Тени Лордэна

Глава VIII «Тайны Мёртвых»

Грядущий день обещал быть пасмурным и хмурым. Сразу после восхода пламенное светило укрылось от глаз за тонкой пеленой серых облаков, затянувших всё небо от горизонта до горизонта. Все народные приметы как одна утверждали, в этот день тучи точно не оросят землю живительной влагой, но старый лекарь Толвиан, едва пробудившись, стал жаловаться на тупую боль в левом колене, предрекая в связи с этим жуткий ливень, который грозил обратиться всемирным потопом. Он считал своей святой обязанностью поделиться этими тревожными предчувствиями с каждым встречным ему человеком, даже если тот куда-то спешил или уже с кем-то разговаривал. Впрочем, хорошо знавшие точность его предсказаний стражи молча кивали ему в ответ, пропуская всё мимо ушей, или нарочито бесстыдно зевали, не прикрывая рта. В такую погоду было как-то лениво что-либо делать. Тело словно бы наливалось тёплым свинцом, и хотелось просто поваляться в тёплой постели с полным желудком вплоть до самого обеда, но нёсшие службу стражи не могли позволить себе такой вот праздной роскоши и были обязаны добросовестно выполнять все уставные предписания в независимости от погоды или настроения. Впрочем, строгая буква закона отнюдь не препятствовала их халтурному исполнению.

И всё же этим ленивым, вязким утром Хромос проснулся ещё до звона крепостного колокола, как-то приторно бодро встал с постели и, надев штаны с сапогам, накинул на голые плечи поддоспешник, не став его застёгивать. С мечом в левой руке он направился к выходу из Крепости, коротко приветствуя стражей, достаивавших ночной караул. Сразу за воротами он повернул налево и пошёл вдоль крепостной стены циклопических камней, пока не вышел к пустой площадке, обнесённой невысоким деревянным заборчиком из криво сколоченных, а кое-где и просто связанных пенькой неотёсанных брусков, какой можно встретить на захудалых овечьих фермах. В этом месте, подальше от людей, животных и построек капитаны и некоторые другие одарённые офицеры оттачивали магические навыки, не рискуя причинить вред здоровью неудачно попавшему под руку зеваке или прохожему.

Хромос снял с себя поддоспешник, повесил его на забор и прислонил меч к одному из столбов. Повинуясь силе привычки, утреннюю тренировку он начал с разминки конечностей и лёгкой пробежки по периметру площадки, чтобы хорошенько разогреть и растянуть сжавшиеся и затвердевшие во сне мышцы. Вслед за этим он обнажил меч, описал острием с десяток кругов, разминая кисть, а затем стал наносить удары по воображаемым противникам, так и норовившим подло выскочить из-за угла, да ещё и вдвоём или втроём. Постепенно наращивая темп схватки, он выполнял всё более сложные фехтовальные примы, добавляя к атакам оружием удары свободной рукой и пинки ногами, некоторые из которых приходились противникам прямиком в пах. В минуты, когда кону стояла жизнь, честь и мужская солидарность отходили на десятый план.

Когда все незримые враги были изрублены в капусту или обращены в позорное бегство, Хромос остановился, чтобы перевести дыхание и немного просохнуть. Ему нравилось ощущать дуновения ветра на взмокшей и разгорячённой коже, чувствовать лёгкое головокружение и слышать, как бьётся сердце в груди, отдаваясь гулким эхом в горячих висках. Но долго отдыхать было нельзя, и капитан, громко хрустнув шеей, вновь встал в боевую стойку.

Хромос прикрыл глаза и сделал пару длинных и глубоких вдохов. На минуту он постарался абстрагироваться от окружавшего мира и обратить взор в самую глубину своего существа, чтобы отыскать источник энергии, растекавшейся по телу, словно вторая кровь. Усилием воли он заставил её сменить привычное течение и устремил воспрявшие потоки в левую руку. Спустя пару мгновений по коже заскакали огоньки синих искр. Они становились всё больше и ярче, совершая всё более длинные прыжки, пока не превратились в толстые электрические дуги, покрывшие всю руку от кончиков пальцев до самого плеча. Затем на капитана вновь напали яростные, но незримые рыцари, и он, используя левую руку то, как оружие, то, как щит, дал им решительный отпор.

