Хозяйка Севера

Именно поэтому я, глупая наивная девочка, окрылилась надеждой, что мы с ним обязательно построим совместное светлое будущее, и побежала быстрее под венец. Чтобы никто не обогнал. Пирова победа! Если бы я тогда только знала, что вот это светлое будущее, о котором я мечтаю, каждый из нас видит совсем по разному.

Герман же, хоть и был прав в том, что во многом мы хотели одного и того же, как будто специально не обращал внимания на наши различия...

...или считал, что я приму все особенности жизни оборотней как само собой разумеющееся — со всеми их животными порывами, авторитарными приказами самого Германа... и другими страшными моментами.

«А какие у тебя ещё варианты, Наташ?» — подначивал меня мой внутренний голос. — «Думаешь, он отпустит тебя, да? Ха-ха!»

Нет, я ничего такого не думала. Я была уверена, что Герман будет делать всё возможное и невозможное, чтобы оставить меня рядом с собой. Но всё это совсем не значило, что я должна была сложить лапки — и навсегда распрощаться со своей свободой, пусть даже с её иллюзией.

Я всё ещё жива, я всё ещё дышу — а значит, у меня все ещё есть шансы уговорить Германа отпустить меня... ну, или найти какой-то новый способ для побега.

Ведь первый раз почти удался.

Кажется, именно после этой мысли я провалилась в сон — по крайней мере, эта была последняя здравая мысль, которую я запомнила... перед тем, как снова очутиться в загородном доме Германа— в том особняке, из которого мы только что приехали.

Во сне я снова оказалась там, но только в моем сновидении в этом доме имелось бесконечное количество дверей. Я почему-то упорно ходила по коридору, открывая все двери подряд, хотя каждый раз на пороге открытой двери меня ждало что-то страшное.

Из одной из открытых дверей на меня едва не набросился обезумевший монстр, в котором я с трудом узнала одичавшего Германа. Кажется, только в этом ночном кошмаре, я поняла разницу между тем чудовищем, которое терзало в лесу и тем страшным типом, который ворвался сегодня в комнату Луны Стаи, сокрушив дверной косяк. В своей переходной форме (как это называл сам Левицкий), Герман хоть и выглядел ужасающим, но он продолжал себя контролировать. Огромный и страшный, Герман подавлял своей внешностью... но при этом продолжал слышать и понимать меня.

Чудовище из моего сна явно представляло собой того монстра из леса — одичавшего, утратившего все человеческие качества Германа. Несмотря на то, что открытая настежь дверь каким-то волшебным образом не пропускала его полностью в коридор — там, где я стояла; одичавший, он много раз кидался на дверной проем, тянул ко мне свои страшные лапы — и громко, утробно рычал...

В этом сне я почему-то тоже была как будто привязана к этим дверям.

В том смысле, что вместо того, чтобы захлопнуть дверь и как можно дальше отойти от неё, я почему-то держала дверь открытой, и плакала, умоляя монстра меня не трогать.

Я не помню тот момент, когда захлопнулась эта дверь — то ли этого перехода во сне вообще не было, то ли я его не запомнила. Так или иначе, спустя какое-то время я оказалась перед новой дверью, открыв которую я увидела вчерашнюю девицу. Эта девица, оставаясь по-прежнему обнаженной, танцевала перед моим бывшим мужем.

Судя по всему, эта дверь вела в какое-то увеселительное заведение: там играла громкая музыка, приглушенный свет намекал на то, что это, скорее всего ночной клуб, а вот металлический столб посередине сцены давал понять, что это не просто ночной клуб, а ночной клуб для мужчин.

Правда, возле сцены стояло всего одно кресло — в котором, попивая пиво из банки, сидел Аркаша... Когда на сцене появилась та красивая обнаженная брюнетка из стаи Германа, Аркаша отставил пиво в сторону — и, поддавшись вперед, буквально вперился взглядом в танцующую у шеста девушку.

