Хозяйка Севера

Хотя... положа руку на сердце, чем дольше я ждала встречи с Марианной, тем меньше готовой я к ней была.

Порадовавшись тому, что от оборотней на самом деле можно сбежать, я уже не чувствовала уверенности в том, что хочу это сделать. С одной стороны, меня пугал зверь и звериный поступки Германа. С другой стороны, с Германом я чувствовала себя защищенной.

Это, наверное, могло было бы показаться оксюмороном, но всё было именно так: когда я не боялась самого Германа, я не боялась ничего на свете, потому что чувствовала, что он полностью ограждает меня от всех бед этого мира.

Я могла больше не бояться поправиться. Не только потому, что Герман, кажется, и тогда бы смотрел на меня точно также, как он смотрел на меня сейчас — с желанием во взгляде (в конце концов, он предпочёл той красивой брюнетке меня, а это что-нибудь да значило). Но кроме этого, Герман, он..

… он не бросал меня наедине с моим проблемами.

Он ведь не просто организовал для меня спортзал, он ещё и был отличным инструктором — требовательным, но знающим, и в то же время крайне внимательным...

То же самое насчет работы.

По факту, он не запрещал меня вернуться обратно на моё прежнее место работы. Нет. Но он честно обрисовал мне всю ситуацию и, можно сказать, сам дал возможность выбора: чего именно я хочу — остаться работать в полиграфической фирме под присмотром его охраны или начать учиться как быть Луной Стаи.

«Всё правильно, Наташка. Твой жоних дал тебе право выбрать цвет поводка: благородный красный или веселенький розовый. Тебя обманули, подловили — и официально привязали к себе. А ты радостно бегаешь по кругу, думая, что всё ещё свободна».

Нет! Не в этом дело...

«Ты просто снова хочешь плыть по течению, не пытаясь самостоятельно построить свою собственную жизнь».

А что это — моя собственная жизнь?

Разве когда я жила с Аркадием, у меня была своя собственная жизнь? Я всеми силами стремилась прорасти в него, жила его интересами... и надеялась, что это будет взаимно.

Ведь именно так поступают все семейные люди — когда двое людей создают что-то своё одно общее...

В любом случае, когда живешь с человеком, прилаживаться приходится...

Да что там с человеком, даже к домашнему животному надо привыкать — у каждой кошки или собаки свой уникальный характер: одни кошки любят ластиться, другие предпочитают игнорить хозяев, вспоминая о них только во время кормления...

А тут, не просто Бобик или Мурка. Тут целый человек.

«... И в нашем случае, ещё немножечко волк».

Я тяжело вздохнула.

Да уж.

Только в моем случае прилаживаться приходится только мне — свобода Германа ничем не ограничена, в то время как я не могу уехать из его города... не могу ни шагу ступить без его одобрения.

Разве это жизнь?

«Ты все ещё думаешь, что у тебя есть выбор? Глупая Наташка... Спроси его, что будет через две недели, если ты не согласишься остаться рядом с ним как жена — спроси, и убедишься, что выбора у тебя нет».

Именно эта мысль не давала мне покоя.

Чтобы сделать выбор — не подстроиться под чужую жизнь, не принять обстоятельства как что-то нежеланное, но неизбежное, я должна была иметь этот выбор.

Пусть мой брак с Аркадием не сложился, но по крайней мере, выйти за него замуж и переехать в его город было моим собственным выбором, а не чем-то, что мне навязали насильно.

Наверное, такие мысли могли показаться постороннем человеку чем-то глупым. Казалось бы, что ещё надо женщине: богатый, влиятельный мужчина заботится о ней, как о принцессе, можно и потерпеть всякие неудобства, только вот...

… помнится, когда Грейс Келли убежала от голливудской нестабильности в Монако, став женой и первой леди этого влиятельного княжества, счастья она так не получила.

Ни она, ни её дети.

Как-то вечером, когда мы уже легли в кровать, я всё никак не могла заснуть. Смотрела на потолок — наблюдала за отсветом фонаря, и думала...думала, думала...

