Хозяйка Севера

… чем больше я думала...

… тем тяжелее мне становилось на душе.

Мы двигались по дороге без всякого сопровождения. Двигались куда-то через лес — и я надеялась, что эта дорога вела в Мурманск, а не в какое-то в другое, незнакомое мне место.

А ещё я то и дело прокручивала в голове слова Германа по поводу его зверя.

О том, что он боялся заново одичать.

Из того, что я уже знала об оборотнях, этого никак не выходило.

Да, истинные пары оборотней крепко привязаны друг к другу. Они чувствуют своих супругов иначе, чем люди. В простых браках оборотни ничем не отличаются от людей, но если пара истинная, то всё меняется. Мужчина никогда не станет одичалым, а женщина … из того, что я слышала, женщину в таких парах муж превозносит до небес.

И да, я слышала, что у нашедших свою истинную пару мужчин одичание возможно только в одном случае — если что-то плохое случится с его парой. Если женщина погибнет, то тогда и мужчина не жилец.

Но в то же время это не означает, что мужчина и женщина, оказавшиеся истинными, не могут, допустим существовать раздельно... Та же Дарья Андреевна рассказывала мне про одного из своих знакомых, чья жена полгода стажировалась где-то в Испании.

Нет, врач Германа, конечно, преподносила всё это как большое испытание для их отношений, мол, их друг к другу сильно тянуло, ведь они «истинные». Но и только.

Никакого одичания, никакого сумасшествия.

Получается, Герман сейчас мне соврал.

Я украдкой посмотрела на Левицкого.

Нет, не похоже... Герман мог что-то не договаривать, мог виртуозно играть словами. Но он обычно не лгал.

Неужели он правда был снова близок к одичанию — тогда, у поезда? А если бы он не удержался...

Сглотнув от страха, перевела взгляд с Левицкого на темную дорогу впереди.

Это был бы конец...

Впрочем, он тогда и без этого сильно меня напугал.

Я вынуждено призналась самой себе, что за месяц, проведенный рядом с Германом, я уже привыкла к нему... к его иногда чрезмерной заботе, когда он как будто не хотел признавать, что я вообще-то самостоятельная совершеннолетняя женщина, к тому же уже один раз побывавшая в браке и даже кое-как пережившая развод.

Я привыкла к его ласковым словам, которые делали мою жизнь чуть ярче; к его смешливому тону, с которым он иногда разговаривал со мной — это не казалось мне обидным, потому что за словами Германа я никогда не слышала настоящей злой насмешки...

Я мысленно прикусила язык, понимая, что всё это звучит абсурдно.

Во-первых, если бы между мной и Германом всё было бы безоблачно, я бы не бросилась при первой возможности на вокзал.

Во-вторых, когда Герман остановил поезд, он своим поступком всего лишь подтвердил, что мои страхи далеко не беспочвенны.

Его злой зверь пугал меня до коликов.

… Пугал так сильно, что уже через пару часов я сама прыгнула к нему в кровать?

Я даже вздрогнула от этой мысли.

Ерунда какая-то получается. Полная ерунда.

Если только...

В конце концов, я не выдержала и прямо спросила Германа об этом. Пусть моя теория казалась даже мне самой полным абсурдом, но всё равно, это было хоть какое-то логическое объяснение моему странному поведению.

— Это ведь ты, да? — спросила я, не поворачивая головы к Левицкому.

— Я? — переспросил Герман весело. — Наташ, ты это о чем?

Казалось, он наслаждался жизнью, ночной дорогой и огнями приближающегося Мурманска — и совсем не слышал того, о чем я только что размышляла.

— То есть, сейчас ты не можешь прочесть мои мысли? — удивилась я.

Поскольку Герман не отвечал, мне пришлось повернуться к нему. И я увидела только его воинственный профиль. Герман был полностью сосредоточен на дороге.

— Наташ, у тебя сейчас в голове столько мыслей, что мне кажется, даже ты сама вряд ли нормально можешь в них разобраться... — дипломатично, после долгой паузы, протянул он.

