Нокс. Эпоха войны

— Как же матери не знать своего сына…

Я остолбенел…

— М…м…мама? — голос мой по-прежнему дрожал, как у ребенка.

— Мне незачем врать тебе. Да и похожи мы сильно. Волосы. Глаза. Зубки только отцовские, мощные.

Я не заметил, как глаза мои слезились. Ее палец утер мокрые дорожки. Я спешно ухватился за уходящую от моего лица руку. Крепко сжав ее, я закрыл глаза и проглотил ком в горле. Пытался принять осознание. Руки мои дрожали и потели, а эта женщина продолжала молча смотреть на меня с своей улыбкой.

— Я покинула тебя вскоре после твоего рождения… И мне было горестно от этого. Пусть я и наблюдала за тобой, но не могла ни подсказать дорогу… ни утешить…

Я прервал ее осуждающие речи. Она тихо и звонко пискнула, когда я прижался к ней, жадно обнимая. Неуловимый запах цветов был у нее… я хотел насладиться им. Ее шелковое одеяние, походящее на халат, было испачкано моими слезами. Но, кажется, маме было все равно. Она гладила меня по спине и мелодично шикала.

— Я так рад, что ты жива… — сдавленно проронил я, нехотя отлипнув от нее. Она снова хихикнула и утерла последние слезы.

— Я тоже рада… Очень-очень…

Спокойствие пришло ко мне. Я взглянул на двор и задумался. Если я умер, то это место, должно быть, мой рай.

— Не скажу, что это совсем так… — вдруг подала мама голос. — Твое тело мертво, а здесь находится твоя душа. Всё, что ты видишь сейчас — творение совершенно другого мира, Небесного сада. Это земля богов. На ней нет подобных вам. Только природа и ее дети. Это я перенесла твою душу сюда.

— Но зачем?

— На это есть несколько причин… — она закрыла глаза и глубоко вздохнула, — первая из них — это твоя проблема… Я знаю, что тебя мучает призрак прошлого…

Она про Огневика?

— … он твой доппельгангер. Темное проявление личности и души. И его цель — убить твою душу и завладеть телом. Этого он достиг… из-за него ты был схвачен и убит…

— Значит… все мои грехи на руках этого Огневика? Я думал, что все неприятности, боль и страдания своим близким приношу только я…

Материнская рука сжала мой кулак. Ее ноготки еле касались моей челюсти, но я послушно двигал головой. Она остановился мой взгляд на себе. Ее губы медленно приблизились к моему лбу. Я ощутил сильный жар.

— Ничего подобного… ты мой сын… А ребенок дракона не может причинить боль и страдания по своей воле. Драконы живут в полном спокойствии, коей Наш народ называет Эвмютией. Я помогу тебе ее достичь… избавиться от доппельгангера. Но это только половина решения всех проблем.

— Это древо посадил мой друг, Аид. Он посадил это древо очень давно… еще до первого столетия в жизни магов. И назвал он его Иггдрасиль, Древо жизни и мудрости.

— Иггдрасиль? Он назвал дерево в честь эльфийской страны? — мама рассмеялась, прикрыв рот рукой.

— Не древо названо в честь страны, а страна в честь древа.

Думаю, даже будь здесь Райан, то было бы сложно понять сказанное… но я не хотел перебивать маму, так что смолчал и продолжал слушать.

— Это древо живет вместе с страной эльфов. Оно берет энергию из жизненной силы земель Иггдрасиль. Но, как ты видишь, древо медленно гибнет. Война с эльфами вскоре погубит это древо, а с ним умрет и вся земля в эльфийской стране. Если не положить конец войнам, то Хеммет умрет…

Только сейчас она показала свой страх. Ее руки сжались, глаза стали тускнеть, а черные брови подрагивать.

— Я хочу, чтобы ты освободил древо от этой болезни…, хочу, чтобы ты стал концом этих войн, Джей…

— Я? Ты уверена? Я мало что могу сказать даже обычному прохожему… а тут целая страна. Уж что я и могу хорошо, так это бить, ломать, убивать. Я не годен для роли миротворца, мама… прости…

Я снова поник головой. Слабость подавила всё хорошее, что было внутри души до этого. Я чувствовал беспокойство мамы, оттого и сердце мое сжималось сильней. Прямо сейчас я сыплю соль ей на раны.

