Запад и Восток

Глава 5

В этом году в Сент-Луисе был особенно популярен вальс «Венские конфеты». Было бы преувеличением сказать, что эта музыка звучала из каждого окна — в конце концов, не в каждом доме найдется пианино и человек, который способен ее сыграть, но стоило пройти по улице с четверть мили — и вы по меньшей мере раза три услышали бы, как мелодию Штрауса насвистывают или мурлыкают себе под нос молодые люди. Вечеринки и пикники австрийского землячества не обходились без этого вальса, он затмил даже любимый «Марш Радецкого», а от австрийцев мелодия распространилась по всему городу.

Американцы с удовольствием танцевали вальс, хотя все еще находились люди, искренне протестующие против этого непристойного танца. Дугласу не так давно подвернулся опус одного из ревнителей чистоты и невинности, настоящий памфлет, направленный против вальса, с громким названием «Танец смерти». В одной из глав трактата приводились откровения неизвестной дамы:

В те времена меня мало волновали Полька или Варшавянка, а еще меньше — старомодные Мани Маск или Вирджинский Рил, и мне было непонятно, чем люди могут восхищаться в этих медленных танцах. Но в мягком плавании вальса я обнаружила странное удовольствие, которое довольно сложно описать вразумительно. Простое ожидание возбуждало мой пульс, и когда партнер подходил, чтобы потребовать мою обещанную руку для танца, я почувствовала, что иногда мои щеки немного светятся, и я не могла смотреть ему в глаза с такой же откровенной веселостью, как прежде.

Но мое замешательство достигало апогея, когда, изогнувшись в его теплых объятиях и кружась в вихре танца, меня трясло с головы до ног от странного сладкого трепета, оставляя меня слабой и почти беспомощной, и я действительно была вынуждена полагаться на поддержку руки, которая меня обнимала. Если моему партнеру не удавалось из-за невежества, неумения или невинности вызвать эти для меня самые приятные ощущения, я не танцевала с ним во второй раз.

Я говорю открыто и откровенно, и когда я говорю, что не понимала, какие удовольствия я получала от этого так называемого танца, я надеюсь, что мне поверят. Но если мои щеки краснели от непостижимого удовольствия тогда, они бледнеют от стыда сегодня, когда я думаю обо всем этом.

Теперь я замужем, у меня есть дом и дети, и я могу, по крайней мере, поблагодарить Бога за опыт, который, несомненно, поможет помешать моим маленьким дочерям предаваться такому опасному удовольствию.

Дуглас приберег книжицу, чтобы показать потом Дэну и обсудить с ним, какие еще непристойные танцы придумает человечество за предстоящие полтора века. Дуглас в человечество верил: скорее всего, нынешние молодые люди будут через пятьдесят лет лет полагать вальс невиннейшим танцем, а вот танцы, которые будут танцевать их внуки, будут в их глазах полнейшим бесстыдством.

Представить бесстыдные танцы начала двадцатого века у Дугласа не хватало фантазии. Будут танцевать, тесно прижавшись туловищами друг к другу? Шаря друг у друга под одеждой? Задирая прелестные ножки на плечо партнеру? Э, надо поподробнее расспросить Дэна!

То, что в будущем дамы совершенно непристойно, по сегодняшним меркам, начнут обнажаться. — об это Дэн уже говорил, и честно говоря, Дуглас уже предполагал это, наблюдая сценические костюмы. Разумеется, актрисы — не самые добропорядочные женщины, однако тем не менее, если они начнут обнажаться на сцене, приличным дамам волей-неволей придется несмело последовать за ними, иначе как удержишь внимание мужчин? А на европейских сценах со скандальным успехом начала идти комическая опера Оффенбаха «Прекрасная Елена». Музыка в этой опере замечательная и заразительная, и на улицах Сен-Луиса тоже уже можно услыхать отдельные ее отрывочки, но Сен-Луис еще пока не видал спектакля, хотя уже с затаенным дыханием готовится. Вот Дуглас уже видал эту оперетту в Цинциннати — там она шла в исполнении заезжей немецкой труппы, и судя по всему, в сильном сокращении. Во всяком случае, у них была сильно сокращена сцена сна во втором акте, где в европейских спектаклях, как говорили, актрисы появлялись обнаженными (Дуглас подозревал, что на самом деле в трико телесного цвета). Однако и в Цинциннати актрисы продемонстрировали большое количество женских ножек.

Одна из первых исполнительниц роли Прекрасной Елены прима венской оперетты Мария Гейстингер. Оффенбах, восхищенный Гейстингер после венской премьеры, сказал: «Voilà la belle Hélène de mes rêves! [Вот и прекрасная Елена моей мечты!]

