Хозяйка Севера

Глава 6

Глава 6

Я, кажется, упала.

Да нет, не кажется — точно упала. Бросилась бежать в сторону ванной, оглядываясь на Германа, и не удержалась на ногах: когда дверной проем не выдержав его натиска, с треском развалился, я подскочила со страха... и неудачно приземлилась на пол, подскользнувшись на ровном месте.

Хотя скорее всего меня просто не удержали ноги — я впервые поняла, что фраза «подкосились ноги от страха» не фигура речи, а буквальное описание того, что иногда случается с человеком.

У меня на самом деле подкосились ноги от страха — так, что оказавшись на полу, я уже не могла подняться. Поэтому просто смотрела на то, как чудовище, которое уже вошло в комнату, медленно надвигалось на меня. Огромный, злой монстр...

В этот момент я отчетливо поняла, что меня бы не спасла ванная комната, куда я стремилась — та, новая дверь всего лишь бы ненадолго отсрочила мою встречу с этим разъяренным оборотнем.

— Герман, — с трудом выдохнула я, чувствуя, как горячее дыхание Германа опаляет мою кожу лица. — Герман, пожалуйста...

Я не знаю точно, о чем я в тот момент собиралась его просить. Наверное, о милосердии. О том, чтобы он не причинил мне боли — ни душевной, ни физической... Хотя какое у зверей милосердие.

Он возвышался надо мной — огромный, мощный... и очень злой.

— Ты обязана меня слушаться, — раздраженно рявкнуло чудовище, не сводя с меня яростного желтого взгляда. — Ты моя жена, моя пара, моя Луна.

Я затаила дыхание.

Мне было страшно, очень страшно... но несмотря на всепоглощающий страх, который в тот момент сковывал моё тело, я так и не смогла ответить Герману той фразой, которую он от меня ждал.

В союзе двух взрослых людей связка начальник-подчиненный допустима только на работе. В личной же жизни...

— И в личной жизни тоже! — рявкнуло чудовище. — Ты только недавно вошла в нашу стаю, ты не знаешь наших правил, наших устоев...

— Каких устоев? — испуганно воскликнула я, пытаясь подавить свой страх.

Я чувствовала себя ужасно, чувствовала себя в западне, и именно поэтому решилась на этот вопрос, понимая, что терять мне, в общем-то, уже и нечего. — Так каких устоев, Герман? При которых ты и твои приятели разгуливаете по улице в чем мать родила?

— Мы только перекинулись обратно в людей, — процедил монстр сквозь зубы. — И мы не настолько стесняемся своих тел как вы, люди.

— О да, — кивнула я, чувствуя, как в моей душе ширится огромная черная дыра. — Я видела, как вы не стесняетесь.

Я видела...

Видела.

Монстр был прав, они — Герман и его сопровождающие — вообще не стеснялись своих тел. Так, как не стесняются своего внешнего вида звери, не понимая человеческой морали.

Монстр нависший надо мной, цинично усмехнулся.

— Мы — понимаем.

«Но не принимают», — мысленно закончила я фразу за чудовищем.

Не принимают, живут по своим законам...

— Теперь это и твои законы тоже, жена моя, — рявкнул Левицкий протягивая ко мне руку. Точнее, не ко мне, а к моим волосам.

Его страшная нечеловеческая рука не просто коснулась моей головы. После его резкой фразы я опасалась грубого захвата и боли, которую он мог мне причинить, но жесткие длинные пальцы, заканчивающиеся такими же длинными когтями, принялись аккуратно расчесывать мои взлохмаченные волосы, давая этим самым мне иллюзию спокойствия.

Я замерла, не зная, как реагировать на эти прикосновения Германа. Его касания напоминали мне прикосновения того мужчины, в которого я влюбилась...

Вздохнув, я перевела взгляд в сторону — и наткнулась взглядом на развороченный дверной проём.

