Тени Лордэна

Несомненно, это был крайне приятный момент из жизни Хромоса, но знание дальнейшей истории этого многообещающего романа, омрачало его. Капитану было тяжело смотреть на его прошлую любовь, он чувствовал уколы в расстроившемся сердце, но он не мог просто так взять и отвернуться от неё. Ему захотелось прикоснуться к ней, вновь ощутить тепло её тела, но подрагивающие от волнения пальцы прошли сквозь обернувшуюся туманом плоть, ничего не почувствовав, зато горечь сожаления пропитала его душу. Притяжение сменилось отвращением, оковы былых страстей спали, и Хромос получил свободу. Он стал бесцельно шататься среди гостей, проходя прямиком сквозь, а иногда подшучивая над теми, кто в будущем подпортит ему жизнь, давая им хорошено пинка или тыкая пальцем в глаз, впрочем, это довольно быстро ему наскучило.

Объявили время для танцев. Слуги быстро отодвинули столы с опустевшими блюдами, часть гостей стала расходиться к краям залы, чтобы расчистить место для шагов поворотов и прыжков, а другие, более молодые и бодрые, стали разбиваться на парочки. Хромос и Агдалина тоже присоединились к плясунам, хотя молодой Нейдуэн местных танцев не знал, так что ему пришлось учиться по ходу дела, стараясь не отдавить партнёрше ноги. И в этот момент среди расступившихся гостей Хромос увидел Риррту. Теперь она наконец-то приняла взрослый облик, только вместо чёрной мантии она была облачена в самый обычный и простой деревенский сарафан; её голову покрывал венок из листьев и цветов, а подле неё стоял деревенский богатырь с моложавым, даже немного детским лицом с горящими от румянца щеками и держал в своей крупной и мозолистой работящей руке её худенькую и элегантную кисть. Эта непритязательная крестьянская парочка собиралась пуститься в пляс вместе с напыщенными и смехотворно расфуфыренными дворянами, но в последний момент они передумали. На их лицах возникла печать ужаса, и они, не отпуская рук друг друга, помчались к выходу из залы.

Хромос бежал следом за ними по безлюдным, выстланным синими коврами коридорами, но он ощущал себя не догоняющим, а точно такой же загоняемой дичью. Для крепкого молодчика эта гонка была плёвым делом, но вот хрупкое тело Риррты не было привычным к подобным физическим нагрузкам. Её лицо раскраснелось, она задыхалась и спотыкалась, венок свалился с головы. Она только тормозила своего спутника, обрекая их обоих, но парень не стал бросать её, а подхватил возлюбленную на руки и побежал ещё быстрее прежнего.

Нарезав пару кругов по особняку, парень со своей драгоценной, прижатой к груди ношей вбежал в одну из попавшихся ему на пути комнат и захлопнул дверь, так что громоподобное эхо разнеслось по пустым коридорам. Спустя пару мгновений Хромос был у их укрытия. Он взялся за дверную ручку и потянул её. К его удивлению, на этот раз дверь оказалась не заперта, однако за порогом его ожидала сплошная тьма, в которой было невозможно что-либо разглядеть. Не знаю, было ли дело в любопытстве или же в том, что в пережитых воспоминаниях ему не довелось почувствовать физическую боль, хотя эмоциональных терзаний было с излишком, а потому капитан без особого страха, но всё же придерживаясь одной рукой за дверной косяк, вытянул вторую руку вперёд и попытался ступить во мрак. Однако нога не нашла опоры, и Хромос решил отступить, но тут нечто покрытое слизью обхватило его запястье и резко потянуло на себя. Капитан не смог удержаться и полетел во мглу, где его тут же опутало извивающееся создание с множеством щупалец или же длинных пальцев с десятком подвижных фаланг. Оно было не слишком большим и сильным, но чертовски проворным и хватким.

