Хозяйка Севера

Если Марианна открыла какой-то способ, который позволяет это сделать... мне необходимо навестить её — и разговорить, чтобы она незамедлительно поделилась со мной тем, как у нее это вышло.

— Если Марианна будет не против, то я хотела бы с ней встретиться... как-то, — добавила я после небольшой паузы.

Честно говоря, я ждала, что Надежда Ивановна станет возражать.

Во-первых, мы с её дочерью расстались совсем не подругами. Да, она как-то странно приснилась мне, а я, в свою очередь, то же самое: как-то странно попала в её сон.

Где мы и поговорили.

Но это всё было во сне, в действительности же после того, как Марианна предала меня, мы перестали быть подругами.

Опять же, она сейчас пряталась ото всех, в том числе и от Германа... то есть, мой визит мог поставить её под удар. Нужно ли было Марианне так рисковать сейчас собой? И зачем? Ради того, чтобы со мной немного пообщаться?

В общем, я была почти уверена, что Надежда Ивановна мне откажет.

Придумает какой-нибудь вежливый вариант, почему нам пока лучше не встречаться: допустим, Марианна скрывается где-то далеко от Мурманска — так, что у меня просто не получится навестить её тайком от Германа. Или может быть Марианна сейчас так плохо сейчас чувствует, что просто не в состоянии ни с кем общаться.

Вариантов было сколько угодно... но Надежда Ивановна, услыхав мою просьбу, тут же кивнула.

— Да, — только и сказала она. — Это будет хорошо. Вам необходимо встретиться и поговорить.

Посмотрев на меня, мама Марианны тут же предложила.

— Думаю, это займет несколько дней: мы должны будем всё подговорить так, чтобы никто ничего не узнал.

«МЫ?»

— Ника тоже в курсе? — удивилась я, поскольку не верила, что моя помощница (хорошо, помощница Надежды Ивановны) посвящена в тайну Марианны.

Дело не в том, что Нике нельзя было довериться (откуда я знала, можно или нельзя?), а в том, что Ника сейчас была под пристальным вниманием Германа... Как ей удавалось хранить эту тайну, когда Герман так легко «читает» всё своё окружение?

— Нет, она не в курсе, — покачала головой мама Марианны. — И лучше будет для самой Ники, если она так и не узнает... про мою дочь.

Я понимающе кивнула.

— То есть, когда в следующий раз мы будем встречаться с вами снова...

— Да, — кивнула Надежда Ивановна. — Я всё подготовлю, в последний момент предупрежу Нику — и тогда следуйте её указанием.

— А какой будет повод для встречи?

Надежда Ивановна задумалась.

— Давайте так... сделаем вид, что вы меня сегодня спросили о чем-то важным, — Надежда Ивановна ударила себя пальцем по губам. — Какой-то сложный вопрос, на который у меня так просто ответа не нашлось...

Я кивнула.

— Звучит хорошо.

— Звучит просто отлично, — улыбнулась Надежда Ивановна. — Главное, не вдавайтесь в подробности.

— Даже если Ника будет спрашивать.

— Ника не осмелится спрашивать у Луны Стаи, — возразила мне мама Марианны. — Но будет лучше, если вы сами, сразу после нашей встречи скажите, что не всё выяснили... чтобы в тот момент, когда я объявлюсь, это не стало для неё слишком большим сюрпризом.

В общем, именно так мы и решили — и после чего, быстро со мной попрощавшись, мама Марианны вышла через служебную дверь, а я осталась в комнате... пытаясь прийти в себя после нашего странного разговора.

На самом деле странного...

Я так и не услышала ни одной детали касательно Марианны. Понятно, что её мама пыталась сохранить все детали в тайне, чтобы я не смогла выдать её дочь... но всё равно. Ни одной мало-мальски четкой детали. Я даже толком не поняла, что именно произошло с моей бывшей подругой в её новой стае.

«Однако если Марианна нашла какой-то способ, как сбежать от оборотней, то я должна выяснить, в чем он заключается».

