Нокс. Эпоха войны

Райан долго молчал. Его глаза растерянно бегали. Неожиданно купол начал трескаться.

— Заклинание заканчивается. Скоро Совет снова установит магическую связь… — сказал Хэйт, тем самым подгоняя мозг Блейда на решение.

— Да чтоб вас всех!.. — огненный шар пропал. К Кённигу протянулась рука.

— Только не ной по дороге…

Хэйт лишь ехидно усмехнулся и принял помощь.

— Думаешь, мы сможем помешать Люциферу вдвоем?

— Я закинул пару удочек, Райан. Скоро пойдет и клёв…

***

Коридор был темный, хотя часы стояли на двенадцати. Ветер тихо насвистывал стоящим солдатам. Те казались статуями. Но лица вдруг оживились. По коридору стал разносится звук шагов. Вдали показалась мужская фигура. Горящие алым огнем глаза хищно поедали солдат. Ангелы расступились.

— Любого, кто зайдет сюда: убить! — ровным, но грозным тоном отозвался Левиафан

Дверь скрипнула. Шаги скрылись.

***

«Защищай Госпожу ценой своей жизни… Даже если придется убить товарищей»

«Не смей идти против приказа Владыки и его подчиненных»

«Ты солдат.»

«Ты воин..»

…

«Ты мой сын!..»

— Мама… — прошептал Левиафан. Лицо слезливое, лицо болезненное, кровавое, умирающее… Ангел вспомнил лицо матери…

***

Было не ясно — ветер это или кто-то жмется у стены, что рядом с лестницей. Обдумывать было некогда. Лязг доспехов нарушил тишину. Передернув затвор, первый резко дернулся и, нацелив ружье, застыл, готовясь выстрелить. Но никого не было. Второй вальяжно почесал затылок, чуть откинув шлем вперед, и удивленными глазами пытался найти, как он думал, нарушителя.

— Тьфу ты… — недовольно хрипнул первый, — просто ветер.

— Ох, Всеотец наш. Я уже каждый шелест за крысу принимаю. Пора бы уже брать дополнительную плату с охраны.

— И то верно, а то эти богатеи слишком заигрались в свои интрижки.

— Да-да. Того не пускай. Этого убей. Вот это подай… Херовы дворяне.

Под эту ругань шаги сзади были неслышны. Лишь жалобный звук натянутой тетивы наконец остановил болтовню солдат. Не успев обернуться, один получил магическую стрелу в плечо и свалился, громко стоная. Другой спохватился за ружье, но в момент выстрела его дуло было отбито ногой. Ружье полетело вверх Туда же смотрел солдат, а когда снова уставился на нарушителя, то уже встречал лицом кулак. Немного постояв, фигура скользнула к дверям. Хорошенько разбежавшись, она толкнула двери, что есть силы.

Увиденное не долго удивляло вошедшего. Он уже отпускал натянутые стрелы в врага. Тот, загоревшись красным огнем, отразил все выстрелы. Его глаза жадно впивались в гостя.

— Значит, ты всё вызнал… — веселое удивление было в этих словах.

— Госпожа Ребекка, вы в порядке?

Эденс валялась у ног Левиафана, держась за покрасневшее горло. Ее жалобный взгляд разглядывал в этом полускрытом во тьме силуэте своего близкого друга. Он снова натянул тетиву. Глаза окрасились нефритом. Улыбка расплылась на лице Левиафана.

Выстрел!

Ребекка почувствовала, как ее грубо схватили и прижали. Глаза успели уловить только белую стрелу. От шока боль не ощущалась, но вот дыра в животе казалась вполне реальной.

— Надо же, — присвистнул Левиафан, держа блондинку у себя, — ты всё равно выстрелил. Видимо, совсем отчаялся, раз в брата стреляешь…

Гавриил смолчал. Но его лицо исказилось в улыбке. Левиафан покосился назад, подозрительно щуря глаза. Что-то сзади вдруг укусило его в самую шею. Обернувшись, ангел увидел змею, горящую белым светом. Она протяжно прошипела, смотря на него злыми мелкие глазами. Тут, что есть силы, пшеничная голова Эденс ударила парня. Он свалился на пол, совсем не понимая происходящего. Змея скользнула с его плеча во время падения на руку Ребекки. Та нежно поглаживала ее, усаживая на свое плечо.

