Дело Зили-султана

* * *

Мельников выслушал меня озабоченно, но сказал, что помочь ничем не может. По персидским законам это слишком серьезное преступление, виновного могут и к смертной казни приговорить.

– Но вы должны заступиться, он подданный русского императора, – возразил я.

На это Александр Александрович мне меланхолично ответствовал, что Ганцзалин мой – не тот подданный, из-за которого Россия будет портить отношения с Персией. К тому же, заметил он, у шаха я имею больше авторитета, чем любой посланник. И, значит, вполне могу попросить за своего слугу сам, не прибегая ни к чьей помощи.

От такого ответа у меня потемнело в глазах. Положение оказалось даже хуже, чем я ожидал. Я, конечно, мог сам попросить за Ганцзалина, но тогда бы пришлось объяснять, что ему понадобилось в гареме шаха. Насер ад-Дин – человек оригинальный, но далеко не дурак. Попытки все списать на сладострастие моего слуги на него не подействуют: в распоряжении сладострастников куча других гаремов, не говоря уже про институт временных жен. Если шах задумается хотя бы на миг о том, кто я такой, недалеко до полного провала. Русский шпион, отправляющий своего слугу в гарем повелителя, вряд ли вызовет у шаха Каджара добрые чувства. Выбирая между благом отечества и жизнью моего помощника, я, разумеется, выберу Ганцзалина. Другое дело, что мое заступничество может и Ганцзалина не спасти, и меня поставить под удар.

Я ушел от посланника растерянный. По иронии судьбы я даже увидеть Ганцзалина не мог, ему в тюрьме запрещены было сношения с кем бы то ни было. Поэтому решения своей судьбы ждал он в полном одиночестве. Но все равно в каком-то смысле ему было легче: он знал, что я его не брошу и вытащу даже из преисподней. А вот я как раз не был в этом так уж уверен.