Сцепившись вместе, они летели в сердце бездны. Хромос старательно отрывал выскальзывавшие из его рук щупальца, охватывавшие его руки, ноги, туловище и голову словно стая питонов, но он не мог освободиться от всех них разом, так что тварь успевала заново ухватиться за него. Борьба была пустой и бесплодной, но тут капитан нащупал среди твёрдых мышц и жестких пластин нечто округлое и мягкое и со всей силой вцепился в это пальцами, вонзив ногти нежную плоть. Существо издало полное боли и возмущение шипение, отпустило щупальца и сжалось в подрагивающий комок, приняв защитную позу, после чего они разлетелись в разные стороны.

Хромос почувствовал, как его ступни коснулись твёрдой и ровной поверхности, а следом за этим тьма расступилась, и капитан очутился в коридоре, но не особняка, а старого замка с голыми каменными стенами. Сперва он огляделся кругом, чтобы удостовериться, что склизкая нечисть не скрывалась где-то за углом, а потом стал присматриваться к окружающей обстановке, силясь вспомнить, в какой момент из своей жизни он вернулся на этот раз. Ему не раз доводилось бывать в замках и крепостях, куда его брали с собой Осгат и Даргос, когда они отправлялись в гости к дальним родственникам или боевым товарищам, да и после переселения в Лордэн его временами отправляли сопровождать послов в Эрсум, которые предпочитали останавливаться не в трактирах или в шатрах, а ночевать в замках знатных феодалов, но подобной архитектуры и планировки Хромос всё никак не мог припомнить.

Капитан не знал, куда же ему теперь идти и что же делать, но тут издалека послышались весёлая музыка, громкий смех, пьяные песни и грохот кубков и чаш, которыми ритмично стучали по столам. Ему не оставалось ничего иного, как пойти к людям, и вот он уже оказался на новом пиру. Зал, где он проводился, был вдвое меньше, потолок заметно ниже, а его убранство по своей красоте и дороговизне многократно уступало поместью лордэнского сенатора, однако разразившаяся тут гулянка была куда живее, развязнее и динамичнее. Пиво и мёд лились бурной рекой, длинные столы были заставлены всевозможной снедью, включая печённых рябчиков, гусей и молочных поросят со сморщившимися яблоками во рту. Гости сидели на лавках и стремительно поглощали всё, что попадало им под руку, заливая всё это хмельными напитками. Те, в кого более не могло влезть ни единого кусочка или лишней капли, начинали петь залихватские солдатские и походные песни, пытались плясать, постоянно спотыкаясь и падая на потеху зрителям, а иные учиняли драки из-за нечаянно брошенной глупости, выблёвывая всё съеденное после добротного удара в живот. Пока в одной половине мужчин выпивка пробуждала страсть к агрессии, иные настраивались на более лирический и похабный лад, начиная приставать к сидевшим возле женщинам или же грубо обляпывая подошедшую долить вина или унести опустевшее блюдо прислугу.

Все веселились на полную катушку, не сдерживая себя ни в чём, а особенно раззадорен и криклив был уже давно оставивший свои молодость и зрелые годы позади пузатый мужчина с мясистым красным носом. Хотя его живот был непомерно велик, он всё же не был обрюзглым, а представлял из себя почти что идеальный шар, водружённый на пару тонких и кривоватых ножек. Его лицо было таким же раздутым и отёкшим, клоки нечёсаных волос торчали в разные стороны, а в спутанной бороде виднелись кусочки выпавшей изо рта еды. Одет он был в свой лучший костюм из тёмно-зелёного бархата; пуговицы на животе пришлось расстегнуть, так как с начала застолья брюхо успело заметно раздуться, а его голову венчала малость помятая и побитая корона из бронзы, лишённая украшений навроде драгоценных камней или жемчуга. Он возглавлял застолье, сидя на массивном кресле, поставленном на небольшом возвышении, а его стол покрывала лучшая, но уже до безобразия загаженная скатерть. По левую руку от него, на похожем кресле сидела женщина в светло-красном платье пастельного оттенка. С самого начала празднества она не взяла в рот ни крошки, а сидела совершенно неподвижная, смиренно сложив руки на коленях и сильно ссутулившись. Её лицо, шею и грудь закрывала плотная вуаль из кружевной ткани кремового цвета.