Временами небольшие молнии срывались с кожи и отлетали в сторону, утопая в сухой почве. Практикуемое заклинание требовало от Хромоса большой концентрации и навыка управления силой магического потока. Если магической энергии было недостаточно, то оружие противника, вместо того чтобы отскочить, могло пробиться сквозь слабую защиту и тяжело ранить неумелого заклинателя. Если же чародей не мог в достаточной степени сдерживать бурлящую в нём силу, то её излишки самопроизвольно высвобождались в виде отлетающих молний, тем самым стремительно ослабляя мага, а заодно раня всех вокруг. При сохранении необходимого баланса, сотворённое заклинание позволяло одинаково хорошо атаковать и защищаться, правда, оно было неспособно отличать друзей от врагов и разило их в равной степени, а потому применялось только вне боевого порядка, когда не было риска случайно ранить союзников.

После каждой минуты боя контролировать заклятие становилось всё труднее, но Хромос продолжал усердно размахивать мечом, пока не почувствовал, что его концентрация достигла предела. Сделав резкий вдох, он стянул потерявшую стабильность энергию в грудь и сжал её в тугой клубок. Вместе с громким боевым кличем капитан отпустил его, и с десяток толстых электрических дуг вырывались из его тела, подняв в воздух густые облака пыли. Молнии шустро извивались, трещали и искрили, пытаясь ухватиться за кого-нибудь, но, потерпев неудачу, с треском и шипением ныряли в землю и уходили к сердцу планеты. Каждая из этих молний была способна убить лошадь вместе с сидевшим на ней всадником, до этого заставив их биться в яростных и мучительных конвульсиях. Благо в этот раз удалось обойтись без жертв, и по завершению хаотичной магической атаки Хромос, поправив съехавшие штаны, неспешно пошёл в сторону забора, где лежала его верхняя одежда. Теперь его тело снова было лёгким и свежим.

Организм каждого чародея, не зависимо от его желания, постоянно вырабатывал магическую энергию, которую он должен был тут же израсходовать или запасти внутри, где-то между сердцем и душой, правда точное местоположение последней до сих пор оставалось загадкой. Вместимость этого мистического сосуда у всех людей была разная, но у каждого имелся некий предел. Когда этот порог был близок, заклинатель чувствовал себя заполненным до краёв кувшином, через края которого вот-вот должна была выплеснуться кипящее масло. Оттого всякому чародею, будь то деревенская ведьма или великий эльфийский архимаг, была нужна регулярная разрядка, без которой он становился скрытой угрозой для своих близких.

Полностью высохнув, Хромос натянул поддоспешник и застегнул ремень с ножнами, с которого всё ещё свисали обрезки шнурков украденной сумки. Это был символ его неудачи, за которую он чувствовал вину и стыд, но которую не хотел просто так забывать. Вновь погрузившись в недобрые раздумья, капитан покинул тренировочную площадку и пошёл назад в Крепость. К этому моменту, все стражи уже успели пробудиться ото сна и по-черепашьи шастали по двору и укреплениям, сменяя караульных и выполняя поручения таких же заспанных командиров. По их лицам было заметно, что эти дела были им совершенно в тягость, но недовольный взгляд проходившего мимо капитана или капрала тут же придавал им бодрости и искреннего желания трудиться в поте лица, правда этот заряд энтузиазма потухал сразу же после ухода начальника.

Перед тем как отправиться в обеденную залу, Хромос забежал в свои покои и оставил там более не нужный меч. Затем он снова спустился на первый этаж и примкнул к колонам солдат, шедших на завтрак.

