Я тебя заколдую

Глава 16

Вечером после свадебного обеда Софья простилась с дедом. Впервые она оставалась в усадьбе Воронцовых. Войдя в отведенную ей спальню, она увидела свою горничную Дашу, которая раскладывала на широченной кровати ночную сорочку из тончайшего шелка. Девушка улыбнулась ей.

- Ну, вот Софья Алексеевна, все теперь будет хорошо.

Софья вздохнула, и повернулась к ней спиной. Дарья проворно расстегнула крючки и крохотные жемчужные пуговки на платье. Вынула из высокой прически шпильки, и роскошные локоны тяжелой массой упали на обнаженную спину Сони. Даша взяла в руки расческу и принялась расчесывать их. Дверь, соединяющая покои князя и спальню Сонечки открылась. На пороге комнаты стоял Василий. Софья в зеркале перехватила его взгляд. Впервые она видела Воронцова в такой нерешительности.

- Ступай, Даша, - отпустила она горничную.

Сделав книксен, девушка послушно выскользнула из комнаты.

- Софи… Я… Наверное, не должен был входить к тебе.

Как можно отказать ему, когда сама сгораешь от желания прикоснуться к нему. Ощутить гладкую горячую кожу под своей рукой, услышать жаркий шепот, слиться в поцелуе, забыть обо всем, кроме того, что происходит между ними.

- Где же быть мужу в первую брачную ночь, как не подле жены своей, - обернулась к нему Софья.

Она сама сделала шаг ему навстречу, и отпустила лиф платья, который до этого придерживала руками. Шуршащей грудой атласа и кружев оно упало к ее ногам. Переступив через него, она оказалась в объятьях Василия. Девушка сама развязала пояс черного бархатного халата, расшитого золотой нитью, который был на нем.

Софья запрокинула голову, и закрыла глаза, подставляя стройную шейку его горячим жадным губам. Широкие ладони гладили шелковистую кожу ее плеч. Обняв его сильную шею, девушка приникла к нему всем телом. Осторожно, как редкую драгоценность Василий поднял жену на руки, и вместе с ней шагнул к постели расстеленной горничной. Смахнув рукой с подушки шелковую сорочку, он опустил Софью на простыни, и растянулся во весь рост рядом с ней.

Желание обладать ей сводило с ума, но он сдерживал себя, нежно и трепетно прикасаясь к чувствительным местечкам на прекрасном обнаженном теле, заставляя ее извиваться в своих объятьях, кусать губы в попытке сдержать стоны сладострастия.

- Василий…, - сорвалось с припухших губ еле слышным шепотом.

Он заглянул в синие как бескрайнее летнее небо глаза. В них была немая мольба, призыв. Воронцов чувствовал, что тонет в этом взгляде, как в омуте.

Опираясь на вытянутые руки, князь вошел в столь желанное тело. Скользнул глубже, ловя губами томные стоны. Ах, как хотелось стиснуть ее в стальном объятии, подмять под себя, вжать в пуховую перину, но он не смел, опасаясь причинить боль, напугать силой страсти, что сводила с ума.

- О, не медли боле, прошу тебя, - простонала Софья в его полуоткрытые губы.

Услышав ее, ощутив мягкие ладошки на своих плечах, князь больше не сдерживал себя. Обнаженные тела любовников сплелись в тесном объятии. Соня слышала его тяжелое дыхание у себя над ухом, под ее ладонью билось сильное сердце. Страсть туманила разум, горячила кровь, заставляя все тело плавиться в любовной истоме до тех пор, пока ночь не вспыхнула сотнями огней, не унесла с собой туда, где нет ничего, кроме ощущения безграничного счастья и свободы.

Она открыла глаза, возвращаясь на грешную землю. Темные глаза Василия лукаво блеснули.

- Я не утомил Вас, Ваша светлость, - прошептал он, касаясь губами влажного виска.

- Нисколько, Ваша светлость, - ответила Соня, улыбаясь ему ленивой улыбкой.

Этой ночью Василий Андреевич так и не вернулся в свои апартаменты, как и все последующие ночи, пока чета Воронцовых находилась в имении.

Сезон был в самом разгаре. Близилась зима. Столица готовилась встречать Новый год. Шумные празднества следовали одно за другим. В конце ноября выпал первый снег. Он падал пушистыми хлопьями, мгновенно покрывая землю белоснежной пеленой. Супруги Воронцовы подъезжали к своей столичной резиденции. Дорожный экипаж князя проезжал мимо Зимнего. В свете уличных фонарей медленно кружащие в воздухе белые хлопья представляли собой фееричное зрелище. Софья попросила остановиться. Ступив на мостовую, она протянула руки, подставляя ладони. Невесомые пушинки ложились в теплую ладонь, тут же превращаясь в прозрачные капли. Василий вышел следом и остановился подле нее. Снежинки застревали в темных волосах, таяли на ресницах.

- Замерзнешь, сердце мое, - улыбнулся князь, глядя на смеющуюся жену.

Забрав ее ладони в свои, он поднес их к губам, согревая своим дыханием.

- А ты меня согреешь, - ответила Софья, пряча лицо на его груди.

Наступивший день обещал стать для нее серьезным испытанием. Воронцов был приглашен на вечер в дом к князю Дашкову. Именно туда, где состоялся ее неудавшийся в свете дебют и только присутствие рядом мужа вселяло в нее уверенность, что она сможет справиться с этим и не уронит своего достоинства. Для своего первого появления в свете в качестве княгини Воронцовой Софья выбрала темно-красное бархатное платье. Василий Андреевич вошел в ее апартаменты, когда Дарья заканчивала укладывать роскошные локоны в высокую прическу. Покончив с работой, девушка присела с поклоном и поспешила удалиться, оставив молодоженов наедине.

- Ваша светлость, Вы обворожительны, - произнес Воронцов, открывая шкатулку, которую принес с собой.

Поставив ее на столик, он подошел к Софье, и остановился за ее спиной, не спуская глаз с ее отражения в зеркале. В его руках блеснуло рубиновое колье, которое он надел на шею жены и застегнул бриллиантовую застежку. Обняв хрупкие плечи, князь коснулся поцелуем обнаженной шеи.

Софья повернулась в его объятьях.

- Я боюсь, - прошептала она.

- Вот увидишь, любовь моя, они все будут пресмыкаться пред тобой, - ответил он, окидывая ее жарким взглядом.

Выходя из экипажа, Соня вцепилась в руку мужа. Вместе они поднялись по мраморным ступеням особняка. Скинув на руки подоспевшему лакею пушистую соболью шубку, Софья остановилась в дверях бальной залы и глубоко вздохнула. Василий в парадном мундире, взял ее под руку.

- Их светлость князь и княгиня Воронцовы, - прозвучал громкий голос распорядителя бала.

Софье показалось, что тишина, воцарившаяся в зале, была такой, что урони сейчас кто-нибудь иголку, этот звук услышали бы все присутствующие.

- Смелее, душа моя, - шепнул Василий и сделал шаг вперед.