Дело Зили-султана

* * *

– Да вы с ума сошли, ротмистр! – рявкнул Караваев, услышав мое предложение. – Какие, к чертовой матери, учения могут быть у казачьей бригады на Артиллерийской площади?! Что нам там делать? У нас для учений есть свой Машк-Мейдан.

– Согласен, Александр Николаевич, однако у нас в бригаде ведь имеется артиллерийская батарея… Вот кому не мешало бы поупражняться на Топ-Мейдане. Ведь там все для этого обустроено. Ну и, конечно, артиллерию должна поддержать кавалерия, как без этого.

Некоторое время полковник глядел на меня без всякого выражения. Потом сказал весьма холодно.

– Господин ротмистр, я не люблю, когда меня держат за дурака. Если вам что-то нужно, так скажите напрямик, а не устраивайте тут лейб-гвардейскую интригу…

Я выдержал небольшую паузу и ответил, глядя полковнику в глаза тоже без всякого выражения.

– Господин полковник, вы человек умный и наверняка понимаете, что я появился здесь не просто так. И фаворитом шахиншаха я тоже сделался не случайно. И если у меня нет пайцзы, которая предписывает всем вокруг оказывать мне всяческое содействие, то это только потому, что мы давно уже не монгольский улус, а Российская империя. Вероятно, очень скоро мне придется возвратиться назад, на родину, где я буду самым подробным образом допрошен относительно состояния дел в бригаде. И что я смогу рассказать? Что, несмотря на бравого командира, бригада содержится из рук вон плохо, дисциплины никакой, солдат на многие месяцы отпускают домой, чтобы не платить им жалованья, полковник в контрах со всеми старшими офицерами – и так далее, и и тому подобное. И самое главное, Александр Николаевич, вы – мой должник. Вы же помните ту маленькую услугу, которую я вам оказал, поймав убийц в вашей бригаде?

И я обезоруживающе улыбнулся.

– Убийство случилось после вашего появления – сказал полковник сквозь зубы. – Вы первый были заинтересованы в поимке негодяев.

– Это неважно. Главное, что услуга была оказана.

Полковник некоторое время думал, потом поднял на меня глаза. Лоб его разгладился, он глядел теперь почти безмятежно.

– Хорошо, – сказал он. – Что вам угодно?

Я отвечал, что мне ничего не угодно. Но как один из старших офицеров его бригады полагаю совершенно необходимым в качестве учений пройти парадом по Артиллерийской площади. Да вот хотя бы сегодня вечером, после захода солнца.

Полковник пожал плечами и сказал, что это совершенно невозможно – полки распущены на вакации, собрать людей можно не раньше, чем через три дня.

– Пусть будет три дня, – согласился я, подумав, что три дня Ганцзалин уж как-нибудь без воды и еды продержится. Все лучше, чем если тебе отрубят руки, уши, а тем более – голову.

Нужно ли говорить, что расстались мы с командиром довольно холодно.

Когда вечером я пересказал наш разговор с полковником Элен, она заявила, что я гений и она мной гордится.

– Да, у меня много достоинств, – отвечал я, заключая ее в объятия.

– Ах, – засмеялась она, отстраняясь, – ты, может быть, думаешь, что ты лучший на свете любовник?

Я сделал оскорбленное лицо: а разве не так?

– Не знаю, – отвечала она лукаво, – я еще не разобралась.

Не приходится удивляться, что добрая половина ночи ушла у нас на то, чтобы прояснить этот деликатный вопрос.