Пока сильная мужская рука не сграбастала меня к себе.

— Ты так не отдохнешь, — вздохнул Герман мне на ухо. — Спи, Наташа.

Я сначала молча кивнула, решив просто подчиниться Левицкому... не потому, что он был сильнее, а потому что он был прав: я могу полночи накручивать себя, ничего не решив, зато завтра целый день точно буду ходить разбитая.

Но эта мысль (про то, что Герман даже не сильнее, а просто прав) заставила меня в итоге развернуться к Левицкому лицом.

— Наташ? — спросил Герман, когда я выжидающе посмотрела на него.

— Что со мной будет, если я откажусь... когда четырнадцать дней закончатся? — спросила я у Германа.

Левицкий вздохнул.

— Ты хочешь об этом поговорить прямо сейчас? — спросил он и посмотрел на часы. — Наташ, полвторого ночи. Не выспишься же!

— А так я вообще не усну, — честно ответила я. — Что меня ждёт?

Герман вздохнул.

— Наташ, у оборотней не бывает разводов, — произнёс он. — А мы официально женаты.

— Но я не выходила за тебя замуж! — возмутилась я. И даже села на кровати от возмущения. — Ты же сам оформил все бумаги. Сам! Один. Без моего ведома.

— Я говорю сейчас не про ваши человеческие бумажки, которые у нас ничего не значат, — усмехнулся Левицкий и протянул руку к моей шее. — У нас метки, Наташа.

— Но...

— Метки — вот что делает наш брак настоящим.

Он говорил это так спокойно... что меня начало потрясывать мелкой дрожью.

— Я не просила и не ждала твоей метки, — замотала я головой. — Ты... тот монстр укусил меня, не оставив мне выбора.

— И ты укусила меня в ответ, — спокойно протянул Герман.

— Потому что это ваше полнолуние свело меня с ума, — напомнила я, замотав головой. — Я ничего не решала сама! Ты знал, что я не отдаю себе отчета.

— Наташ, если бы ничего ко мне не испытывала, то никакая Луна не смогла бы свести тебя с ума, — покачал головой Левицкий. — Так что не обманывай себя.

— Это ты меня обманул! — эмоционально воскликнула я. — Ты удивляешься, почему я не хочу стать Луной вашей стаи? Да потому что мне надоело решать уравнения с неизвестным количеством неизвестных.

Левицкий иронично приподнял бровь, думая,что я шучу — на самом деле, я просто не смогла найти менее красочного описания того, что происходило в моей жизни.

— Сначала ты говоришь что тебе нужно время, чтобы приструнить своего зверя. Когда же я, практически выждав этот срок, о котором мы договаривались, решаю уехать из города, ты останавливаешь поезд и снимаешь меня с него.

— Но, Наташа...

— Только не говори, пожалуйста, что это всё недопонимание. Что ты сразу не собирался отпускать меня в столицу, и думал, что я это тоже понимаю. Я этого не понимала!!!

Я нервно вздохнула.

— Герман, ты легко читаешь мои мысли — и я не поверю, что ты ни разу за месяц не слышал, что я на самом деле себе думала... ты просто действовал согласно своему плану.

— А что, если я просто не хотел пугать тебя раньше времени? — спросил Герман.

— Тебе напомнить, как именно ты вытащил меня из поезда? — усмехнулась я в ответ. — Ты помнишь тот цирк, что ты устроил.. и тот ужас, который я ощутила, когда я поняла, что не могу управлять своим телом.

— Наташ...

Я замотала головой, не давая Герману возможности продолжить.

— А потом ещё это полнолуние, когда я вдруг начала вести себя почти как оборотница, хотя я стопроцентный человек.

Посмотрев на Германа, мне пришлось признаться (он бы всё равно услышал это сейчас в моих мыслях).

— Я не понимаю, каким образом, но в эти два дня во время полнолуния, мой мир сузился до ушка швейной иглы — и весь оказался заполнен тобой.

