Дело Зили-султана

* * *

Как я уже говорил, это было крайне странное и сомнительное предприятие, продиктованное моему воспаленному мозгу соображениями индукции. И тем удивительнее было, что оно удалось. Небеса ответили на наши мольбы. Высшие силы послали нам если не прямое спасение, то некоторое облегчение. Неожиданно ветер усилился и принес огромные сизые тучи, которые в считанные минуты заполонили все небо. Начал погромыхивать гром. Ганцзалин забеспокоился. Небо гневается, сказал он, сейчас оно испепелит нас молниями. Прежде он уже видел человека, в которого попала молния. Тот лежал как живой, только побагровела и приобрела странный рисунок кожа в том месте, куда ударил гнев богов. И вот сейчас опять будет так же – небо сердится на нас.

– Нет, небо не сердится, – отвечал я, – небо дает нам надежду.

И действительно, спустя несколько минут тучи разверзлись, и хляби небесные обрушились на землю. Буря шумела, гром грохотал, молнии сверкали, дождь хлестал нас косыми струями, а мы радовались, как только может радоваться человек. И я, и Ганцзалин, мы оба открыли рот как можно шире, чтобы туда попадала вода – изобильная, упоительно прохладная и освежающая. По нашим лицам вперемешку с водой текли слезы, но это были слезы радости. Одна из молний сверкнула совсем рядом, ослепив меня на несколько секунд, но вреда не принесла.

Дождь кончился почти так же быстро, как начался. Он разогнал грифов, и мы теперь лежали одни на своих каменных постелях, если, конечно, не считать двух разложившихся мертвецов, которые, впрочем, были нам не компания.

– Если дело так пойдет дальше, я, пожалуй, решу, что правильно нас не убили сразу, – заметил я.

Ганцзалин ничего не ответил.

– Ганцзалин, – окликнул я его, – ты уснул, что ли?

Ганцзалин молчал. Я с некоторой тревогой повернул голову и обмер. Мой слуга лежал неподвижно, пелены, спутывающие его, обгорели. Молния ударила в него и остановила сердце.

Мой помощник, друг, человек, которого не брала ни пуля, ни нож, ловкий, как обезьяна, и сильный, как медведь, лежал теперь передо мной холодный и бездыханный, и вернувшийся черный гриф приплясывал рядом с ним свой ужасный танец могильщика. Так вот как ответило небо на наши мольбы…

Я так стиснул зубы, что услышал хруст обколовшейся эмали… Я не мог глядеть на тело и не мог отвести от него взгляд. Минуту, другую, третью я лежал так, ничего не чувствуя и ничего не понимая. Потом что-то замелькало у меня перед глазами, и я с трудом стал приходить в себя. Не сразу я осознал, что происходит, и лишь спустя несколько мгновений понял, что гриф слетел на грудь Ганцзалину и погрузил клюв в его ключицу – туда, где, видимо, мясо казалось ему более нежным.

– А! – закричал я как безумный. – Нет! Прочь! Про-о-о-о-очь!!!

Я залился криком непрерывным, как пароходная сирена. Вспугнутый гриф тяжело спрыгнул на землю и, недовольный, неуклюже отбежал в сторону.

Еще несколько раз он пытался взяться за моего бедного друга, но всякий раз я отпугивал его дикими криками. В последний раз я сорвал себе голос и мог уже только хрипеть. Было ясно, что еще немного, и гриф получит у смерти свою страшную дань.

И тут случилось нечто необыкновенное. Я воочию увидел, как смерть соткалась из ночной тьмы и, освещаемая ледяным светом луны, вступила на скорбную арену дахмы. Сердце мое облилось холодом, дыхание замерло. Не отрывая глаз, я глядел, как смерть приближается ко мне неторопливым ровным шагом. Это была женщина, вся в черном, лицо ее было закрыто – вероятно, потому, что лик смерти можно увидеть один только раз – и то в самый миг умирания. Итак, мы звали сверхъестественную силу, и она явилась.