Самой двери уже просто не существовало — она была «выдернута с корнем» и явно откинута куда-то назад. От когтей монстра пострадал и дверной проем.

Наверное, в этом была виновата пресловутая женская логика, но в тот момент я в первую очередь подумала о том, что мне очень жаль эту старую дверь. Ведь Герман разворотил не просто дверной проем, а память о родителях.

Помнится, Герман чуть раньше сам мне признался, что в этой спальне ничего не меняли со времен его матери. И я не думаю, что проблема была в денежных средствах.

То есть ничего в этой спальне не меняли, потому что Герман хотел сохранить частичку памяти о родителях в виде нетронутой комнаты своей матери.

А теперь этот «французский» скрытый переход между комнатами был полностью уничтожен.

Я тяжело вздохнула, чувствуя, что мне очень жаль этой утраченной памяти, которая ещё оставалась у Германа от его родителей.

Я ведь уже знала, что его родители рано ушли — не так рано, как мои, но всё равно... я могла понять Германа! И именно это чувство — чувство сожаления и грусти по его ушедшим родителям на какое-то время заслонили перед мной собой всё остальное.

Я снова тяжело вздохнула, не решаясь произнести хотя бы одного слова вслух.

И только потом...только спустя минут пять, а то и десять, когда мысли о родителях начали понемногу иссякать... мне снова стало страшно.

Ведь та рука, которая зарывалась в мои волосы, не была рукой моего мужчины. Это была рука монстра, только что ворвавшегося в мою комнату с помощью грубой силы.

Я вздрогнула.

Рука монстра!!! Чудовища, который был способен на ужасные поступки. Зверя, в котором не было ничего человеческого.

Это была рука оборотня... а не просто мужчины.

Пальцы, которые до этого момента, осторожно проходили сквозь локоны моих волос, резко сжались, схватив меня за эти самые волосы.

Схватили не больно, но чувствительно.

— Наташа, — прохрипел Герман, вынудив меня приподнять голову так, что я вынужденно встретилась с ним взглядом. — Не говори ерунды.

— Я ничего не говорила, — с заминкой в голосе ответила я.

Несмотря на всю браваду, моя храбрость была наносной, ненастоящей — мне было страшно сейчас находиться во власти такого Германа.

Зверь, впиваясь взглядом в моё лицо, зарычал, заставив меня поежиться и снова замереть, не решаясь даже вздохнуть сейчас полной грудью.

— Ты. Моя. Женщина. — Процедил сквозь огромные клыки Герман. В то время, как его желтые звериные глаза пытались проникнуть ко мне прямо в душу. — Ты. Моя. Жена.

Наши взгляды встретились. Его — звериный. И мой — испуганный и обреченный.

— Отпусти меня, пожалуйста, — неожиданно для самой себя, жалобно протянула я, обращаясь к зверю, коим сейчас и являлся Герман. — Я не готова, Герман... я не справляюсь со всем этим.

Я впервые отчетливо осознала это.

Герман сделал многое, чтобы я привыкла к нему. Чтобы я забыла ту нашу первую встречу в лесу и того монстра, который напал на меня тогда.

У него это почти получилось.

Нет, я всё ещё боялась того зверя, который периодически выглядывал из Германа — не буду врать, что не боялась — боялась ещё как. Но дело было даже не в этом.

Сейчас, глядя на развороченную дверь, ощущая на себе горячее дыхание оборотня, я видела перед глазами ту картинку, с которой всё началось.

То, как Герман со своими товарищами спокойно прогуливался обнаженным на улице.

Они не стесняются своих тел, сказал мне Герман — и это было правдой. Но в всём их поведении... во всей реакции их тел было так много нечеловеческого, звериного, что я не могла больше отрицать — именно в этом и была главная проблема.

Герман не стеснялся ни своей наготы, ни своего возбуждения... и не видел ничего неправильного в том, чтобы отдавать мне приказы перед всеми.

— ТЫ. МОЯ. ЖЕНА. — процедил сквозь зубы Левицкий, снова подслушав мои мысли.