— Это же хорошо, Наташ, — покачал головой Герман. — Когда муж и жена любят друг друга...

— Это ненормально!

Левицкий приподнял бровь.

— Я имею в виду, не когда любят, а когда это происходит как это случилось у меня.

Я протерла лицо руками.

— Меня — как будто реальной меня — совсем не осталось.

— Наташа, ты слишком драматизируешь...

— Нет, — замотала я головой. — Но знаешь, что самое страшное?

Я вопросительно посмотрела на Германа, но так и не дождавшись от него реакции, сама ответила:

— Но самое страшное наступило потом, когда Полнолуние отступило, и ко мне начали возвращаться мои прежние мысли... когда стала возвращаться прежняя я.

— Может, дело вовсе не в Луне, Наташ? — спросил Герман, прищурившись. И прищур у него вышел... недобрый. — Знаешь, как говорят,что у трезвого на уме, то у пьяного на языке?

— Я не пила.

— Я и не утверждаю этого, — пожал плечами Левицкий. — Но, возможно, Луна повлияла на тебя гораздо меньше, чем ты сама хочешь этого признать, и дело вовсе не в Луне, а в тебе самой?

— Тогда почему после полнолуния я снова стала собой прежней? — спросила я у Германа.

А тот просто снова пожал плечами.

— Потому что ты испугалась будущего. Или вспомнила своё прошлое.

Герман выразительно посмотрел на меня.

— Но, Наташа, ты совершаешь ту же ошибку, которую совершает большинство людей. Ты то живешь в прошлом, то со страхом заглядываешь в своё будущее — и никогда не живёшь просто настоящим.

Он протянул ко мне руку, давая возможность рассмотреть в тусклом свете фонаря его широкую мужественную мозолистую ладонь с длинными пальцами.

— Если ты перестанешь бояться того, чего не знаешь и перестанешь озираться назад — у нас всё получится, — уверенно добавил Герман.

Мне хотелось в это верить.

Хотелось глубоко вздохнуть, на всякий случай зажмуриться... и вложить свою ладошку в его руку.

Но...

Герман был прав: прошлый брак, который закончился разводом, дался мне слишком тяжело, чтобы я снова бездумно бросилась в этот омут.

Обжегшийся на молоке, дует на воду... хотя, сказать так честно, жизнь с Германом не напоминала мне минералку из холодильника.

— Что со мной будет, если я всё-таки не соглашусь? — спросила я, оставаясь сидеть на коленях возле лежащего рядом Левицкого, который в ответ на мой вопрос коротко усмехнулся.

— Как ты понимаешь, отпустить тебя в столицу или куда-то ещё далеко я не смогу. — Герман посмотрел на меня, прищурившись. — Наташ, даже если бы я хотел... мой волк не позволит расстаться со своей истинной парой. Особенно сейчас, когда мы уже полностью связаны.

— Тогда... какой же у меня остается выбор?

— Если ты не пожелаешь сохранить наш союз, то технически мы всё равно останемся супругами. Тебе будет позволено жить отдельно — здесь или в любом другом месте на территории моей стае.

Герман усмехнулся.

— Естественно, одной. Никаких мужчин рядом с тобой я не потерплю.

— И как долго? — спросила я... скорее для проформы, чем для того, чтобы узнать ответ. Потому что ответ я и так уже знала.

— До конца жизни, — ответил Герман, неприятно улыбнувшись. — Поэтому, если ты хочешь детей, я — твой единственный вариант.

Я взглянула на Левицкого, который сейчас словно расслабленный хищник, раскинулся на белоснежных простынях. О да, он нисколько не сомневался, что так или иначе, но я соглашусь на его предложение. Ведь уже прекрасно знал, чего я больше всего хочу от этой жизни: семью и детей.

— … а твоя стая? — спросила я вкрадчиво. — Если я выберу жизнь без оборотней, мне ведь не придется больше проводить время среди них?