Я тебя заколдую

Глава 41

После произошедшего Петр, помощник конюха Семена прибывал в страшном волнении. Он всю ночь провел на конюшне. Кроме Насти вечером никого больше не заходил. Но зачем ей барыню-то убивать пытаться, недоумевал он. И молчать о том, что знал, было боязно. Тогда подозрение падет на него в первую очередь. Собравшись силами, пошел он к его светлости. Воронцов был у себя в кабинете. Князь сидел в кресле, подперев голову рукой. Перед ним стоял графин с бренди и стакан наполненный наполовину.

- Чего тебе?! – поднял голову Василий Андреевич, уставившись на холопа немигающим взглядом.

- Ваша светлость, Василий Андреевич, - начал Петр, - Вчера вечером на конюшню Настасья, дочь кузнеца, заходила. А еще до этого днем была, о лошадях Ваших расспрашивала.

- Настя?! – удивился князь.

- Ну, да. Настя, - мялся в дверях Петр.

Воронцов вскочил с кресла, будто его подбросило пружиной. Широким шагом направился к лестнице, бегом поднялся на самый верхний этаж. Рывком распахнул дверь, ведущую в комнатушку камеристки его жены и ее новой соседки.

Увидев на пороге своей комнаты его светлость с перекошенным от ярости лицом, Настя готова была провалиться сквозь землю, язык отнялся от страха. В два широких шага он оказался рядом с ней. Ухватив ее за длинную косу, намотал ее на кулак и рывком поднял с кровати.

- Ты!... Кто тебя надоумил?!... – прорычал он.

- Н-н-ник-то, Ваша светлость, - заикаясь от страха, выдавила она из себя, - Я н-н-ничего не делала.

- Не делала, говоришь?! Ты жену мою чуть не угробила! Ребенка моего убила!

Девушка заплакала.

- П-п-ростите меня, Ваша светлость. Бес попутал.

- Простить?! Господь простит!

На шум сбежались почти все обитатели господского дома. Толкнув девицу в руки управляющего, Воронцов повернулся к нему.

- Никогда у меня в имении холопов не пороли. Видать придется такой порядок изменить. Запри ее до утра. Утром выпороть и чтобы я эту дрянь в доме больше не видел.

Василия трясло. Как же это надо его ненавидеть, чтобы сотворить такое. Знал бы, чем его благое намерение обернется…

Утром Софью разбудил истошный женский крик. Стиснув зубы, она слезла с кровати и, держась за стенку, пошатываясь, выбралась на заднее крыльцо. Картина, открывшаяся ей, ужаснула ее. К столбу была привязана девушка, та самая с которой она видела супруга своего не далее как два дня назад. Раздавшийся свист кнута и новый крик, полный мучительной боли, заставили ее зажмуриться.

- Прекратите! Прекратите это немедленно! – вырвалось у нее.

Василий бросился к жене, подхватив ее как раз в тот момент, когда она уже готова была рухнуть на крыльцо. Софью передернуло от его прикосновения. Как можно быть таким жестоким? Тем более к той, с которой делишь постель?

- За что Вы так с ней, Ваша светлость? – слезы блеснули на глазах.

- Она пыталась убить Вас, - ответил он, поджав губы, - Под Вашим седлом нашли ветку от розового куста.

- Меня?! За что?! – Соня не верила ушам своим.

Оттолкнув его, она как была в тонкой ночной сорочке подошла к несчастной. Откинув волосы с ее лица, заглянула ей в глаза. Во взгляде девушки сквозь боль светилась такая неприкрытая ненависть, что она отшатнулась. Ей стала понятна причина ее поступка. Княгиня повернулась к мужу, который настороженно наблюдал за ней.

- Отпустите ее, Ваша светлость. Я прошу Вас.

- Хорошо, - Василий махнул рукой.

Кузнец Савелий бросился к дочери, и, накинув на нее свою рубаху, унес к себе. С помощью горничной Софья Алексеевна вернулась в свои покои. Ее терзали думы о немыслимой жестокости супруга. Ведь, по сути, он сам толкнул эту несчастную на подобный шаг, обратив на нее свое внимание.