Смерть подошла ко мне вплотную. Что ж, она забрала Ганцзалина, теперь пришла и моя очередь. Смерть наклонилась надо мной, и я неожиданно почувствовал легчайший запах французских духов. Но удивиться как следует не успел. Смерть откинула черную вуаль, закрывавшую ее лицо, и посмотрела на меня глазами Ясмин.

Несколько секунд мы молчали, глядя друг на друга. Потом я проговорил хрипло, почти неслышно:

– Как ты здесь оказалась?

– Я следила за тобой, – просто отвечала Ясмин. – Когда поняла, что вас оставили здесь умирать, достала веревочную лестницу с крюками, забросила ее на башню и залезла сюда.

– Значит, пришла доделать свое черное дело… – я не мог на нее больше смотреть.

– Черное дело? – ее голос звучал удивленно. – Я пришла спасти вас, как спасала всегда.

– Элен мне все про тебя рассказала… – голос у меня был сорван, я не мог говорить громко, но в кладбищенской тишине дахмы каждый звук разносился необыкновенно далеко. – Я знаю, что ты родственница Зили-султана.

Она на миг смутилась, но отпираться не стала.

– Да, я его родственница. Точнее, родственница его матери.

– Значит, тебя послали следить за мной и… и уничтожить меня, – я не мог смотреть в ее глаза, черные, как колодцы. – Радуйся, ты победила.

Несколько секунд она только молча глядела на меня, потом тихо заговорила.

– Меня на самом деле послали следить за тобой. И если понадобится, уничтожить. Но я была слишком неосторожна. Я провела с тобой в тахтараване целый день. И после этого я уже не могла делать то, ради чего меня к тебе отправили. Ты оказался слишком хорошим человеком и я… я не смогла. Поэтому я устроила так, что полиция меня схватила – мне надо было чем-то оправдать свое бездействие.

– А кто преследовал нас все это время?

– У эндеруна много лазутчиков, у него везде глаза и руки. Как могла, я оберегала тебя, ты об этом уже знаешь.

Я отвел глаза.

– Я тебе не верю.

Несколько секунд она молчала. Потом заговорила вновь.

– Пускай. Я все равно спасу тебя. И тебя, и твоего слугу.

Я скрипнул зубами, вспомнив о Ганцзалине.

– Ты опоздала. Ганцзалину уже никто не поможет. В него ударила молния, он мертв. Мертв…

Ясмин растерянно умолкла. Потом сказала:

– Но ты-то жив! И тебя еще можно спасти.

Несколько секунд я молчал. Мне очень хотелось довериться ей. Но я не мог.

– Ты меня не обманешь, – проговорил я. – Элен мне все про тебя рассказала.

Она покачала головой.

– Элен… И ты ей поверил? Она же работает на англичан, она шпионка, как и ты. Как все мы… – поправилась Ясмин, перехватив мой взгляд.

Я хрипло рассмеялся.

– Как все мы… Элен – чистая душа. Ты клевещешь на нее.

– Зачем мне клеветать? Это она выдала тебя Зили-султану, она виновата во всех твоих бедах. Она, а вовсе не я.

С минуту я молчал. Потом сказал:

– Освободи меня.

Ясмин торопливо вытащила из складок одежды кинжал и наклонилась надо мной.

– Нет-нет-нет, – раздался за ее спиной знакомый голос. – не надо лишней суеты. Никто никого не освободит.

В мгновение ока Ясмин повернулась назад и тут же отпрянула. В трех шагах от нее – я глазам своим не поверил – стояла Элен. Луна делала ее белую кожу еще белее, волосы под луной были не золотыми, а серебристыми, казалось, что перед нами – выходец с того света. Одета она была в коричневую «амазонку» – костюм для верховой езды.

– Ах, этот глупый принц с его восточным людоедством, – криво улыбнулась Элен. – Надо было просто тихо придушить вас и потом отправить в дахму. Но он непременно хотел вас помучить перед смертью. Нет, мстительность не грех, но большая глупость. Сколько замечательных предприятий провалилось из-за этого сильного чувства. Если ты решил уничтожить врага, это надо делать решительно и сразу, а не растягивать удовольствие. Но я, разумеется, не могла бросить тебя на произвол судьбы. Я должна была исполнить свою миссию. Точнее, свое задание.