Дугласу более всего понравились ножки Ореста, сына Агамемнона — не потому, что его вдруг потянуло на юношей, а потому что Ореста почему-то играла сопрано, очень молодая и подвижная, немного более высокая и худощавая, чем это было сейчас модно, в короткой тунике. Было немножко странно смотреть, как она изображает распутного юнца, но, в конце концов, она не первая травести в истории театра.

Возмущенные добродетельные горожане уводили своих краснеющих жен из театров, но антрепренеры уже четко усвоили, что на самом деле нужно публике и пребывали в том рассуждении, что благопристойными развлечениями пусть обеспечивает церковь, а на спектакле тем больше зрителей, чем больше обнаженного женского тела. Поэтому, не дожидаясь, пока подвезут очередную новинку из Европы, американские деятели сцены сделали свою скандальную экстраваганцу — комическую оперу «Черный жулик». До звания настоящей оперы или оперетты это представление не дотягивало, это просто набор разнообразных номеров — от песен до пантомимы, увязанных в незатейливый сюжет, но зато там были девушки, много девушек, в очень легких одеждах, «Танец Дьявола», в котором солировали четыре весьма скудно одетые танцовщицы, а «Балетная труппа семидесяти дам», прибывшая прямо из Парижа, танцевала канкан, задирая ножки в трико телесного цвета всем на обозрение.

Betty Rigl (1850-after 1903), в костюме для «Танца дьявола»

«Четыре красивые и великолепно сложенные девушки выходят на сцену в трико и танцуют десять или пятнадцать минут. Я был удивлен, увидев, что сотни модных и очень респектабельных дам смотрят это представление с глубочайшим интересом. Было время, когда американские дамы сразу уходили из театра, если им представлялась такая сцена. Но наши дамы теперь бывают в Париже чаще, чем когда-либо, и действительно начинают очень любить парижские обычаи. Женщина, которая сочла бы себя сильно оскорбленной, если бы ее спросили, как ей понравилась Ада Менкен в Мазепе, будет нескончаемым восторгом смотреть на „Танец Демона“. И все же я не уверен, что представление Менкен действительно более неприлично, чем то, что я видел в Niblo’s в субботу вечером. Менкен просто была не в моде», — так написал Дуглас, завершая статью о музыкальных новинках этой осени.

Он остановился, раздумывая, точно ли Менкен «была не в моде». Ну, нельзя сказать, что выступления Менкен не пользовались популярностью, другой вопрос, что популярность эта была скорее из разряда порнографических, если так можно выразиться. Приличных дам предостерегали от посещения ипподрамы «Мазепа», где одетая в трико телесного цвета актриса изображала прекрасного обнаженного юношу. Возможно, дамы предпочли бы, чтобы в представлении к лошади привязывали и в самом деле обнаженного юношу, подумал Дуглас, но их желание никогда не учитывалось.

Ада Менкен в костюме Мазепы

Откуда Байрон почерпнул романтическую историю о молодом паже, неизвестно. Может быть, просто выдумал. Молодой паж влюбился в младую графиню, престарелый муж наказал его, привязав голым к дикой лошади. Всё! О чем тут еще говорить? Но история вошла в моду, живописцы ринулись живописать обнаженное тело на фоне лошади, стихоплеты тоже что-то такое сочиняли, а драматурги принялись сочинять ипподрамы — спектакли, где участвовали живые лошади. Более или менее приличные актеры или лошадей боялись, либо мускулатуры не имели такой, чтоб зрителям не стыдно показывать было, так что чаще всего к лошади привязывали манекены. В Америке с содержанием лошадей у труппы никогда проблем не было, так что такие пьесы пользовались популярностью. Писали, что в 1850х в Сан-Франциско в один день можно было увидеть пять независимых постановок «Мазепы». Ну, Сан-Франциско в те годы был уже большим городом, там зрителей хватало. Потом история потеряла новизну, стала казаться глупой и пошлой, ее начали пародировать. Так эта ипподрама и исчезла бы с американской сцены, если бы красивой, но в общем-то бесталанной актрисе Аде Менкен не пришло в голову, что уж роль манекена она исполнить сумеет. Она с успехом погастролировала в Соединенных Штатах и укатила показывать новое видение «Мазепы» европейцам. Впрочем, в Штатах у нее тут же образовались подражательницы, и теперь «Мазепу» можно считать самым американским из спектаклей. Где только его не показывают!

Тем временем началась война, и за военные годы наши дамы такого насмотрелись, что их не шокировал бы ни вид обнаженного юноши, ни вид обнаженной женщины, подумал Дуглас. Оно и к лучшему.

Мазепа на картине французского художника Ораса Верне, родственником которого Артур Конан Дойль сделал Шерлока Холмса