Я ДОЛЖНА ЭТО СДЕЛАТЬ!

Я ДОЛЖНА ТОЖЕ НАЙТИ СПОСОБ, ЧТОБЫ СБЕЖАТЬ ОТ ГЕРМАНА.

НЕУЖЕЛИ ТАКОЕ ВООБЩЕ ВОЗМОЖНО?

Мне хотелось танцевать от радости не только за Марианну, но и за себя. Ведь если это получилось у неё, то может получиться и у меня.

У меня может получиться убежать от оборотней. Далеко-далеко. Так, что никто меня не найдет.

Самое сложное было заставить себя «погасить» эти мысли в своей голове. Заставить на время отложить ту надежду, которая забрезжила для меня, как свет в конце туннеля, и вернуться к своей уже привычной жизни.

Как только за Надеждой Ивановной закрылась дверь, я закрыла глаза и принялась глубоко дышать, настраиваясь на совсем другой лад. До того, как мама Марианны снова свяжется с Никой, мне было бы лучше вообще не думать ни о ней, ни о Марианне, чтобы не испортить всё дело.

Ведь пока мне удалось сделать так, что Герман «не услышал» про нашу встречу... а новая встреча с Надеждой Ивановной и Марианной обещала не просто избавиться от ненужного беспокойства за жизнь подруги, но ещё и круто изменить мою собственную жизнь.

И … «не думать» оказалось самым тяжелым.

Признаюсь, что я потратила весь остаток своего «рабочего» дня, чтобынастроиться на эту волну «ничего не видела, ничего не слышала, нигде ни с кем не говорила”.

Однако, как только мы с Германом оказались наедине в машине, мне сразу же стало страшно.

Левицкий, усадив меня в джип, совсем не спешил завести мотор и выехать с парковки. Вместо этого Герман, когда сел в машину на водительское место, повернулся ко мне и взял моё лицо в свои ладони.

— Наташа, как прошёл твой день? — мягко спросил он, осторожно лаская подушечками своих пальцев мою кожу.

— Хор...хорошо, — немного запнувшись ответила я. Моя кожа горела под его пальцами. Моё тело оживало, а память... память подсказывала то, что я пока не хотела слушать.

Не сейчас.

Сейчас я ещё не готова воспринимать Левицкого так близко, оставаясь при этом равнодушной.

— Кажется, вы с Никой поладили, — улыбаясь, протянул Герман.

— Поладили, — согласилась я, ненадолго запнувшись. — Она... она многому меня учит.

— Я рад, — улыбнулся Левицкий, в то время как его чуть заснеженные серые глаза продолжали меня буравить.

Я чувствовала, что Герман хочет от меня что-то услышать. Я боялась того, что он мог прочитать в моих мыслях. Я боялась, что моя маскировка не помогла.

— Наташа, — вздохнул Герман. — Тебе не кажется, что ты боишься напрасно?

Он провел большим пальцем по моей губе.

— Ты уже учишься быть Луной Стаи, и насколько я слышал, у тебя это прекрасно получается. Ты поладила с оборотницами, с оборотнями из охраны...

— Герман, ох...

— … со мной, — покачал головой мужчина, прося меня взглядом дать ему договорить. — Мы прекрасно ладим друг с другом, Наташ. И не только в постели, я имею в виду. Хотя я никогда прежде не чувствовал такого урагана чувств, только с тобой.

Герман улыбнулся и заправил выбившуюся прядь моих волос мне за ухо.

— Я никогда не был женат, но от друзей я слышал, — в этот Герман многозначительно усмехнулся, — Я слышал, что ни один брак не бывает без ссор. И говорят... говорят, что примирение между супругами только поддает перчинке в отношениях.

Герман говорил это с такой искусительной интонацией, что мне хотелось следовать его голосу, принять из его рук, всё, что он готов мне дать — и стать навсегда частью не только его мира, но и его самого.

— Наташа, — довольно улыбнулся Герман, явно понимая, какой эффект на меня оказывается его мягкость тона и нежные прикосновения.