— Какого хера?! — крикнул он, сморкаясь кровью.

— Госпожа, — встрял Гавриил, — лучше проводить заклинание здесь. Внизу много стражи. Я задержу Левиафана.

Ребекка взглянула на рыжеволосого. Его глаза, пускай и горели гневным огнем, дрожали, как и руки. Он стоял уверенно, но не мог смотреть на лежащего брата. Девушка прошла к нему и положила руку на плечо. Нефрит пересекся взглядом с Фиолетовым небом.

Удар!

Раскрыв глаза, Эденс увидела меч из демонической эссенции, сдерживаемый луком Гавриила.

— Вам лучше поторопиться, госпожа!

Ребекка скользнула в другой конец комнаты. Схватив края широкого ковра, она сдернула его с места. Тусклый дневной свет показал нарисованные руны для телепортации. Сев в центр круга, девушка начала тихо читать заклинание.

— Не думайте, что я дам вам уйти!!!

Меч рассек воздух. Из этого же воздуха вдруг хлынула черная тонкая волна. И она почти настигла девушку… почти. Ледяные пики выросли из пола прямо на глазах. Левиафан округлил глаза. Через плечо Эденс выползла белая змея, недовольно шипя.

— Читает заклинание и одновременно защищается. Вот же заноза… — бубнил под нос блондин. Его отвлеченность дала о себе знать — лицо приняло хороший удар ногой. Ангел пошатнулся и уперся в комод, опрокидывая мелкое зеркальце и всякие побрякушки.

— Я. Твой. Противник, — спокойно выговорил Левиафан.

— О-о-о-о, ах-ха-ха-ха-ха. Братишка решил на кулаках подраться. Ну давай, Гавриил!

Гавриил молчал. Широкая улыбка нехотя сползла с блондина, перерастая в оскал. Братья обменялись взглядами и схлестнулись.

***

«Мне казалось, что меня выкинули в Ледяные дюны… Но что-то не похоже, что я сейчас мерзну. Хотя нет… я жив, чтоб его! Однако глаза всё равно плохо видят — одно мутное белое пятно. Чувствую ветер… свежий, прохладный, спокойный. Тело расслабленно и не болит, как в темнице. Голова пуста… совершенно. Душа наполняется легким и задорным настроем. Так хорошо…

Далеко, далеко в тени…
Живет мелкий, мелкий зверек…
Мелкий, мелкий зверек.

Откуда этот голос. Эта песня… малость знакома мне, но очень смутно, словно слышал ее давно. Да и голос этот пускай и слышу впервые, но кажется, что уже так давно привык к нему… сладкому… нежному… спокойному…

Людей он боится
И пугает он их
Мелкий и жалкий, страшится,
Глубоко прячет чувства внутри
Ему по ночам не спится.

Она тихо напевает эту мелодию, словно пытается усыпить меня — как матери поют своим детям. Слеза скатилась почему-то… Я хотел еще слышать этот голос… снова почувствовать эту легкость, когда она поет».

Пора проснуться, малыш…

Свет пробил муть в глазах. Я увидел чистое небо. Где-то неподалеку весело пели птицы. Голова моя лежала на чем-то мягком, теплом и двигающимся. Не сложно понять, что это был человек, ведь помимо пейзажа я видел фигуру, нависшую надо мной и застывшую, видимо, чтобы не пугать меня и тихо наблюдать за мной. Я чуть прищурился и разглядел в тени этого тонкого и утонченного лица яркий зеленый блеск в глазах… как у меня.

— Ты наконец проснулся, Джей…

— Кто вы? Что я здесь делаю? Я умер? — ее реакция на мои вопросы смутила меня. Она тихо посмеялась в ладонь и стала поглаживать мою макушку. Ее руки были нежными, мягкими и теплыми.

— Только очнулся, а уже вопросами завалил… — она снова пустила смешок, — лучше присядь и подыши немного свежим воздухом.