Я сначала думала кивнуть — мол, да, слышала уже это объяснение, но передумала, побоявшись, что он воспримет мой кивок как согласие с этим статусом.

На самом деле, всё между нами было абсолютно чудовищно.

Всё, кроме той полной страсти нескончаемой ночи, когда я даже не могла разобрать, что за окном: день, ночь, вечер.

Почему я решила, что мы по одинаковому ощущаем, по одинаковому чувствуем? Не потому ли, что Герман целый месяц очень дотошно изображал из себя обыкновенного мужчину — и я поверив этой картинке, забыла, кто он на самом деле?

Тот Герман, которого я знала в Мурманске, сильно отличался от этого незнакомца, которого я сегодня увидела — незнакомца, который только внешне напоминал моего мужчину...

Это было похоже, как будто какой-то чужой, какой-то инопланетянин, вселившись в Германа, просто позаимствовал его тело. Абсолютно чужой мужчина в абсолютно чужой среде.

Та короткая сцена, случайной свидетельницей которой я стала, как будто отрезвила меня, вытащила из омута страсти и включила мозги...

Зачем я здесь? Что я здесь делаю?

Мне казалось, что мои глупые мечты, в которых я видела себя счастливой женой и мамой нескольких малышей, как будто вывернули наизнанку — предлагая оплатить всё это непомерной для меня ценой.

Смешно, наверное, но... ведь если так рассудить, то из-за Германа я уже успела смириться даже со зверем, который с силой ворвался в мою жизнь.

Однако, все дело в том, что я сама... я сама, кажется, была не готова стать частью его звериного общества.

Эти правила, эти устои были совершенно чужды мне — я не могла представить, что я когда нибудь смогу спокойно принять появление своего мужа абсолютно обнаженным — и прогуливающимся со своими друзьями так, будто в этом не было ничего неприличного или необычного.

Нет, нет, нет!

А как он приказал той брюнетке?

— Наташа.

Зверь, который всё ещё только напоминал внешне Германа, оборвал мои рвущиеся наружу мысли отчаяния.

Свободной рукой он схватил меня за подбородок — и приблизил моё лицо к своему.

Наши взгляды снова встретились. И несмотря на то, что его лицо сейчас было почти полностью звериной мордой, в его желтых волчьих глазах я вдруг увидела... своего Германа — того, человека, которого, кажется, уже успела немного полюбить.

— Что плохого в обнаженном теле? — искренне и даже недоумевающе спросил он. — Разве моё тело уродливо? Разве на него неприятно смотреть?

Он не понимает!

— Не понимаю, — согласился Герман-зверь. Прохрипев эту короткую фразу, зверь провёл опасным длинным когтем по моим губам. — Я знаю, что ты хочешь меня ничуть не меньше, чем я тебя. Я знаю, что моё тело возбуждает тебя также, как меня возбуждает твоё тело, твой запах, твои мысли... большинство из них...

Взгляд зверя сместился на мои губы.

— И я не вижу в этом ничего плохого.

Я попыталась осторожно высвободиться из захвата его рук. Мне это не удалось — Герман крепко держал меня своими пальцами, не давая возможности ни отстраниться, ни поменять положение.

— Пожалуйста. — Попросила я тихо.

Наши взгляды снова встретились.

Я увидела, мимолётную вспышку гнева в его желтом взгляде, заметила, как заходили желваки на его лице — и как опасливо сощурился Герман-зверь в ответ на мою просьбу.

— Ты просто себя накрутила. Ничего больше, — фыркнул он, отмахнувшись от моей мольбы как от чего-то незначительного.

— Я хочу уехать отсюда, — зачем-то продолжала настаивать я, вспоминая ту поганую сценку, которая прокручивалась в моей голове снова и снова — когда Герман возбудился от присутствия рядом с ним другой женщины, обнаженной темноволосой красавицы. — Герман, я не хочу здесь оставаться.