Через розовые очки

3

Предлагаемые читателю события развертывались жарким летом в небольшом поселении, раскинувшемся на высоком берегу чистой и полноводной реки. Я употребляю термин поселение, поскольку затрудняюсь назвать этот населенный пункт дачным поселком, равно как и деревней. Это именно поселение — симбиоз, естественное слияние города с деревней.

На высоком берегу реки Угры произошло то, о чем мечтали большевики. А произошло это потому, что деревня к описываемому времени совершенно умерла. Остались только развалины когда‑то гордого собора, обширное кладбище, которое неуклонно пополнялось новыми могилами, покойников сюда везли со всей округи, и пять домов бывших колхозников. Вот к этим кривым, косым, щелявым домам и приткнулись горожане–москвичи.

Место это, называемое Верхним Станом, отличалось удивительной живописностью. Берег, который спускался к реке пологими уступами, зарос пахучими травами и удивительной крупности ромашками. Подножье угора с одной стороны окаймлялось ручьем. Вдоль ручья раскинулись совершеннейшие джунгли, а выше, там где обнажились рыжие валуны известняка, в каменистую почву вцепились корнями вековые сосны. В бору и по сию пору не вытоптаны разноцветные мхи, а маслят по хорошей погоде столько, что ногу негде поставить. По левую сторону угора тянуться вдоль реки дубовые и березовые рощи, перелески образуют круглые поляны, на вырубках тьма земляники. Рай, одним словом.

Обычно деревенские называют горожан, купивших у них жилье, дачниками, хоть те зачастую живут в крестьянских избах, держат кур и сажают огороды. В Стане горожан называли "художниками$1 — по профессиональной принадлежности двух домов.

Лет пятнадцать назад, сплавляясь по Угре на байдарке, Флор Журавский, сейчас известный в Москве художник, а тогда недавний выпускник "Суриковки", заприметил старый собор и окрестную красоту. Флор и вбил здесь первый кол будущего поселка. Но опять же — какой поселок? Всего пять домов дачного типа, из которого пятый и вовсе был баней.

Однако вернемся в ту сумасшедшую ночь, с которой мы начали наше повествование. Гроза не утратила силы, но отошла от Верхнего Стана, однако совершенно нельзя было понять — в какую сторону. Молнии вспыхивали и справа, и слева, и лишь южная часть неба (та, где по вечерам зависал над кладбищенской сиренью кровавый Марс) была глуха и темна. А север так и бесновался! Иной раз и яркого очерка молний не угадывалось, небо словно вспыхивало апельсиновым заревом и сразу возникал злобный, басовитый грохот грома. Зарницы высвечивали пойму реки, густые заросли Черного ручья, сосновый бор на том берегу и развалины церкви, конечно. Церковь парила здесь над всей округой.

Двое мужчин стояли на останках паперти, а потом, не сговариваясь, вошли под своды разрушенного храма. Можно описать их со стороны, но только описать, потому речь их, злобная и выразительная, заглушалась раскатами грома. Они были примерно одного роста, но один был худым, масластым, и все сутулился, словно пытался принять боксерскую стойку, а второй — широкоплечий крепыш, по–бычьи наклонял голову. Круглая голова его была столь основательна, что вовсе не нуждалась в шее и держалась на могучем тулове исключительно под собственной тяжестью. Оба размахивали руками, били себя в грудь, что‑то доказывая, словом, ругань шла на грани отчаяния. Мужчины уже вымокли до нитки, что однако никак не остужало их страстности.

Крича, круглоголовый наступал, а сутулый пятился в глубь церкви. Отдаленный гром заворчал и смолк, и тут же затеяли перекличку собаки. Оба скандалиста смолкли на минуту, озираясь и прислушиваясь, а потом с новым жаром возобновили спор. Речь сутулого выдавала в нем культурного человека, круглоголовый разнообразил свою речь ядреным матерком. Хотя не исключено, что что диплом о высшем образовании у него тоже имелся. Как говорится, высшее без среднего, кто их теперь разберет?

— А я тебе говорю, что согласен, — твердил круглоголовый. — Нет у тебя всех денег, отдай те, которые есть.

— Да никаких у меня нет! Ты понимаешь человеческую речь? — отмахивался сутулый. — Я тебе внятно говорю, что все сделаю сам.

— Уговор был? Был!

— Не нашел я этих денег. Я тебе предлагал меньшую сумму, ты отказался.

— А теперь согласен. Только поторгуемся.

— Нет!

— Кусок!

— Пошел к черту! — возопил сутулый.

— Но, но!… В храме не сквернословить.

— Ты себя послушай!

— Я ЕГО не поминаю. Давай так, девять сотен и по рукам.

— Нет у меня таких денег. Пустой я!

— Не ври. Я сам у тебя видел пачку зеленых.

— Истратил. Я покупку сделал. Важную.

— Что же это за покупка такая?

— Не твоего ума дело!

Пятясь назад, сутулый то и дело спотыкался. Когда‑то мощеный церковный пол пришел в полную негодность. Да и вся начинка храма рождала в голове опасные мысли. Идеальное место для убийства! Оконные проемы напоминали пробитые снарядами дыры, кое–где сохранились косо висевшие решетки, и трудно было представить, какой мощностью обладал человек, выламывающий их и завязывающий прутья в узлы. В пределах сохранились фрагменты фресок, свет молний выхватывал из темноты лики святых. Роспись была поздней, для искусствоведов она не представляла ценности, и некому было защитить во времена оны несчастный храм. Удивительно, что сохранилась лестница, ведущая на хоры. Она была металлической. Деревянную лестницу окрестные пейзане давно бы растащили на дрова, а с металлической возни не оберешься. Несколько ступенек, правда, удалось вырвать из своих гнезд, зачем‑то они понадобились в хозяйстве.

Ругаясь, мужчины успели протопать через весь храм, не миновали и алтарь, из которого сутулый, сделав зигзаг, благополучно вышел. Разговор зашел в тупик, и единственным желанием последнего было в этот момент допятиться до двери и дать стрекоча. Но в запальчивости он потерял бдительность и ступил на нижнюю металлическую ступеньку лестницы. Может быть, им двигало желание возвыситься над круглоголовым, кто знает. Во всяком случае, этот шаг был ошибочным, сутулый попался, как в капкан. Теперь у него был только один путь — карабкаться вверх, пытаясь поймать рукой несуществующие перила. Не нащупав ногой очередную ступеньку, сутулый сел и взвыл плаксиво:

— Что ты ко мне привязался? Мы же обо всем договорились. Не сошлись в цене, а потому разбегаемся. Так поступают деловые люди.

— Скажите, какой бизнесмен! Ты из себя Гагарина- не строй. Я уже на месте! Полнял? И при оружии! Не отдашь деньги, так я тебя самого здесь прибью, бесплатно, — круглоголовый схватил сутулого за грудки.

— Пусти, идиот. Пока ты еще никакого дела не сделал. А за обещание деньги не платят.

Сутулый неведомо как вырвался из крепких лап и довольно ловко побежал наверх. Круглоголовый загромыхал за ним.

— Дело сделать, что плюнуть, ты поклянись, что деньги сразу отдашь…

Их фигуры растворились в совершенной темноте второго этажа. Голосов тоже не было слышно, только скрипела, раскачиваемая ветром, висевшая на одном гвозде ржавая ставня.