— Я не говорю тебе принести мир словами… — я опешил, — война неизбежна, жертвы неизбежны. Я вижу, чувствую, что тебе тяжело каждый раз, когда ты убиваешь… но иначе конца не будет. После твоего очищения (скорее всего, она имела ввиду избавление от Огневика) твоя сила будет полностью подвластна тебе. Ты станешь тем, кем должен был…

— Ты говоришь так уверенно… И даже если я буду идти по головам… откуда ты знаешь, что война точно окончится?

— Я верю… в тебя… в твои силы… и в твоих друзей… Они тоже хотят мира. Думаю, они разделят твою ношу.

— В последний раз я причинил им сильную боль… так что не думаю, что они будут рады мне…

— Ошибаешься, Джей. Вспомни, Райан не боится быть полностью беззащитным перед тобой. Ребекка… ах, — ее глаза мечтательно взглянули на облака, щёки заалели, — я помню, какой маленькой крохой она была… такие пухлые щечки.

Невольно я посмеялся вместе с ней. Она ловко вывела меня из отчаяния. Мои верные друзья действительно прощали мне мои грехи. Они видят, что я сожалею и не могу выносить это. Значит, и теперь они, возможно, помогут мне…

— Они любят тебя. Не ограждайся от них… сейчас ты им очень нужен, Джей.

— Но как мне снова попасть в свое тело?

— Об этом не беспокойся… Я помогу тебе.

Она взяла меня обеими ладонями и поднесла лицо к себе. Невольно мои глаза закрылись. Я слышал сильное, но ровное биение ее сердца, мощного, сильного, доброго… Ее губы чуть коснулись моих.

— Я люблю тебя, сынок… — улыбка снова озарила лицо матери. — И буду наблюдать за тобой и дальше. А теперь… — ее палец зажегся алым огнем, — тебе пора вернуться к своим близким…

С момента, когда этот палец коснулся меня, я ничего не видел и не помнил. Лишь темнота… холод… буря и.… сила…

***

Женщина выжидала, пока темный сгусток с человеческой фигурой обратит на ее внимание. Лицо ее было нейтральным, без улыбки, без радости, без счастья.

— Ты, наверное, устал томиться внутри… Пора бы тебе уже упокоится.

— Ты… ты — мама… — Огневик в испуге спрыгнул с лавки и забился в темный угол колонны.

— Да. Вижу, ты рад меня видеть.

— Что… как я тут оказался? Почему мое тело такое? Где этот идиот?

Женщина встала и не спеша подошла к этому темному углу.

— Я вырвала тебя из него. Ты слишком опасен для него…

Удивление, перемешанное страхом и радостью при виде матери, сменилось на негодование и гнев. Он скрючился и встал, обнажил клыки.

— Я опасен?! — завопил он, — да я этого идиота спасал из всех передряг, в которых он был. Если бы не я, то он бы давно в канаве гнил!

Женщина сохраняла спокойствие.

— Почему… почему ты молчишь, мама? — голос Огневика стал ломаться. Он жался в стену, как мог, боясь мать как огня.

— Ты же не такой злой и дикий, верно? Ты не был таким сначала.

— Нет!!! Я и есть зло. Я сгусток ненависти. Я был порожден ей. Во мне ничего нет…

— Ты лжешь себе… — она подходила всё ближе и ближе. Он со страхом в пустых белых глазах продолжал жаться.

— Что ты хочешь? — боязливо спросил он, — убить?

— Нет. Очистить.

— По-моему, одно и тоже. Зачем я сдался тебе. Я даже не твой сын — лишь его темная сущность. Мне не место ни в одном из миров!

— И снова ты лжешь. Ты жил во лжи, мраке и злости. И это привело тебя к поражению. Ты здесь, где смертные оказываются только по велению богов.

— Нет… нет… нет, нет, не-е-е-е-т!!!

Истерика поглотила Огневика. Вокруг него крутились извилистые темные щупальца. Он сжался в клубок и истерил, укрыв голову. Женщина остановилась.