— Герман...

Я почти растаяла.

Почти.

Если не мой первый брак с Аркашей, то я бы не выдержала: бросилась бы в эти отношения, которые мне предлагал Герман, как в омут с головой, не желая думать о последствиях... точнее, предполагая, что разбираться с последствиями мы будем вместе — по мере их возникновения.

Именно так я думала, когда согласилась выйти замуж за Аркадия.

Я тогда считала — наивно считала — что любые трудности преодолимы, если мы будем работать над ними вместе.

Вместе.

Только вместе иногда не случается.

Взять хотя бы Левицкого... Это сейчас Герман такой мягкий и понимающий, но каким он будет завтра? Ведь это он снес дверной проход вместе с дверью, чтобы только добраться до меня.

Это он снял меня с поезда, когда я хотела убежать — и устроил чуть не показательную «порку», застав меня почувствовать себя безвольной, никчемной куклой.

Это он воспользовался тем, как на меня повлияло полнолуние, чтобы уговорить меня поставить метку — а после гордо продемонстрировал мне мой новый паспорт с уже его фамилией на бланке.

Да... Герман, несмотря на то, что он привлекал меня как никто другой, в то же время он не мог не пугать меня. Меня пугала его власть, его возможности... его двуликость.

«А если у нас появятся дети?»

Если у нас появятся дети, то я никогда не смогу уйти от него... но даже это мне казалось сейчас не самым страшным.

Я боялась... я не была уверена, что мои дети (если они, конечно, когда-нибудь родятся) — что они будут рады своей участи. Быть оборотнями — это значит, жить по их законам, где всё единолично решает вожак. И мои дети будут вынуждены подчиняться своему вожаку, также, как Марианна подчинилась Герману.

— Наташка, — выдохнул мне прямо в губы Герман. Пока я углубилась в свои мысли, он наклонился ко мне ещё ближе — так, что наши лица теперь почти соприкасались носами. — Наши дети родятся наследниками Альфы. У них будет самое привилегированное положение в стае.

«Но они всё равно будут оборотнями», — подумала я, вслух же сказала совсем иное:

— Пожалуйста, Герман... ты обещал мне дать несколько дней на подумать.

— Несколько дней? — усмехнулся Левицкий. — Наташ, уже почти неделя прошла... Сколько тебе ещё надо времени?

— Я не знаю! — Нервно ответила я.

Герман усмехнулся.

— По-моему, ты просто боишься сделать последний шаг — и самой себе признаться, что теперь это твоя жизнь.

— Пожалуйста, — попросила я, покачав головой. — Ты обещал... несколько дней.

Во взгляде Германа промелькнуло какое-то выражение... как будто вьюга промчалась, а его глаза мгновенно стали... как будто более заснеженными.

Так я поняла, что он злится на меня сейчас — злится на то, что он услышал.

— Я дам тебе ещё две недели, — медленно произнес Герман. — Две недели, Наташа. После чего если ты не решишь всё сама, за тебя решу я.

Две недели.

Четырнадцать дней, а ещё не знаю, хватит ли мне этого. Что если я так и не встречусь...

...с тем, что меня пугает в оборотнях, и сделаю неправильный выбор?

Я посмотрела на Германа, который сейчас пристально смотрел на меня.

— Две недели, Наташа, — повторил Левицкий. — Следующее полнолуние мы будем встречать как положено.

Всего две недели.

Всего.

Окончательно.

И именно это повторяла я про себя всю нашу дорогу домой — делая всё возможное и невозможное, чтобы не думать при Германе о маме Марианны, и о нашей с ей новой встрече, которая могла стать для меня избавлением от оборотней. А также возможностью навсегда забыть про ультиматум Германа.

Как я и предполагала, «не думать» окажется самым сложным.

Проблема заключалась ещё в том, что не зная точной даты, я каждый день невольно ждала какого-то знака от Ники, прокручивала в голове наш разговор с Надеждой Ивановной и переживала, гадая захочет ли Марианна поделиться со мной своим способом побега из стаи.