К сожалению, даже в моём сне, брюнетка двигалась изумительно.

Понимая, что я проигрываю ей по всем статьям, я попыталась закрыть дверь — и снова, как раньше, я почему-то не смогла этого сделать.

Вместо этого, своими действиями я привлекла внимание Аркаши — оторвавшись от танца брюнетки, он с недовольным видом повернул голову в мою сторону.

— Вот, Наташ, учись, — кивнул Аркадий в сторону брюнетки. — Так должна выглядеть настоящая женщина.

Бывший муж поморщился и указал рукой на меня.

— А не как ты.

В этот момент я вдруг почувствовала, что держу в руках огромную тарелку пельменей, сдобренных майонезом.

— Что это? — спросила я, подняв изумленный взгляд на Аркашу.

— Твой жир, — засмеялся бывший, а вместе с ним засмеялась и девица.

Я же, опустив взгляд на себя, поняла, что я снова набрала вес — я снова толстая, такой, какая была, когда только приехала в Мурманск.

— Такие курицы как ты не умеют наслаждаться жизнью, — протянула девица, сходя со сцены. Кошачьей походкой она приблизилась к Аркаше, усевшись к нему на колени без спроса.

Мой бывший супруг, однако, и не думал возмущаться. Вместо этого он обнял девицу, целуя её при этом.

— Ну, курицы тоже для чего-то нужны в этой жизни, — заметил Аркадий, не глядя на меня.

— Для чего-то определенно да, — хохотнула она, обольстительно поведя перед моим бывшим мужем своим точеным плечиком. — Кому-то же надо высиживать яйца, пока настоящие женщины живут полной жизнью.

Они оба повернулись в мою сторону и расхохотались... а я поняла, что в этот момент уже превратилась в огромную жирную курицу, которая едва могла удержаться на ногах.

На этом этот странный сон не закончился. Не успела я ещё толком прийти в ужас от своего превращения в «курицу, не птицу», я тут же очутилась перед новой закрытой дверью.

К счастью, в этот раз моя рука не спешила открывать её. Хотя, если бы это была я — настоящая «я» в настоящей реальности, то я бы вообще не стала ничего открывать, а бежала бы из этого дома, куда глаза глядят.

Но, к сожалению, во снах мы не самостоятельны, и не подчиняемся своим желаниям... То ли эти грезы, которые приходят к нам, находящимся в объятиях Морфея, так сильны, что мы не можем им сопротивляться, ли это наше подсознание, пользуясь такой возможностью, пытается достучаться до нашего сознания любыми способами.

Так или иначе, находясь в своем сне, я почему-то не могла просто развернуться от дверей, перед которыми оказывалась — и проигнорировать их, чтобы заняться чем-то ещё. Нет, я стучалась, открывала двери... и вынуждено имела дело со всем, что оказывалось по другую сторону коридора.

За этой, третьей дверью, меня ждала подружка — та, которая меня предала, оставив в лесу на растерзание одичавшему Герману.

В моем сне Марианна выглядела плохо. Какая-то сутулая, похудевшая. Обычно когда люди худеют, это им даже во благо (меня похудение точно не испортило!), но Марианна, при том, что она казалась тощей, тем не мене выглядела какой-то больной... изможденной даже.

Мне не понравились её спутанные, грязные волосы, которые сейчас сосульками свисали с её лица. Она никогда раньше не выглядела так плохо.

А ведь это именно Марианна помогала мне привести себя в божеский вид! Помнится, год назад, после развода с Аркашей, я на самом деле выглядела … не очень.

И хотя моя проблема была в том, что я много ела и даже иногда злоупотребляла алкоголем, а Марианна казалась сейчас наоборот той, которая не ела уже больше недели... я всё равно не могла поверить, что моя гордая подружка могла себя до такого довести.

Когда я открыла дверь, Марианна стояла ко мне полубоком — и кажется, разговаривала с каким-то мужчиной. Мужчину я не видела, хотя, по идее, и должна была... я видела только руки, которые сжимали Мариннины плечи.

