Девушка в белом кимоно

ГЛАВА 24

Япония, настоящее время

Меньше чем через неделю после получения письма от Йошио я уже садилась на борт «Боинга 777», направляясь на восток. Самолет разогнался, убрал шасси и спустя минуты уже рассекал утренние облака. Я была готова к шестнадцатичасовому перелету, но так и не смогла успокоиться.

Я смотрела фильмы, отслеживала продвижение самолета с помощью специальной бортовой программы и смотрела в окно. Наблюдает ли за мной мой отец? Рад ли он моей поездке? Правда, если знает, как я за нее расплатилась, то не очень.

Когда папа впервые привез кадиллак домой, мама не была в восторге от его бросающейся в глаза экстравагантности, говоря, что это слишком большая и слишком дорогая машина.

— У нас же уже есть надежный автомобиль, — говорила она, но папа твердил, что приобретение жемчужины производства «Дженерал Моторс» всего за семь с половиной тысяч долларов было настоящей инвестицией. Оказалось, что он был прав.

В 1958-м за «Кадиллак Эльдорадо Биарриц» в отличном состоянии от серьезных коллекционеров можно было получить от семидесяти до двухсот тысяч долларов. Мне же удалось заключить сделку на сумму примерно посередине. Этого было больше чем достаточно для покупки билетов и оплаты самой поездки, но чувство вины за эту продажу было почти невыносимым.

Когда покупатели погрузили драгоценный папин кадиллак на эвакуатор и увезли, я стояла возле дороги и плакала. Я продала единственную ценность, переданную мне в наследство.

Но, в конце концов, шанс восстановить папино доброе имя, мои воспоминания о нем, моя вера в справедливость мира и понимание того, что с ним произошло, стоили неизмеримо больше.

Жаль только, что я не знала, чего ожидать.

Йошио еще не получил ответов на запросы о налогах на недвижимость, с помощью которых можно было бы узнать имя владельца, но уже успел найти новый точный адрес дома и пообещал съездить в Дзуси и договориться о встрече и интервью с хозяевами. Я была ему очень признательна за помощь, но тот факт, что Иошио не дал мне адрес, тут же насторожил меня как журналиста. Он, как истинный профессионал, прекрасно понимал, что стоит ему дать мне необходимую информацию, и я тут же исключу его из этой истории. А поскольку я никогда не писала сентиментальных сюжетов или очерков о стиле и доме, то он, скорее всего, почуял в моем интересе хорошую историю.

Это был не первый раз, когда мы с ним хватались за одну и ту же тему. Как-то мы с ним одновременно стремились взять интервью у председателя Совета управляющих МАГАТЭ, но эта честь в итоге досталась мне. И когда моя статья привлекла международное внимание, Йошио сменил «сторону» и написал статью — опровержение моей, которая привлекла почти столько же внимания, сколько и исходная.

И дело было не в том, что я в чем-то винила Йошио, ни тогда, ни сейчас, журналистика всегда была игрой на информации, в которую мы оба играли, чтобы заработать себе на жизнь. К тому же я информировала его, что мое расследование носило частный характер, вот только не объяснила, какой именно. Я собиралась рассказать ему чуть больше на обеде в Токио. Мне только оставалось хорошенько обдумать свой стиль поведения с ним и количество и качество информации, которой я могу с ним поделиться.

Где-то позади меня заплакал ребенок, а потом прозвучало объявление капитана и зажглись значки «Пристегните ремни». Мы стали снижаться, и у меня заложило уши. Я сложила свой столик, упаковала вещи и подняла шторку на окне.

Международный аэропорт Нарита находился в часе езды от Токио, поэтому в окне я не увидела потрясающих видов мегагорода и горы Фуджи. Только извилистые водные каналы, соты из зданий и характерные лоскутные контуры возделанной земли. В отличие от «гребенок» Среднего Запада, ландшафт больше походил на поле для гольфа с его песчаными ловушками и водными преградами. Я придвинулась ближе к двойному стеклу и прищурилась, чтобы лучше видеть. Поля были подтоплены. Я думала, что сезон дождей уже закончился. Мы постепенно спускались, и мелкие заводи с глинистым дном становились видны все лучше: это были рисовые поля. Я почувствовала толчки турбулентности, схватилась за подлокотники и приготовилась к посадке.

Спустя долгие часы полета и с четырнадцатичасовой разницей во времени в Японию я прибыла в состоянии крайней усталости. На контроле я протянула свой посадочный талон, медицинскую карточку и таможенную декларацию, потом отстояла долгую очередь, пока мы проходили иммиграционный контроль, где я была сфотографирована, сдала отпечатки двух пальцев и скан глаза и измерила температуру. У моего сотового оператора здесь не было поддержки, я не была уверена, будут ли здесь работать мои кредитные карты, и все указатели на территории аэропорта указывали направление к железнодорожной станции, а до моего отеля мне надо было добираться на автобусе.

Через час я уже была в отеле, выпила успокоительное и, коснувшись головой подушки, взмолилась о величайшей из небесных милостей — о сне.

На следующее утро, когда я садилась на многолюдный поезд Нарита-экспресс, в котором были просторные сиденья, безукоризненно чистый интерьер, а окна обеспечивали прекрасные виды, все тяготы долгого и изматывающего путешествия были уже забыты. У меня было место у окна, и я вовсю наслаждалась роскошными пейзажами префектуры Тиба на пути к одному из самых густонаселенных мегаполисов мира — Токио.