Я нехотя оторвался от ее колен. Закрыв глаза, я глубоко вдохнул и задержал воздух. Он приятно кололся внутри легких, щекоча живот и горло. На выдохе ощущались его остатки, что жадно слипались с моим телом. Воздух действительно был легким… самым легким, что я представлял.

Когда я открыл глаза, то имел возможность снова пропасть в изумлении. Сидел я на лавочке из белого мрамора — подлокотники ее были в форме красивых и непонятных мне существ, чем-то напоминающих драконов. Но не лавочкой был я увлечен… Мой горящий от наслаждения взгляд был прикован к огромному внутреннему двору, в котором я и находился. На белые мраморные стены здания, что ограждали меня от мира, я не обратил внимание.

В середине двора, где росли всякие цветы, стояло огромное дерево — толстый ствол его был покрыт неровной корой; мох аккуратно тянулся спиралью вверх, к макушке, которая скрывалась где-то в небе. Листья этого дерева вальяжно падали на дорожки двора и падали так, что почти сливались с общим фоном: входили в один темп с жизнью этого места. Форма этого листа была интересна; она имела острые отростки, как рога, по две пары сверху и снизу, и остальные рога тянулись от этих четырех.

В ряд стояли яблони с золотистыми листьями, что хорошо контрастировали с темно-зелеными листьями того могучего древа. На кончиках тоненьких веточек висели яблоки, тянувшие эти веточки вниз, словно натягивая для хлесткого удара. На эти веточки стали садиться красивые птички: размером они схожи со снегирями, даже красноватое брюшко, переходящее в белое ближе к лапкам, было похожее. Основное их оперение было алым — лишь кончики крылышек и хвостика были черными. На яйцевидной головке красовался перистый гребень того же черного оттенка; от него к клюву спускалась черная полоса. Эти птички вдруг громко зачирикали и взлетели, словно обрадовались кому-то.

Одна из них села на палец моей собеседницы, на которую я только сейчас обратил внимание, отчего и смутился, покраснев. Но смущение пропало, а румянец порозовел, когда я присмотрелся к этой женщине. Она была не молода, не стара, имела бледную, как у… Ребекки кожу. Глаза ее точь-в-точь мои: склера зеленая, зрачки змеиные. Губы тускло-розоватого оттенка растянулись в мелкой улыбке. Ветер нежно трепал ее алые волосы, словно расчесывал. А когда я увидел пару рог на ее голове, то немного испугался. Неужто демон? Но рога эти не похожи были на демонические: толстые, ребристые; кончики спиралью тянулись вверх. Она протянула вторую руку, чтобы погладить своим тоненьким пальчиком свою птичку, что обнажила часть кисти. Я увидел еле заметную чешую… Женщина медленно поднесла птичку чуть ближе к себе и, почти не касаясь губами, поцеловала ее. Пташка в этот момент заметно потягивалась от удовольствия прикосновений. Женщина так же медленно отдалила ее, и пташка спешно улетела к своим друзьям.

— Я назвала их гномоны. Утром они любят пить воду из того фонтана, — она указала на мелкую конструкцию, которую и фонтаном-то назвать нельзя было, но птицы из него пили. — В обед они начинают свою репетицию, а к вечеру любят понежиться на заходящем солнце.

Я уже не хотел, хотя лучше сказать боялся… да, боялся повторить вопрос и этим спугнуть, нарушить эту гармонию. Всё, что происходило здесь, жило своим чередом; даже эта женщина была нерасторопной, тихой… частью общей картины этого места. И вдруг она повернулась ко мне, смотря своими красивыми глазами на мое потерянное лицо. Губы ее сначала отлипли друг от друга, обнажив аккуратные, белые и мелкие клыки. Удивление на ее лице было просто превосходным… кажется, мой мозг уже окончательно влюбился в это прекрасное существо. Она захлопала своими длинными смолистыми ресничками и улыбнулась. Ее пальцы коснулись моей щеки. Я ощутил жар, усиливший прилив крови к моим щекам.

— Ты вырос… — снова подала она свой сладкий, как мед, голос.

— В-вы… знаете меня, — чего это голос мой дрожит? Она пустила тихий смешок, начиная гладить меня по взъерошенной голове.