Хозяйка Севера

Я прикусила губу, понимая, что это не остановит Левицкого.

… если только я не буду настаивать на гражданской церемонии.

Ведь если так разобраться, то обычаи оборотней — это обычаи оборотней, и к законному (с точки зрения государства законному ) браку они не имеют никакого отношения.

С точки зрения закона, я свободная женщина... поправочка, разведенная свободная женщина.

— Да что ты? — приподнял бровь Герман, который всё это время не отрывал от меня взгляда. — Как удобно, да, Наташа?

— О чем это ты? — попыталась прикинуться я дурочкой.

Левицкий издевательски фыркнул.

— Кажется, именно ты много раз говорила про метку, — протянул Герман, продолжая жечь меня взглядом. — Сколько раз ты упоминала, что раз мы не заверили обряд, то не считаемся супругами?

Понимая, что Герман ждёт от меня ответа, я осторожно пожала плечами.

Я просто не знала, что ему на это ответить.

Он был, конечно, прав — по всему получалось, что он был прав... только, когда я говорила ему про то, что обряд между нами не закончен, я не думала, что я сама, по своей воле, укушу его в ответ.

… и как так получилось, что не прошло и суток, а я уже жалею о своем поступке?

— Я облегчу твои страдания, — хмыкнул Левицкий, оказавшись снова рядом со мной. Схватив меня за руку, Герман потянул меня в свою спальню прямо через развороченный дверной проход.

Казалось для Германа не было ничего страшного в том, что его зверь (или он сам) выбил дверь — он как будто вообще этого не замечал.

Я же, не по своей воле следовавшая за ним, смотрела на всё это с нескрываемым ужасом. Это как будто ещё раз доказывало, насколько мы с Левицким абсолютно разные — точнее, что мы из разных миров, которым лучше не пересекаться.

Как только я об этом подумала, Герман резко обернулся ко мне.

— Ты забыла, что тебя вырастила оборотница? — приподняв бровь, поинтересовался Левицкий. Впиваясь в меня глазами, он ,видимо, ожидал от меня какого-то ответа, но мне нечего было ему на это возразить.

Хотя...

— Бабушка Наташа никогда не рассказывала нам с мамой про оборотней, — произнесла я тихо. Тише, чем я сама этого хотела. Это была не просто фраза...

Герман, видимо, хотел напомнить мне, что я не совсем чужая в его мире, только вот бабушка Наташа, видимо, неспроста скрывала от нас с мамой свою двуликость... возможно, она сама больше, чем кто-либо другой понимала, насколько ужасны оборотни.

Впрочем, эта мысль приходила мне в голову раньше — и потому она не стала для меня откровением. Тем более сейчас, когда я наблюдала все «прелести» жизни в мире оборотней: развороченный дверной проем сам по себе мог служить прекрасной иллюстрацией к этому мнению.

Однако, обнаженный мощный мужчина, против моей воли приволокший меня в свою комнату, делал это мнение... бесспорным.

Если бы я только могла забыть то время, когда я целовала это натренированное тело... когда сама впивалась в его руки, прося, нет требуя, чтобы они не отпускали меня.

«Это было просто временное сумасшествие», — подумала я растерянно отводя взгляд от обнаженного торса Германа. — «Чем скорее я из этого всего выберусь, тем быстрее я всё это забуду».

— Ты уже одна из нас, Наташ, — улыбнулся тем временем Герман.

Он явно слышал всё, о чем я сейчас думаю, и потому демонстрировал себя во всей красе...

Проведя рукой по своим кубикам пресса, он поднял руку вверх, к своей груди, и дальше к мускулистой, даже не волчьей, а почти бычьей шеи.

Внимательно следя глазами за моим взглядом, он склонил голову на бок и снова продемонстрировал мне место своей метки.

— Чем скорее ты поймешь, что ты теперь моя жена, тем легче тебе будет принять свою новую жизнь.

В этот раз мне показалось, что Герман не совсем правильно уловил мысли, которые были в моей голове, но я не стала его поправлять.