И ведь оказался совершенно прав. Я не могла разобраться сама. Я не могла разобраться одна... во всем этом. Поэтому я вынужденно кивнула. Вынужденно — так как мне очень не хотелось признаваться в том, что я сама не понимаю, что со мной происходит. Хотя...

А почему бы и нет? Он уже имел моё тело — так, как ему хотелось. Какая разница, если он ещё получит немного моего душевного «я»?

— Есть такое, — согласилась я. — Я не могу понять...

Я замолчала, не зная, как начать.

— Наташ? — Герман ненадолго отвлекся от дороги и вопросительно посмотрел на меня.

— Почему я все это сделала? — спросила я, изо всех сил стараясь подавить неловкость.

— Всё «это»? — переспросил Герман, но я заметила на его лице тщательно скрываемую улыбку. Благо, Герман не стал делать вид, будто он не понимает, что я имела в виду.

Снова повернувшись ко мне, он просто пожал плечами.

— Наташа, «это», как ты говоришь, самая естественная и правильная вещь в мире. Для моей расы то, что я нашел тебя — благословение. А то, что ты помогла вернуться из одичания — настоящее чудо. Мы — истинная пара, мы обменялись метками, и это значит, что мы связаны душой и телом. Нравится тебе сейчас это или нет, но мы связаны навсегда.

Я вздрогнула.

Герман, не обращая внимание на моё состояние, продолжил.

— Я не могу точно почувствовать, что именно напугало тебя — так сильно напугало, что ты резко изменила своё поведение... Но мы это всё преодолеем, поверить мне.

«Когда именно напугало?» — хотелось спросить мне, потому что я понятия не имела, какой именно эпизод Герман имеет в виду.

В это время его серые глаза поймали мой испуганный взгляд.

— Малышка, я знаю, что тебе нелегко сейчас, — протянул Левицкий, снова отвлекшись на пару мгновений от дороги. — Но ты привыкнешь.

«Привыкну... привыкну к чему?»

Я боялась этого спрашивать.

А Герман, судя по всему, не спешил просвещать меня.

Поэтому в салоне автомобиля повисла тяжелая тишина.

Я не знаю, что именно хотел сказать своей фразой Герман, но его «ты привыкнешь» ничем не помогло мне.

— Ты просто боишься того нового, что вошло в твою жизнь, — решил пояснить Герман. — Это нормально и даже объяснимо.

— Дело не в этом, — покачала я головой. И, ненадолго замолчав, наконец-то смогла сформировать свой главный страх. — Мне кажется, что сейчас я боюсь себя саму... точнее, не боюсь, а не доверяю самой себе.

Герман ничего не ответил, и я продолжила.

— Меня пугает это. Я никогда раньше не испытывала ничего подобного: в один момент мне хочется убежать, вернуться к своей нормальной жизни, в другой момент я не могу от тебя оторваться.

Герман кивнул.

— Всё правильно.

— Нет, неправильно. Это ненормально Герман. — Я растерянно потерла ладони друг о друга. — Если я не могу понять даже того, что происходит со мной, то как я могу думать «о нас»?

— Это как раз то, о чем я и говорю, — кивнул Левицкий. — Наташка, ты просто боишься...

— Чего? — нервно воскликнула я.

Герман пожал плечами.

— Новых ощущений, своего нового статуса... в общем, всех тех перемен в жизни, которые с тобой случились.

Я задумалась, искренне пытаясь проверить, так ли это. Боюсь ли я?...

Боюсь.

Но дело не в этом.

— Дело не только в этом, — покачала я головой.

— Дай нам время, — почти повелительным тоном «попросил» Левицкий. — Дай себе время. Не сражайся со мной, с нами. Любым отношениям нужно время.

— Ты не понимаешь, Герман, — тяжело выдохнула я. — Я уже один раз была замужем. И отношения, о которых ты говоришь — они уже тоже случались в моей жизни.