— Я один… один… Таков мой путь. Почему у всех них есть семьи и близкие? Почему они улыбаются?! Я хочу, чтобы они сдохли, сдохли, сдохли! Хочу их смерти! Убить, убить!

Женщина вновь зашагала. Щупальца вдруг дернулись в ее сторону. Быстро и агрессивно пытались пробить это легкое и красивое тело. Но только касались красной ткани одежды, мигом сгорали… бесследно. Огневик кричал, махал руками, пытался ранить ее. Она так же невозмутимо шла к нему. Двор всполошился: ветер взбушевался, птицы попрятались, облака закрыли солнце. С каждым шагом женщины тьма расплывалась по стенам, пожирая каждый участок. Она встала перед ним, лежавшим на холодной плите, рыдающего и сокрушенного…

— Ты не виноват, — вдруг нежно произнесла она, аккуратно присев на колени. Губы сложились улыбкой. Огневик немного стих.

— Не ты виноват в том, что Смауг умер, — щупальца шарахнулись и судорожно стягивались обратно в угол. — Не ты причинил боль всем этим мартинцам, — крик и плачь стихли. — Ты не изгнанник, — Огневик повернулся к ней. По черному лицу текли кровавые слезы. Белые пустые глаза жалобно смотрели на улыбчивую женщину.

— Ты не монстр, — нижняя губа его задрожала. Он медленно полз к женщине, как змея послушно ползет к человеку с дудкой.

Далеко, далеко в тени…
Живет мелкий, мелкий зверек…
Мелкий, мелкий зверек.
Людей он боится
И пугает он их
Мелкий и жалкий — страшится,
Глубоко прячет чувства внутри
Ему по ночам не спится.
Да… этот мир в ужас погребен,
На скорую гибель он обречён
Скоро конец твоей муке,
Ведь вижу я свет, в твоём мелком духе.

Бледные пальцы перебирали смольные волосы из черного сгустка. Женщина напевала песню, а Огневик медленно закрывал глаза, лежа у нее на коленях. Голос ее был тихий и сладкий. Она вдруг наклонилась и поцеловала Огневика в макушку. Тот окончательно уснул.

— Bli kvitt mørket, — тихо прошептала она над его ухом.

Тень, в которой был Огневик, начала сжиматься в одну точку, пока и вовсе не пропала. Он сам стал линять — темные сгустки вздымались вверх, как пепел. На смену его черноты пришел свет. Он уменьшил тело зверька, до ребяческого. Малыш зашевелился, сел на колени и потер заспанные глаза своими мелкими кулачками. Сначала он юрко замахал головой, а потом уставился на женщину. На лице его появилась улыбка…

— Не спиться? — добро спросила женщина, улыбаясь ему. Тот захихикал и вцепился в нее.

— Мне теперь так хорошо, мамочка! Я легкий, как перышко, смотри!!!

Он вдруг стал прыгать и показывать всякие трюки. Женщина же смеялась, иногда хлопала ему. Когда малец угомонился, то снова припал к матери.

— Мне теперь снова надо уснуть? — мальчик состроил жалостливое личико.

— Негодник, — она нахмурила брови и ехидно улыбнулась, — используешь грязный трюк! От отца научился такую милую моську строить, а! А ну колись!

Женщина стала щекотать его, заключив в свои объятья. Малец же пытался вырваться, дрыгал ногами, визжал прекратить и заливался слезами от смеха. Женщина тоже смеялась… Но они прекратили… нужно было прекратить…

— Ты уже многого натерпелся… теперь тебе пора хорошенько выспаться, — она гладила его белые волосы, одновременно дергая за щеку.

— Но я же вернусь? Вернусь же?! — с трепетом спросил он.

— Конечно-конечно. Когда придет время, ты выйдешь и будешь вместе со всеми…

— Правда-правда? Не врешь?! — он засветился пуще прежнего.

— Обещаю. А теперь пойдем… остальные уже ждут тебя…

Он послушно кивнул. Взяв его мелкую пухлую ручонку, женщина провела его к Игграсиль. Они оба коснулись его ствола.

— La min søvn være stille og fredelig… (Пусть сон мой будет тихий и спокойный…) — шептал малец.

— Og la deg finne et sted for deg selv (И пусть место ты найдешь себе).