Хозяйка Севера

— По-моему, они достаточно долго встречались с Рокотовым, чтобы притереться характерами, — заметила я. — Ты не находишь?

— Не нахожу, — спокойно... слишком спокойно ответил Левицкий. — Наташ, все с твоей Марианной будет хорошо, если она перестанет валять дурака.

— Ты так думаешь? — спросила я.

Герман прищурился.

— Наташа. С. Марианной. Всё. Будет. Хорошо.

— А если не будет? — быстро спросила я. — Если ей сейчас уже очень плохо, и станет только ещё хуже.

— Не станет.

— Откуда ты знаешь? — поморщилась я.

Герман же громко фыркнул.

— Наташа, Марианна теперь жена беты питерской стаи. Рокотовы знакомы нам ещё с тех самых пор, когда мы только начали расселяться по миру. Со времен первой северной стаи. Дмитрий — потомок одного из древних Альф.

— То есть, вы все родственники, что ли? — не поняла я.

Герман усмехнулся.

— Мы говорим о старых, очень старых временах.

— Насколько старых? — спросила я.

Левицкий улыбнулся.

— Скажем так, у людей тогда была совсем другая история, а эта, нынешняя, ещё не началась.

— Как это? — не поняла я.

Герман пожал плечами, но ничего не ответил.

— То есть, ты хочешь сказать, что знаешь историю своей расы с доисторических времен? — зашла я с «другого бока».

— Почему это тебя так удивляет? — спросил Левицкий. — Хороший вожак должен понимать сильные и слабые стороны своего народа.

Он вздохнул … и притянул меня к себе.

— Я не знаю, насколько старые знания правдивы. Судя по тому, что я наблюдаю, все совпадает. Но всё равно, это только легенды.

— Легенды?

Герман, положив подбородок на мою макушку, вздохнул.

— Говорят, что после изменения, оборотни уже не могли жить друг с другом, как это было раньше. Одичалость... появившаяся одичалость пугала, оборотни ещё не знали, что делать, как с ней бороться. Знали только, что мужчина с брачной меткой и детьми как правило неуязвим...

Замолчав ненадолго, Герман заговорил уже чуть тише.

— Знаешь, оборотни, несмотря на новые обстоятельства, сумели взять себя в руки и приспособиться... какое-то время мы даже процветали.

— А потом? — спросила я.

Герман усмехнулся.

— А потом мы, забыв свои корни, решили проиграть в людей. — обнимая меня, протянул Герман. — Но вся проблема заключалась в том, что мы не люди... и с этого момента оборотни начали вырождаться. Знаешь, как у одного английского классика: «у грехов длинные тени»?

Вывернувшись в его объятиях — так, что я могла заглянуть ему в лицо, я спросила.

— Что ты имеешь в виду?

Герман долго буравил меня внимательным, тяжелым взглядом. А затем произнес.

— Рокотов — последний в своём роду. Последний! Если у них не получится, то целый род сильных вожаков пропадет, канет в лету....

— И поэтому ты решил пожертвовать Марианной? — выдохнула я. — Разве можно положить жизнь — целую человеческую жизнь — ради истории рода?

— Наташа, не говори ерунды, — поморщился Герман. — С Марианной всё будет хорошо.

— Если только она смирится и примет этого Рокотова как своего мужа... Да, Герман?

— А почему ты считаешь, что это невыполнимо? — строго, превращаясь в надменного Альфу, спросил Левицкий. — Почему ты считаешь, что знаешь, как для Марианны будет лучше?

Герман недовольно рыкнул.

— Ты сколько с ней знакома, Наташа — год?

— Год... — кивнула я.

— А я знаю эту девчонку всю её жизнь, — фыркнул Герман. — Она росла на моих глазах.

— И тем не менее, ты пожертвовал ею!

— А может, всё не так, как кажется, — явно сдерживая себя сейчас, заметил Левицкий. — Может быть, ты просто не знаешь всех подробностей. И вообще, с чего такая резкая обеспокоенность судьбой Марианны?

— Я же Луна Стаи как никак, — развела я руками. — Поэтому я должна заботиться о своей оборотнице.

Взгляд Левицкого изменился.

— Ведь понимаю, что это просто отмазка, — усмехнулся он. — Но всё равно приятно.

Со смехом покачав головой, он добавил.

— Наташ, Марианна уже не твоя оборотница и не твоя забота. Никогда ею не была, если уж честно так сказать.

Я хотела было возразить, что Марианна все равно остается моей подругой, но вовремя прикусила язык. Ведь это было неправдой. Оставив меня в лесу на растерзание одичалому Альфе, Марианна, возможно,и выполнила долг оборотницы стаи, но потеряла мою дружбу.

«Хорошо, она не твоя подруга и не твоя оборотница, но она человек, который страдает. Разве можно просто пройти мимо страдающего?»

А с чего это я вообще думаю, что Марианна страдает? Из-за того дурацкого сна, где я стала курицей? Мало ли, что мне могло присниться?

«А мама Марианны тебе тоже приснилась?»

Её мама... её мама, возможно, реагирует слишком эмоционально. Матери ведь всегда принимают беду детей слишком близко к своему сердцу.

«Всё таки беду?»

Я вздохнула.

Честно так сказать, то мне не нравилось происходящее с бывшей подружкой. Но я понимала, что отчасти Герман прав... не в том смысле, что я не должна лезть во всё это, а в том смысле, что я далеко не всё знаю. Ведь Марианна долгое время встречалась с Рокотовым. Если всё настолько было плохо... разве не нашла бы она способа расторгнуть свою помолвку ещё тогда?

И потом, я видела как работает Герман. Я видела, как он заботиться о своих оборотнях... он не похож на того, кто ради связей с питерской стаей стал бы жертвовать жизнью своей родственницы.

— Рад, что ты это понимаешь, — хмыкнул Герман, снова протягивая руки, чтобы снова притянуть меня к себе.

— Герман, тыне выносим.

— Невыносим! — Быстро согласился со мной Левицкий. — А знаешь почему?

— Почему? — спросила я.

— Потому что нельзя держать мужика на голодном пайке, — назидательно произнес Герман. — Он злится начинает.

Я покосилась на стейки.

— Почему на голодном? — как можно невиннее спросила я, кивнув в сторону сковороды. — Мясо скоро будет готово.

Герман раздраженно фыркнул.

А я, не удержавшись, хихикала, спрятав лицо на его груди.

Когда же Герман, повздыхав, тихо пожаловался, что «вот какая ему пара досталась», я вообще залилась громким смехом.

Я смеялась, хохотала... несмотря на хмурого Левицкого, который удивительно стоически наблюдал за моим весельем. Когда я подняла голову и посмотрела в его абсолютно лишенное всяких эмоций лицо, он только многозначительно хмыкнул.

— Наташка, — протянул, вздыхая Герман. — Вьешь ты из меня веревки.