Нокс. Эпоха войны

— Простите, госпожа. Я никак не могу… — старческие руки нервно сдавили складки платья.

— Ничего… — Ребекка улыбнулась, нежно касаясь ладоней Гортензии. — Нам с Гавриилом уже пора. Проводите нас?

— Конечно! — улыбчиво ответила старушка и веселой походкой спустилась вместе с Ребеккой в зал.

***

Луна, выбившись из серых тучных масс, ярко светила, но даже так — ее свет едва проникал в скромную по размеру комнату старушки. Освещались лишь часть старой деревянной кровати, изношенный, скорее всего, семейный ковер, да ножки тумбы, на которой стояла рамка, видная из-за серебристых линий. Со скрипом двери с пола поднялась пыль, едва видимая на лунном свету. Старуха вальяжно и не спеша прошла к тумбе, попутно распутывая пучок каштановых волос, чьи корни были подобны снегу. Взяв в руки рамку хозяйка села на кровать (кровать тоже скрипнула). Глаза, уже красные от напряженных капилляров, дрожаще любовались на лица в фотографии. Любой, кто сейчас взял бы эту старую, наверное, времен Войны Трех бумажку с изорванными краями, не смог различить две фигуры, что были на фото. Но старушка прекрасно понимала, кто это. Нежно проводя пальцем, полными в непонятных старческих пятнах, по фигуре, напоминавшей мужчину, она обреченно вздохнула. Сухие губы припали к фигуре. Руки затряслись… слезы хлынули из впалых больных глаз.

— Смауг… — сдавленно прошептала Гортензия.

Из открытого окна вдруг повалил холодный ветер. Поежившись, старушка поспешила закрыть его. Щелкая щеколдой, она остановила мокрые глаза на фиолетовом небе. Звезды горели веснушками. Тонкие губы растянулись в улыбке. Закрыв глаза, Гортензия подалась чуть вперед, словно желая выйти из окна.

«Незабываемое чувство полёта…» — думала она про себя. Она вспомнила, как эти звезды были намного ближе к ней. Как воздух безжалостно хлестал лицо еще молодой Гортензии. Вспомнились и виды на весь Хеммет с высоты орлиного полета. Вспомнились драконьи чешуйки… громкое, приглушенное сопение, смешавшееся с тихим рыком.

Глаза резко открылись. Улыбка упала. Грудь старушки поднялась, а голова горделиво задралась к верху.

— Можешь не скрываться в тени, юноша… — холодным тоном отозвалась Гортензия. На ее слова вышел демон. Лицо его было скрыто в маске — лишь серые глаза можно было увидеть в этом черном силуэте.

— Давно вы поняли? — полушепотом спросил демон, аккуратно приближаясь.

— Как только ты нагло ворвался в мою комнату, — голос старушки вдруг гневно повысился. — Не томи… Хэйт…

— Узнали в полной темноте?

— Я далеко не глупая старуха, знаешь ли…

— Потому-то я и здесь. Думаю, нет смысла объяснить то, что я сделаю…

— Нет, конечно, — Гортензия смиренно вздохнула. — Но у меня есть одна просьба — не тронь детей… Они ничего не знают о Войне Трёх. Никаких записок или заметок я не делала. Нет ни единой книги, хотя намекающей на истинный исход всей истории по истреблению драконов. Всё только здесь (старушечий палец слабо постучал по виску).

— Хорошо… — ответил Хэйт приглушенно. Комнату на миг озарилась синим — лунный свет отражался в лезвии Мурасамы.

«Звезды-веснушки. Ветер в лицо… Мелкие пятна, что города. Драконья чешуя… Скоро мы встретимся, дорогой Смауг…» — слезы в последний раз прошлись по морщинистым обвисшим щекам…