Нет, я признавала, что последние два дня я вела себя... довольно раскованно, но даже это не могло изменить моего стремления выбраться из мира оборотней.

«Кажется».

Герман смерил меня долгим взглядом.

Я ожидала, что он что-то скажет в ответ на мои мысли, но Герман вместо этого многозначительно хмыкнул, а затем вообще отошёл к столу. Точнее, к стулу, на котором сейчас небрежно весела его куртка.

Когда Герман взял куртку в руки, я подумала, что он собирается надеть её — и это выглядело также странно, как моё поведение в минувшие пару дней... в том смысле, зачем голому мужчину надевать сразу куртку? Тем более, что и низ у него был не прикрыт.

— Кажется, в последние полтора суток тебя это не смущало, — усмехнулся Герман, оставаясь стоять ко мне полубоком.

Из того положения, как он стоял, я могла отлично рассмотреть бугрящиеся его мышцы на его спине, но не могла понять, что он делает.

Лишь когда я немного сместилась, я поняла, что Герман что-то ищет в одном из карманов своей куртки.

Мне не пришлось долго гадать, зачем он это делает … именно сейчас, потому как Герман почти сразу повернулся ко мне, с ухмылкой продемонстрировав паспорт.

— Что это? — спросила я, когда Герман протянул мне красную книжицу.

Он приподнял бровь и кивнул на паспорт в его руке, но вслух произносить ничего не стал, явно предлагая мне самой всё для себя прояснить.

Что я и сделала.

Осторожно, чуть ли не кончиками пальцев, взяла у него паспорт... и поколебавшись недолго, открыла его.

Паспорт был совсем новеньким, ещё даже как-будто бы пах чернилами, и казался вполне обычным паспортом гражданина Российской Федерации... только вот на третьей странице с фотографии на меня смотрела... я сама, собственной персоной.

Но это точно был не мой паспорт.

Не мой!!!

Мой уже порядком затертый, хоть я и использую обложки. И фотография у меня на паспорте другая...

Почему-то эти детали появились в моем мозгу раньше, чем остальные, куда более очевидные вещи.

— Что это? — повторила я свой вопрос, взглянув на Германа.

И только после этого я снова опустила взгляд вниз... и прочитала всё то, что было написано рядом с моей новой фотографией.

Чужая фамилия... моё имя.

Левицкая Наталья Сергеевна.

— Что? — я подняла потрясенный взгляд на Германа. Он в этот момент явно упивался моей растерянностью. Не дождавшись от Левицкого ответа, я быстро пролистала паспорт, найдя на одной из последних страниц штамп ЗАГСа, по которому получалось, что месяц назад Левицкий Герман Павлович и я сочетались законным браком в ЗАГСе города Мурманска.

Месяц назад... в день, когда я оказалась в лесу с Марианной.

Месяц назад!!!

Я смотрела на Германа... и не могла поверить в то, что он сделала.

— Как? — только и спросила я. — Зачем, Герман?

На что Левицкий просто пожал плечами.

— Наташа, я уже говорил тебе, что для нас, оборотней, человеческий обряд бракосочетания неважен... Для тебя, насколько я понял, важен не обряд, а статус, поэтому... — в этот момент Герман кивнул на паспорт. — Отныне и навсегда — ты моя жена.

Я смотрела на Германа и понимала... понимала, что всё ещё хуже. Он не просто нечеловек — оборотень. Он ещё просто бесчеловечный тип, который даже не понял чудовищность своего поступка.

— Обычно такие вещи спрашивают... — протянула я, всё ещё не зная, как мне реагировать. Ругаться? Плакать? Устроить истерику?

Герман молча смерил меня взглядом — выразительным, долгим взглядом. А я снова уставилась на новый паспорт — точнее, на штамп в паспорте.

Месяц назад... Месяц назад!

— Получается, наша свадьба состоялась ночью в лесу, — зло хохотнула я, бросив паспорт на кресло. — Вместо белого свадебного платья — сугроб, вместо выкупа невесты — предательство её подружки, вместо первого поцелуя законных супругов — насилие над моим телом.