— И снова ты приходишь последним! — громко поприветствовал его Манек и помахал вилкой с обкусанной сарделькой, так что капли белёсого свиного жира мелким дождём полетели на соседей. — Садись скорее, а то еда уже остывать начала.

— Да-да, сейчас, — пробормотал Хромос, подбираясь к своему месту.

— А ты чего такой красный? — спросил Фелкис.

— Да так… Решил сутра сходить и немного размяться на площадке, — ответил Хромос, размешивая ложкой подсохшую кашу, на которой образовалась полупрозрачная плёнка.

— Так это был ты! — неожиданно завопил Адриль. — Я услышал гром и подумал, что вот сейчас-таки польёт с неба, а это оказывается твои проделки! Чёрт бы тебя побрал!

— И я тоже очень рад тебя видеть.

— Наш золотой мальчик, как всегда добр и приветлив, — вновь напал Адриль, громко чавкая при каждом слове.

— Ага, только ты это, главное не подавись, а то мы тебя спасать не станем.

— Это…кхе-кхе… да ну тебя…

Хромос ожидал, что Лормин как обычно вмешается, чтобы подколоть надоедливого смутьяна, но этого не произошло. Капитана Тисдо не было за столом, как и ещё двух офицеров.

— Мужики, а где Лормин, Одвин и Хейндир, — спросил Хромос, осматривая пустые места.

— Господин Уонлинг сейчас у себя в кабинете, — ответил ему Глосель, — вроде у него там какие-то срочные дела. Может позже поест или ему на место принесут. Лормина я утром видел, но он сразу же смотался в город, а куда именно я у него не спрашивал. Что же до Одвина… кажется, в последний раз я его видел дня три назад… а может и того больше…

— Да по-любому ночует у одной из его богатеньких любовниц, а сейчас сидит на стуле её рогатого муженька, жрёт лучшего быка с ярмарки, фаршированного жирнющими гусями, подданного на золотом блюде, и запивает всё энто дело с вином не менее чем двадцатилетней выдержки! Или какие он там истории обычно рассказывает?

— Вообще, звучит очень на него похоже, — подтвердил Тристан, и все капитаны дружно загоготали.

— Но всё же признайте, рассказчик из него хоть куда. Мне всегда интересно послушать о его новых похождениях, даже если все они с начала и до самого конца не более чем враки. Враки! Но зато какие!

— Бахвалиться он мастер, но толку с этого?

— Толк есть, да ещё какой. Побольше чем от правды будет. У меня вот один знакомый дурак-дураком, годовалый ишак его поумнее будет, но вот заслуги себе придумывать и языком трепать он умеет мастерски. Заливается как соловей. Как начнёт, так не остановишь. О чём его не спроси, во всём он первейший знаток. Он будет с непоколебимой уверенностью в своей правоте и без единой запинки молоть несусветную чепуху и даже не покраснеет, если ты поймаешь его на невежестве. А как придёт пора делать дело, так он в тот же самый миг куда-то пропадет. На этом олухе вся семья крест поставила. Думали, что до конца своих дней будет у них на шее сидеть, но всё же решили попытаться дать ему достаток и через семейные знакомства устроили его мелким чинушей в ратушу. И что же вы думаете? Прошёл десяток лет и вот он уже служит каким-то там старшим советником в Сенате. В Сенате! Я с ним не так давно виделся. Я таких красноречивых ораторов в жизни не встречал. Не говорит — поёт! Разве что без рифм. Всё так складно и красиво, витиевато и умно, словно пять сотен книг прочёл и три жизни прожил по сто лет каждую, так что слушаешь его и готов сразу и во всём с ним согласиться. Однако, стоит хоть маленечко задуматься, так понимаешь, что смысла в этих его речах ни на грош, одни пустые слова. И вот если у нас такие люди в старших советниках ходят и с законами помогают, то не стоит удивляться, что в городе творится сплошной бардак и что ни день, так какая-нибудь неурядица приключиться. Кстати, девкам он тоже мозги знатно пудрит, а те только рады…