– Элен, я не понимаю… – я никак не мог поверить в происходящее. – Какое еще задание, о чем ты?

– Ты мое задание, милый, – почти ласково улыбнулась Элен. – Проще говоря, я должна была тебя обезвредить. Клянусь богом, меньше всего на свете я хотела твоей смерти, но ты проявил себя слишком опасным, слишком изворотливым. Из-за тебя стратегические расчеты британского правительства оказались на грани провала. Поэтому пришлось подбить принца расправиться с тобой. Правда, я полагала, что это будет выглядеть куда проще, и вовсе не рассчитывала на такие мучения. Ты видишь, любимый, я вовсе не чудовище. И наша связь для меня очень много значит.

– Я вижу, – пробормотал я. – Получается, то, что о тебе сказала Ясмин, все правда?

Она засмеялась как-то невесело.

– Ну, всей правды обо мне никто не знает. Например, что мне не 22 года, а уже 28. Но это ничего. Эту правду вы унесете в могилу…

И она сделала шаг в нашу сторону. Ясмин мгновенно направила в ее сторону кинжал.

– Не подходи, ведьма!

Даже в ночи было видно, как перекосилось лицо Элен.

– Дикарка зовет меня ведьмой? Это смешно…

Ясмин стремительно прыгнула вперед и полоснула кинжалом Элен прямо по лицу. Но та в последний миг успела отскочить.

– Я еще думала, не оставить ли тебя в живых, девочка… – сказала она задумчиво. – Но после такой наглости. Нет, сегодня у грифов будет богатое угощение.

С этими словами она выхватила из кармана короткий двуствольный дерринджер и наставила на Ясмин. Та застыла, продолжая сжимать в руке бесполезный теперь кинжал.

– Я прострелю тебе колени и вставлю в рот кляп, чтобы ты не могла кричать. А наш дорогой Нестор-дженаб будет смотреть, как твое прекрасное лицо будут расклевывать грифы. Грифы обладают чудовищной силой. Одним движением клюва они вырывают из тела куски мяса, и так снова и снова, пока не насытятся, а жертва не потеряет сознание. Но и потом они продолжают свой страшный труд. Ужаснее всего, когда поедаемый приходит в сознание на полпути к могиле и видит себя наполовину обглоданным. Он видит свои кости, свои окровавленные внутренние органы, а иногда и не видит – если у него уже выклевали глаза. И тогда он только слышит отвратительный звук разрываемой плоти, и плоть эта – его.

Меня затошнило от этих речей. Но, как известно, в минуту смертельной опасности нельзя просто сидеть и ждать, или, как в моем случае, лежать и ждать. Нужно разговаривать, тянуть время, нужно что-то предпринимать. Не знаю, на что я надеялся. Может быть, на ранний рассвет или на то, что сюда кто-нибудь явится, какой-нибудь могильщик – кто-то ведь приглядывает за всем этим ужасным хозяйством.

– Послушайте, барышни, – сказал я, – я понимаю, это разговор между двумя женщинами, влюбленными в одного человека. Однако, признаюсь вам, самому предмету ваших вожделений разговор этот не доставляет особенного удовольствия.

Элен фыркнула: боже мой, вожделений! Узнаю мужчин с их невероятным самомнением, с их глупым тщеславием и убежденностью, что они являются центром вселенной.

– А кто же, по-твоему, является центром вселенной? – спросил я с невинным видом.

Она посмотрела на меня с какой-то брезгливой улыбкой.

– Милый, – сказала она, – во-первых, я не такая дура, как ты про меня думаешь. Во-вторых, я отлично тебя изучила. Все твои так называемые методы – это просто набор более или менее примитивных штампов, голое рацио без толики вдохновения. Если бы ты был способен чувствовать, ты бы понял, что я тебя нисколько не люблю. А если женщина спит с мужчиной, которого не любит, это значит, у нее есть к нему исключительно практический интерес. И если бы ты задумался хоть на секунду, ты бы мог понять, какой интерес у английской барышни может быть к русскому шпиону, выдающему себя за офицера. Но, впрочем, мы заговорились. Попрощайся со своей усатой поклонницей.