Мне удалось своей короткой фразой стереть довольную ухмылочку с лица Левицкого.

— Наташа...

— Я хочу уехать, — мотнула я головой. — Сейчас же.

Я думала моего ледяного тона и презрения во взгляде хватит, что Герман оставил меня в покое.

Он на самом деле кивнул и отошёл к гардеробу, давая мне чуть больше свободного пространства для вздоха.

Но этого было недостаточно! Я хотела вообще остаться одна.

— Я хочу уехать, — повторила я свою просьбу.

— Как хочешь, — спокойно протянул Герман в ответ, открывая при этом дверцу шкафа.

— Одна, — попытала я удачу.

Герман, который в этот момент уже вытащил с полки темные джинсы, резко повернулся в мою сторону.

Приподняв бровь, он многозначительно усмехнулся.

— Наташ, одна ты теперь уже точно никуда не поедешь, — заявил он, как ни в чем не бывало вернувшись к своему надменному командному тону. — Либо мы едем вдвоем, либо ты остаешься здесь.

Он не прерывал своих сборов, не смотрел на меня выжидающе — ожидая, когда я сама выберу подходящий для себя вариант. Он швырнул в меня паспортом, выставил ультиматум... и продолжил просто одеваться.

Но самое худшее заключалось в том, что я понимала — он не отступится.

Несмотря на кажущуюся мягкость его действий, решения Германа никогда не менялись, и я понимала, что это его последнее слово.

Мы вернулись назад — с того места, с которого начали... я по-прежнему должна буду делить с Левицким свою жизнь, только теперь он имеет на меня все права как муж... по законам людей и законам оборотней.

«Наташка, что ты наделала, дуреха!» — захотелось закричать мне на саму себя.

Что я наделала...

Я зажала рот рукой, пытаясь... не знаю, пытаясь придумать, как мне вернуть всё назад.

Как мне вернуться к тому моменту, когда Герман попросил пожить меня в его квартире, вместе с ним, один месяц, чтобы он сумел взять своего зверя под полный контроль.

Хотя бы к этому моменту... если уж мне вообще никак нельзя уехать из города.

«Теперь ты его жена, Наташа... он сделал всё так, что ты официально его жена. И ничего нельзя с этим поделать».

Я горько усмехнулась, полагая, что подавать мне на развод бессмысленно.

И всё же... я не могла так просто взять — и согласиться вернуться назад. Как мы теперь будем существовать вдвоём в его квартире, где только одна спальня?

После всего, что между нами было...

Левицкий, поймав мой взгляд, многозначительно кивнул.

— Рад, что ты это понимаешь.

Но на самом деле я не понимала. Я не понимала не только оборотней, не только Германа и тех, кто его окружали, я не понимала саму себя.

Мне всегда казалось, что я довольно разумный человек. Не то, чтобы я жила только разумом, игнорируя эмоции, но я всегда умела если не сдерживать, то по крайней мере придерживать свои порывы, не давая им взять вверх над логикой.

Но теперь, встретив на своем жизненном пути оборотней, я уже не узнавала себя, не понимала своих собственных поступков — зачем я иногда что-то делаю.

Я могла понять, для чего я сбежала от Германа — для чего я бросилась на вокзал, села в поезд и смылась экстренно из города без вещей и документов.

Но я не могла понять, для чего я пыталась здесь изображать Луну Стаи.

Слушала тетю Люду, интересовалась прошлым Германа...Принимала его в своей постели.

Моё сердце внезапно как будто пропустило удар, как бы давая мне понять, что вот оно — вот она, самая главная мысль, которая до меня до сих пор не доходила: зачем я пустила Германа в свою кровать, зачем так бездумно отдавалась ему — так, будто именно это было самое важное в моей жизни? Ведь после всего, через что мне пришлось пройти... как я вообще могла испытывать к нему влечение — да ещё такое влечение?