращении в отчий дом, вызывая только бо́льшую тоску и горькие терзания.

Бесцельные скитания меж притормозивших повозок и скучковавшихся незнакомцев не позволяли хоть сколько-нибудь скоротать утомительное ожидание, а скорее даже наоборот — замедляли течение песков времени, однако Янс всё же не терял бдительности и постоянно заглядывал под оттянутый ворот рубахи, чтобы проверить вновь повешенный на кожаный шнурок магический кристалл, но тот, словно бы обленившись или обидевшись, стойко хранил гробовое молчание. Когда солнце миновало линию полудня и издалека уже дважды доносился колокольный перезвон башенных часов, послышались топот, гулкое лязганье, и на площадь ступила стройная, вооружённая до зубов колонна солдат, но только это были не стражи, а облачённые в щедро украшенные позолотой и покрытые тонкой, мастерской гравировкой пластинчатые доспехи гвардейцы Сената. Оперев на плечи тёмные древка, они держали в руках длинные алебарды, к чьим сверкающим и, разумеется, тоже от всей широты души позолоченным наконечникам по торжественному случаю были подвязаны широкие лоскуты кроваво-красного атласа на манер боевых штандартов. Впереди колонны, отстукивая латными сапогами громче своих подчинённых маршировал прославленный Вильдио, чью голову венчал парадный шлем с пышным плюмажем из алых перьев более чем в половину его собственного роста и в два раза шире его массивных плеч. Прочие гвардейцы тоже несли на себе украшения из ярко-окрашенных перьев, но куда более скромных размеров, впрочем и этого хватало за глаза, чтобы никто не посмел усомниться в богатстве городской казны и её непосредственных владельцев, благодушно раскошелившихся на столь броское, но бесполезное в настоящем бою рыцарское снаряжение.

Они не стали задерживаться на площади, чтобы разогнать или потрясти собравшейся народ, который сам разбегался перед ними, а пошли прямиком к городским воротам, куда за ними проследовали пёстро разодетые пажи с зажатыми в подмышках медными трубами фанфар и едва поспевавшая за ними пятёрка барабанщиков, тащивших инструменты на скрюченных под тяжестью горбах.

Странное чувство возникло в груди Янса — ноющая и сдавливающая внутренности тревога, говорившая ему позаботиться о своей шкуре и благоразумно удалиться на самый край площади и следить оттуда, готовым в любой момент окончательно дать дёру, но в то же самое время его неудержимо влекло в самую середину площади, он хотел быть как можно ближе к колонне, когда она пойдёт назад, и эта мысль вызывала в нём азартный и фанатичный трепет человека, желавшего прикоснуться к чему-то непостижимому и опасному.

— С фанфарами и глашатаями… — почти неслышно прошептал он издевательски сказанные им вчера слова, и дурная ухмылка исказила тонкие губы.

И вновь наступило ожидание, но ещё более томительное и изнуряющее. Убийца ходил по небольшому кругу, обратившись в слух, и от всего сердца проклиная решивших внезапно проржаться лошадей или забредшего на площадь в поисках зрителей и пропитания нищего музыканта с деревянной свирелью. Однако не прошло и полного душевных мучений часа, как в воздухе раздалась первая звонкая нота, а затем к ней присоединились остальные медные глотки. Их поддержала низкая, тягучая и гипнотическая пульсация больших барабанов. Сама мелодия не отличалась особой сложностью и замысловатостью, её бы смог запросто напеть любой человек, но при том она в пару мгновений внушала чувство чего-то величественного и грандиозного, и исполненная с надлежащим умением возле создавших коридор из двух обращённых друг к другу шеренг гвардейцев создавала поистине помпезный эффект.