От физического недуга Софья оправилась быстро. Иногда еще кружилась голова, да мучили мигрени, как, то и предсказывал доктор, но в целом здоровье ее восстановилось. День рождение Анны Николаевны отпраздновали скромно. В свете несчастья, постигшего ее невестку, шумные празднества были бы неуместны. Приехали Строгановы и Аракчеевы. Мари и Софья подолгу просиживали в будуаре, о чем-то перешептываясь. О чем, мужчинам оставалось только догадываться, но по тому, каким взглядом его одарила Маша, Воронцов понял, что речь шла о нем. И, в общем-то, ничего хорошего, наверное, про него не говорили. Да что же стряслось то? Недоумевал он. Чем он мог навлечь на себя такое отношение супруги?

Соня, конечно же, визиту родственников и друзей была рада, но когда все разъехались, вздохнула с облегчением. Все же неприятно было ощущать себя объектом жалости даже со стороны близких людей. Жизнь ее не кончилась, слава богу. Она молода и здорова и дети у нее еще будут, как ей доктор сказал. Она испытывала непреодолимое желание побыть в одиночестве. Жарким июльским днем, оседлав Утреннюю звезду, она незамеченной выскользнула из усадьбы. Путь ее лежал в лес. Только здесь она ощущала себя совершенно свободной от всяких условностей. Здесь она могла быть сама собой. Подъехав к пруду, девушка спешилась, потрогала рукой прохладную воду. Как же хотелось окунуться.

Семен, проводив глазами барыню до ворот, усадьбы поспешил к его светлости.

- Василий Андреевич, барин, Вы просили сказать, если Софья Алексеевна, куда без Вашего ведома соберется. Так вот уехала она только что.

Чертыхнувшись, Василий отложил в сторону чертеж новой мельницы, и быстрым шагом вышел из кабинета.

- В какую сторону она направилась? - спросил он.

- К лесу, Ваша светлость, - ответил Семен.

О том, что между князем и его женой пробежала черная кошка в имении знали все. Супруги снова спали раздельно, каждый в своей спальне. На людях были вежливы друг с другом, да и только. Даша очень тревожилась за свою хозяйку. Замкнулась, неразговорчивая стала, даже с ней перестала делиться переживаниями своими.

Воронцов знал, куда поехала Софья. Только одно место притягивало ее как магнит. Туда-то он и поспешил. Утреннюю звезду он увидел сразу. Кобылка была привязана у той самой старой ивы, где они часто сидели вдвоем. Спешившись, Василий Андреевич привязал вороного и подошел к берегу. Одежда его жены лежала на траве, а вот саму ее нигде не было видно. Тревожно сжалось сердце. Уж не удумала ли она чего? Воронцов внимательно огляделся. Стащил рубашку с широких плеч, за рубашкой последовали сапоги и бриджи. Раздевшись, вошел в воду, нырнул, высматривая сам не зная чего. Вынырнув на поверхность, он обнаружил перед собой Софью.

- Да Вы никак следите за мной, Ваша светлость, - недовольно выговорила она.

- Я же просил Вас не покидать усадьбы, без сопровождения, - рассердился князь.

Взгляд его упал на грудь обнаженную Софьи. Перехватило дыхание. Мучительно захотелось прикоснуться к ней, сжать в объятьях. Воронцов потянулся к ней, обхватив тонкую талию, притянул к себе, невзирая на ее сопротивление. Твердые горячие губы прижались к ее рту, не давая возможности отстраниться.

- Я люблю тебя, Господи, как я люблю тебя, - шептал он, покрывая поцелуями ее лицо, - Не мучай меня больше, прошу. Скажи, чего ты хочешь от меня? Все сделаю!

Соня понимала, что не может противиться той страсти, которую он пробуждает в ней. Обвив руками его шею, она, молча, прижалась к нему, давая понять, что согласна уступить. Василий вынес ее на берег, туда, где ветви старой ивы образовывали нечто вроде шатра. Бережно опустил на мягкую шелковистую траву и лег рядом. Горящими глазами он исследовал каждую черточку прекрасного тела. Софья сама раскрыла ему навстречу объятья, притягивая его к себе. Любовники сплелись в тесном объятии. Солнечные лучи, проникая сквозь листву, рисовали замысловатые узоры на обнаженных телах. Только лес слышал тихий стон влюбленной женщины, отдающей всю себя любимому мужчине.