Мужчина тряс мою подружку, и кажется, говорил ей что-то... она же отворачивалась и как будто делала всё, чтобы не слышать его слов.

А потом она вдруг повернулась к дверному проему, за которым стояла я.

— Наташа, — едва слышно произнесла она. — Я не хотела. Правда.

Окажись мы в действительности, то я бы определенно не поняла и уж точно не приняла её объяснений.

Как же, не хотела она...

Но во сне, который разыгрывал то ли Морфей, то ли моё подсознание, это была ненастоящая Марианна, а всего лишь моё представление о ней — и потому, я сразу, по одной только этой скупой фразе, поняла, что подружка имела в виду.

Она не хотела предавать меня. Не хотела оставлять меня в лесу, на растерзание одичавшему оборотню. Но это был её долг... не только долг родственницы Германа. Она, как волчица стаи, должна была сделать всё возможное и невозможное, чтобы сохранить свой дом, свою родную стаю.

И хотя даже во сне мне было трудно простить Марианну после всего, что она сделала, тем не менее, какого-то явного раздражения я к этой Марианне уже не испытывала.

— Что с тобой произошло? — спросила я, когда подруга, с трудом освободившись из захвата мужских рук, подошла к открытому дверному проему. — Ты плохо себя чувствуешь?

— Я не могу так, — покачала головой подружка. — Наташа, я не могу так...

— Так — это как? — удивилась я. Я почему-то в этот момент ещё думала, что Марианну гложет её предательство. Но оказалось, что дело было не в этом.

— Мне плохо здесь, Наташа. Очень плохо.

Я вспомнила про то, что Марианна уже переехала в её новую стаю.

— Твой муж обижает тебя? — быстро спросила я, понимая, что именно это могло объяснить странный вид подружки.

— Дима, он... — Марианна набрав в грудь побольше воздуха, не удержалась и заплакала. — Его всё устраивает, понимаешь. Выписал себе породистую девку в жены — и радуется. Ещё бы, Рокотов сумел жениться на сильной волчице, Рокотов успел до первых симптомов сумасшествия. Он грезит детьми — хочет как можно больше...

Марианна вздохнула.

— А я тайком пью таблетки и больше всего на свете боюсь забеременеть.

— Почему? — удивилась я. Хотя... судя по тому, что, а точнее, как говорила о своем муже подруга, вопрос был излишним. Но, повторяюсь, это же был сон, поэтому мне простительно...

—Потому что я не хочу так, по ненастоящему, — всхлипнула девушка. — Мы не слышим друг друга, мы постоянно ругаемся. Между нами нет истинной связи, мы не истинная пара. Что толку в этой брачной метке, если она ничего не дает!

Ах, вот в чем дело...

Тут я могла её успокоить.

— Герман хоть и слышит почти каждую мою мысль, мы с ним тоже ругаемся, — пожала я плечами. — А мы вроде как истинные, если меня, конечно, не обманывают.

— Мы с Рокотовым хотим от жизни совершенно разных вещей! — всхлипнула Марианна.

И вот тут я уже прикусила язык. Потому что, если вспомнить наш разговор с Германом перед сном (этот разговор я хорошо помнила и в своем странном сне), то мы с ним хотели вроде как как раз одного и того же.

Однако, насколько я знала, Марианна вроде никогда не рвалась делать карьеру … или бороться за свою независимость.

— Ты не хочешь быть за ним замужем? — спросила я. — Не хочешь детей?

— Я хочу детей! — всхлипнула она. — И его хочу. Но не так, как сейчас.

— То есть? — растерялась я.

— Я не хочу быть просто женой по уговору, — всхлипнула Марианна. — Понимаешь, Наташа, он не чувствует меня...и это страшно. Мы живем вместе, только потому, что ему это выгодно... и пока это его устраивает. Но что будет, если он одичает... или встретит свою истинную?Я круглыми сутками только и думаю об этом.