Такую вот картину застал Хромос, зайдя в новую залу, но не успел он толком оглядеться и рассмотреть гостей, как пара слуг вкатили большую бочку через главный вход и, поставив её возле хозяйского стола, выбили молотком днище. В воздухе тут же растёкся приятный сладковато-кислый, дурманящий аромат. Гости радостно загоготали и принялись опустошать чаши, выпивая их содержимое или же просто выплёскивая его на пол, чтобы освободить тару для особого угощения. Подгоняемая прислуга зачерпывала кувшинами благородный напиток и поспешно бегала вдоль рядов столов, разливая вино по чашам, и, хотя все сгорали от желания их осушить, они всё же ждали пока каждый получит причитавшуюся ему порцию. Как только раздача завершилась, один из гостей, пожилой и пухлый мужчина, с поразительной для его возраста прытью взобрался на стол, отдавив при этом своей жене два пальца, после чего набрал полную грудь воздуха и пронзительно завопил гнусавым голосом.

— Я хочу поднять эту чашу за моего дорого брата, за нашего друга и вашего хозяина, что так радушно принял нас в своём доме и щедро кормит нас и поит! И я хочу поднять эту чашу за его новоиспечённую жену, мою невестку, вашу госпожу — редкую красавицу, что должна принести ему здоровых сыновей и таких же красивых, как она сама, дочерей! Пусть вам двоим не будет ведомо горе и неудачи, особенно на брачном ложе! Пусть счастье будет вашим вечным спутником! Живите долго и сладко! Так выпьем же за вас, любимые мои!

— За Барона Зилвида! И за Баронессу Зилвид! — неслаженным хором ответили ему гости и дружно опрокинули чаши и кубки. Быстрее всех осушил свой большой, окованный медью рог сам барон и немедленно потребовал себе добавки. Держа его в руке, он тяжело и грузно поднялся с кресла, и его необъятное пузо легло на стол поверх тарелки с печёным картофелем и недоеденным рагу. Подняв рог высоко над головой, он пьяным и картавым голосом обратился к многочисленным гостям.

— Благодарю тебя, А́трим, за эти тёплые слова. Сегодня свершилось настоящее чудо. Спустя долгие годы непутёвой жизни вдовца, я снова сыграл свадьбу, взяв в жёны самую красивую девушку, если не всего королевства, то уж точно этого графства. И теперь мы с ней… мы с ней… кгхм… Кху-кгхым!

Приступ острого и сухого кашля прервал речь барона, точно его внезапно одолела коварная ангина. Он прикрыл рот рукой и кашлянул особенно сильно, но теперь мокро. Вязкий и склизкий комок пролетел по его горлу и разбился о ладонь. Барон отнял руку и увидел, что она вся была густо заляпана свернувшейся кровью. В следующий миг он ощутил, как десяток тупых, шершавых и зазубренных лезвий впились в его гортань и пищевод и принялись нещадно кромсать его внутренности, причиняя дикую, нестерпимую боль. Он ухватился за горло и попытался закричать, но лишь сиплое бульканье вырвалось из его глотки, по которой поднимался новый, куда больший сгусток. Вслед за хозяином гости тоже начали неудержимо кашлять, хвататься за шеи и животы, бессильно мычать и стонать от охватившей их агонии. Барона затрясло и скрутило, а затем его вырвало прямо на себя багровой и смердящей смесью из полупереваренной еды и крови. Поток всё не останавливался, стекая по бороде, рукам и одежде, образуя под его ногами лужу. Голова закружилась, тело ослабло, и барон повалился назад, опрокинув кресло на спинку.