Скоростной поезд мчался сквозь заболоченные рисовые поля и широкие зеленые зоны, обходя по краю сонные поселки, которые, если верить моей карте, обладали богатой историей. В одном стояла датская ветряная мельница, окруженная акрами сезонных цветов, — дар Нидерландов в честь столетия торговли. Другой был тайным городом самураев. Интересно, а отец останавливался, чтобы посмотреть на эти руины? Гулял ли он по петляющим дорожкам, чтобы осмотреть оставшиеся дома тех, кто поклялся их защищать?

Стоило нам пересечь воду, как загородная зелень за окном сменилась на серые городские тона, на узкие высокие здания, теснящие друг друга. Из-за искривления в оконном стекле мне показалось, что они приветствовали меня восточным поясным поклоном. Я считала, что много путешествую, но ничто из того, что я видела, не могло сравниться с Токио — ни размер Чикаго, ни плотность Нью-Йорка.

Линия горизонта вообще была немыслимой.

Я сверилась с названием остановки по экрану, на котором горели надписи на четырех языках, посмотрела на свой багаж и подготовилась к выходу. Снаружи меня сначала потрясла влажность воздуха, а потом — осознание того факта, что здесь был мой отец. Я делала первые шаги по настоящей земле его историй. Теперь, вместо того чтобы отмечать его передвижения гвоздиками по карте, я могу пройти его дорогами. По моей коже забегали мурашки.

Йошио выбрал для встречи ресторан всего в нескольких минутах ходьбы от станции, но я нарочно пришла пораньше, чтобы осмотреться. Как истинный турист, я сделала несколько снимков железнодорожной станции из красного кирпича и с золотистым куполом на крыше. Потом я отошла немного назад и снова его сфотографировала. Архитектура этого строения с каменными фасадами и декоративными рельефами выглядела европейской. Я бы отнесла ее к итальянской или британской, но никак не японской.

Каждый дюйм пространства был занят строениями, а то, что оставалось свободным, — людьми. Торговых автоматов было больше, чем деревьев, и хотя сам город был безукоризненно чистым и лишенным всякого мусора, его воздух был «замусорен» рекламными щитами. Я попыталась представить себе, как эти улицы выглядят ночью.

Здесь все было необычно. Когда я переходила улицу, до меня донеслось чириканье механической птицы. Я остановилась и стала озираться, чтобы найти источник звука. Тогда группа одетых во все цвета радуги подростков с улыбкой показали мне на устройство над пешеходным монитором. Я улыбнулась им в ответ. Здесь мне не понадобился переводчик.

Электронные меню предлагали всевозможные товары, от рыбной выпечки до тофу, и я постепенно научилась не всматриваться в окошки торговых автоматов, чтобы не хотеть это все попробовать.

Я думала, что здесь старина будет соседствовать с новым, как в Европе, где фонтан Треви окружен бутик-отелями и китчевыми магазинами. Там везде, где хватало глаз, современный мир шел бок о бок со своим прошлым. История ощущалась в воздухе, касалась вашей кожи.

Токио сиял новизной, словно только вышел из традиционной бани, начисто избавившись от своей многовековой истории.

Я могла лишь надеяться, что мой приезд сюда сделает то же самое для совести моего отца.

— Здравствуйте, Тори! Вы Тори Ковач?

Я развернулась и увидела Йошио, который махал мне от дверей ресторана. Конечно же, он меня узнал. Меня было сложно не заметить: во-первых, я была с багажом, а во-вторых, в Токио, как и во всей Японии, проживали преимущественно японцы. Я никогда не испытывала дискомфорта от того, что я американка, но на этот раз я остро чувствовала, что я здесь иностранка. Я поправила свои серые брюки и блузу с короткими рукавами. Здесь было так жарко, что можно было надеть верх и совсем без рукавов, но в Японии принято прикрывать плечи.

— Здравствуйте. Вы Йошио?

Он выглядел в точности как его фотография на колонке сведений об авторе: сорок с небольшим, квадратная челюсть и широкая, уверенная улыбка. Я протянула руку, не уверенная в том, правильно ли я его приветствую, но он ее пожал. Затем приложил сверху вторую руку и пожал еще раз.

— Прошу... Я заказал нам столик, — он открыл передо мной дверь ресторана и последовал за мной. — Как вам понравилась поездка на поезде через пригород?

— Очень красиво, — я раскрыла глаза пошире, стараясь привыкнуть к приглушенному освещению. — И не так много народу, как я ожидала, — добавила я, замедляя ход, чтобы он мог пойти передо мной.

— Да, вы же ехали на экспрессе. Если бы вы сели на пассажирский и в час пик, то вас бы ждала совершенно другая история. Пассажиров так много, что здесь существует потребность в такой профессии, как осия31 в белых перчатках, — он жестом указал на деревянный столик на низких ножках, стоявший у дальней стены и окруженный красными подушками — сиденьями. — Подальше от солнца и шумной улицы, чтобы было удобнее разговаривать.

Мне уже было неудобно, слишком большое значение имел этот разговор. Я устроила свою ручную кладь у стены рядом со мной, в то время как Йошио разговаривал с официанткой на японском.

— Вы позволите мне сделать заказ за вас? — спросил Йошио, обернувшись ко мне. — Даю вам слово, вы не будете разочарованы. Это всемирно известная кухня.

Мне тут же вспомнился торговый автомат и нечто такой странной текстуры, что я едва заставила себя это проглотить, но я кивнула и улыбнулась, решив воздержаться от поведения карикатурно-стереотипного капризного американца. Я достаточно путешествовала, чтобы не делать этой ошибки. Однажды в Италии, когда я попыталась в ресторане пояснить свои гастрономические предпочтения, шеф-повар, коротышка-итальянец, доходчиво и в двух словах объяснил мне: «Будешь есть то, что мама приготовит». На этом вопрос был исчерпан.