И хотя жить с москвичом и жить с оборотнем — это две большие разницы, я всё равно чувствовала, что дело не в этом.

Я всегда понимала, что я чувствую к Аркадию. У меня никогда не было такого огромного эмоционального разброса: от страха до симпатии, от ненависти до любви... да ещё за такое непродолжительное время. Если разобраться, то днем я убежала от Германа на вокзал, ночью, когда он вытащил меня из поезда, я боялась умереть от ужаса... а уже под утро целовала его в постели как будто он был единственным мужчиной на земле.

Так не бывает.

— Ты влиял на меня как-то? — наконец, нашла я в себе силы прямо спросить Германа о своих подозрениях.

Я ожидала какой угодно реакции: короткого насмешливого хмыка в ответ, короткого «да ты сдурела, Наташка» или «конечно, повлиял... своей харизмой» — в общем, я ожидала чего угодно, только не того, как на самом деле отреагировал Герман.

После того, как я задала этот вопрос, Левицкий, резко сбросив скорость, повернулся ко мне.

— Что. Ты. Имеешь. В. Виду. — спросил он каким-то механическим голосом. Точнее, возможно, мне это только показалось, но тем не менее тон Германа меня испугал.

— Ты управлял моим телом, — напомнила я Герману. — Откуда я знаю, вдруг ты также можешь управлять моим желаниями?

После чего он снизил скорость до минимума. Это не было проблемой для окружающих, так как на лесной вечерней дороге мы были совсем одни.

А Герман тем временем не отрывал от меня взгляда.

Я не могла понять, какие чувства его сейчас его обуревали — его лицо казалось высеченным из камня, а взгляд как будто отражал вечернюю дорогу: темный, полный холода и снега взгляд.

Если честно, то я не знала, чем я его так обидела...Мне самой мой вопрос показался вполне естественным... в сложившихся обстоятельствах.

— Все, что угодно, лишь бы не признаваться себе самой в своих собственных желаниях, — отрывисто произнес Герман. — Да, Наташ?

— Я имею право так думать! — возмутилась я.

— Естественно, — хмыкнул Левицкий. — Естественно, имеешь.

Он протянул ко мне руку, на которой мгновенно отросли длинные острые когти. Нет, он не пытался сейчас причинить мне ими боль, или испугать меня — я почему-то сразу это поняла. Герман как будто просто не сдержался — только и всего.

Махнув передо мной своей страшной рукой, он вернул ладонь на руль и громко рыкнул.

— И, надо признать, ты делаешь всё, чтобы не думать иначе! — процедил Герман сквозь зубы. — Вместо того, чтобы просто принять нашу связь как драгоценный подарок, ты трахаешь мозги и себе, и мне заодно, пытаясь выдумать причину, по которой мы не можем быть вместе!

— Я просто пытаюсь понять, почему я так на тебя реагирую! — возмутилась я в ответ. — Это ведь ненормально...

— Именно поэтому ты не слышишь меня, когда я как заведенный петрушка повторяю тебе, что это-то как раз и нормально, — фыркнул Левицкий. — Мы истинная пара, Наташа. Для оборотней эта связь всё равно что любовь...только куда более сильнее и крепче.

— Но я-то ведь не оборотень, — напомнила я Герману. — Я — человек!

— Я слышу твои мысли, хоть и не должен. Ты повинуешься приказам моего зверя словно одна из волчиц моей стаи, хотя у тебя точно нет этой самой волчицы. Неудивительно, что ты так же среагировала на полнолуние!

Я на секунду замерла, пораженная последней фразой Германа. И вспомнила те отрывки из разговоров работниц... про полнолуние.

Что они там говорили... что меня пробрало, хотя и не должно было? Или что-то в этом роде...

Что хоть я и человек, но повела себя как...

«Даром, что человек, а как мужика зарядила, а?» — вот именно так они сказали. А потом ещё спорили, почувствовала ли я истинную связь или нет, ведь я человек.