Девушка в белом кимоно

ГЛАВА 16

Япония, 1957

Всю ночь мы с Хаджиме разговаривали, смеялись и любили друг друга как муж и жена, и под утро уснули, обвившись телами, как две глицинии, тянущиеся к одному солнцу.

С утренней перебранкой ласточек вернулось беспокойство: я вспомнила, что мне предстоит. После ночи любви я хотела показать ему, что она могла уже принести плоды.

Я вдыхаю запах океана с его загорелой кожи и ощущаю движение мышц под своей ладонью. Я счастлива. Удовлетворена. И взволнована.

Пока он дремлет, я внимательно его рассматриваю. Унаследует ли наш ребенок эту крохотную ямочку на подбородке? Или глаза цвета моря? Или слегка вьющиеся волосы? Хорошо, что его волосы насыщенного чернильно-черного цвета. Я буду любить нашего ребенка независимо от того, как он будет выглядеть, но это облегчит его и без того нелегкую ношу па крохотных плечиках.

Хаджиме делает долгий вдох и томно улыбается.

— Доброе утро, — спросонья его голос звучит с хрипотцой. Еще одна прелестная черта.

Я приподнимаюсь на локтях, и мои волосы падают мне на лицо. Он заправляет их мне за ухо, но они падают снова, и он повторяет это движение, как ласку, раз за разом, словно гладит кошку. Я вытягиваю шею и прижимаюсь к нему лицом.

Я улыбаюсь своему мужу. Мужу. Меня переполняют эмоции. Он уходит патрулировать Тайваньский пролив уже сегодня. Может быть, мне стоит подождать эти две недели, чтобы открыть ему свой секрет, когда он вернется? Я решаю сначала предложить тему и посмотреть, как она будет принята.

— У Исури такой красивый ребенок.

Мерцающие голубые глаза смотрят в мои не отрываясь.

— Ты красивая.

Его пальцы скользят по моим губам, но я не позволяю себе отвлечься.

— По-моему, он просто идеальный. Он почти не плакал, ты обратил внимание?

— Исури измотана. Она сказала, что почти не спит, — он втягивает в себя воздух и сдерживает ленивый зевок. — А мне нравится спать, — он потягивается и привлекает меня к себе.

— Тебе не нравятся дети? — мой голос похож на писк.

Хаджиме прижимает мои губы к своим.

— Мне нравится делать детей, — с улыбкой мурлыкает он.

Один поцелуй, и мое тело запело. Мне не удается удержать внимание на вопросе. Кончики его пальцев пробегают по моему позвоночнику, вызывая волны мурашек и жара. Его поцелуй становится горячим и жадным, но мою цель нельзя откладывать.

— Хаджиме, — я отстраняюсь и сажусь. Вытянувшись, я достаю свиток, приготовленный и уложенный возле края футона. Тот самый свиток, который я покрыла иероглифами, сидя возле своего дракона, в первый свой вечер в этом доме. Я беру его за край и кладу между нами.

— Это для меня? — выгибаются его брови. Он приподнимается на локте, поправляет растрепавшиеся волосы и трет глаза. Потом снова откидывается назад и тянется ко мне. — Иди сюда.

Я ложусь на бок, на сгиб его локтя, и кладу голову ему на грудь. Пока он разворачивает мой свадебный подарок, я вожу пальцем по выступающим буквам на его армейском жетоне. Меня снова сковал страх. Что, если эта новость будет принята плохо?

Он раскрывает отороченный шелком манускрипт и читает сложную вязь кандзи, выполненную курсивом. Я закрываю глаза и жду, прислушиваясь к его сердцу и молясь, чтобы он принял нашего ребенка. Сколько уже прошло времени? Три секунды? Пять? Десять? Сколько он будет смотреть на мои слова, не показывая никакой реакции? От нетерпения у меня сжались пальцы на ногах. Кажется, родить бывает проще, чем объявить о возможном появлении ребенка.

— Потрясающе, — он целует меня в макушку.

У меня широко распахиваются глаза. И все? В смятении я сжимаю лицо в ладонях. Он не показывает радости. Его лицо, хоть и расслабленное, не выражает никаких эмоций.

— А что тут сказано?

— Ой... — я с облегчением расслабляюсь у него на плече. Ну конечно, курсив сложно читать даже японцам, этот стиль используют скорее для эстетики, чем для передачи информации. Я показываю на иероглифы в левом ряду. — Вот этот обозначает «шесть». Следующий — «луна»... — я задумываюсь, следует ли объяснять драконий хвост, но решаю этого не делать. — А последний обозначает «благословение», — у меня затрепетало сердце. — Через шесть лун мы будем благословлены.

В Японии беременность измеряется лунными циклами в четыре недели, поэтому вместо западных девяти месяцев мы носим детей по десять. Хотя количество недель у нас одинаковое — сорок. Если я беременна, то у меня срок — четыре луны. Это значит, что я должна родить в феврале.

Я жду его реакции, не поднимая на него глаз.

— А этот что означает? — он касается большого иероглифа справа.

— А это значит... — сердце сорвалось в бешеный ритм, как птица, отчаянно рвущаяся на волю из клетки. Этот символ невозможно ни с чем спутать. — «Девочка».

— «Девочка»? — он берет свиток поудобнее, чтобы лучше его рассмотреть. — Через шесть лун мы будем благословлены, девочка? — он наморщил лоб.

Я открыла было рот, чтобы пояснить, но передумала и предоставила это мгновение молчанию, лишь взяв его ладонь и положив ее себе на живот.

Oн делает резкий вдох.

Ты хочешь сказать, что беременна девочкой? его взгляд падает туда, где наши руки лежат на едва заметном возвышении из плоти.

Возможно. Это еще не подтверждено.

Но ты так думаешь, — он вглядывается в мои глаза.

Я киваю.

Он продолжает смотреть на меня во все глаза. Я знала, что мои слова будут как вода на лицо спящего: неожиданными и шокирующими, но сейчас он мне совсем не кажется счастливым.

В груди все сжимается. Я сажусь.

— Ты не рад.

— Да нет, не в этом дело, — он наклоняется вперед и берет мое лицо в ладони. Большими пальцами он вытирает с них влагу. — Почему ты мне не сказала?

— Помнишь историю, которую я тебе рассказала, когда ты нашел меня здесь? Как окаасан поделилась со мной своей историей о птичке. И сказала, что выбор, который мне предстоит, теперь в моих руках.

Он кивает.

— Вот моя птичка, — я киваю на свой живот. — А ты был моим выбором. Я не хотела принуждать тебя в твоем выборе. Я не пыталась добыть себе мужа, заманив его в ловушку. Вот я и подождала, пока мы поженимся, но... — я вглядываюсь в его глаза сквозь слезы.

— Иди сюда, — Хаджиме заключает меня в объятия, гладит мои волосы и шепчет: — Я тоже выбрал тебя. И я счастлив. Я потрясен известием, только и всего. Просто пока я еще не думал о детях.

— Тебе повезло, — говорю я. — Потому что я только о них и думала.