Секреты Ватикана

Коррадо Ауджиас
100
10
(1 голос)
0 0

Аннотация: Жизнь сильных мира всего, вернее, та ее часть, что скрыта от посторонних глаз — это всегда любопытно, не правда ли? Автор этой книги, ученый-историк, проведет читателя потайными ходами в самое сердце одной из могущественнейших организаций мира. Интриги, махинации, замыслы и преступления в стенах государства в государстве — великого и таинственного Ватикана.

Книга добавлена:
11-10-2023, 16:31
0
144
84
Секреты Ватикана

Читать книгу "Секреты Ватикана"



Двадцатилетний Борромини молчалив. Когда у него нет работы, он учится. В перерывах между строительными работами все развлекаются, он же погружается в книги, выводит на бумаге необычный изгиб или округлость, ищет неожиданное архитектоническое решение. Его библиотека переполнена томами по самым различным научным сферам: математике, гидравлике, физике. Но видны здесь и произведения классиков, что-то вроде трактатов по химии, науке, к основам которой в те времена примешивались сверхъестественные материи и магия: алхимические трансформации, символы и свойства, закодированные в природе вещей и слов. Впрочем, не исключено, что Борромини состоял в гильдии каменщиков, предшествовавшей масонству (возникшему официально лишь в 1717 году).

Борромини, по крайней мере в молодости, весьма симпатичен; его биограф Филиппо Бальдинуччи описывает архитектора как "рослого и приятного мужчину, с крупными и сильными конечностями, крепкого духом, проникнутого благородными и высокими побуждениями". Напротив, анонимная гравюра, запечатлевшая Борромини в зрелом возрасте, показывает нам человека сурового и беспокойного, иссушенного очевидным неврозом. "Меланхолия" его так никогда и не покинет, что вкупе с мрачной религиозностью, которую обстоятельства его жизни лишь укрепят, и приведет Борромини к фатальному поступку, совершенному им на излете жизни. Любой психиатр сегодня с легкостью диагностировал бы у него "маниакальнодепрессивный психоз" — душевное заболевание, о котором в ту эпоху и не подозревали: каждый догадывался о синдромах, но никто не мог предложить эффективного лечения.

Как бы то ни было, душевный недуг мастера выражался и в его одежде, всегда черной и сшитой по старинному испанскому крою, по моде его юности. По мнению другого его биографа — Пассери, — он "хотел всегда появляться в одном и том же облачении, с одинаковой наружностью, позой и осанкой, избегая принятого обыкновения менять что-то в ежедневном обиходе". Между тем ничего странного: Борромини начинал свою деятельность в Ломбардии, в которой два столетия (до 1714 года) сохранялось испанское владычество, о чем повествует Мандзони в своем романе[51].

Ясно, что меланхолия Борромини сродни другой тоске — знаменитого Торквато Тассо. Однако признаки безумия у автора "Освобожденного Иерусалима" были гораздо более явными: он переходил все границы, его поведение становилось настолько скандальным, что его покровители были вынуждены прибегнуть к крайней мере и держать поэта под надзором. Борроминиевская же печаль была полностью обращена в себя, ее внешние симптомы сводились к жесткости и некой черствости темперамента, сложностям в межличностных отношениях и, если хотите, к странному, даже противоестественному целомудрию. К моменту рождения Борромини Тассо уже четыре года был в могиле: два художника жили в принципиально различных социумах, хотя в их поведенческих установках и взглядах на жизнь

можно найти немало схожего. Более серьезным было помешательство Торквато Тассо, но более безжалостным оказался невроз Борромини, которого судьба уберегла от принудительной госпитализации или помещения в приют для умалишенных, но, насколько мы знаем, в отличие от поэта ему так никогда и не довелось познать любовь женщины и искренность дружбы.

Единственной "женщиной" его жизни была преданная служанка Маттеа, долгие годы бывшая у него в услужении. По окончании рабочего дня Франческо возвращался к себе в жилище, где компанию ему составляли только книги и проекты, над которыми он корпел вплоть до поздней ночи в дрожащем свете порядочно дымившей масляной лампы. Вечерами, в редкие часы досуга, он шел в молельню (oratorio) при больнице Санто-Спирито, чтобы послушать органные композиции Джакомо Кариссими. В этих произведениях, родоначальником которых был Палестрина, постепенно выкристаллизовывалась музыкальная форма, в наши дни называемая "ораторией"[52] и ставшая одной из характерных черт Контрреформации.

Джан Лоренцо, или, точнее, Джованни Лоренцо Бернини, совершенно случайно родился в Неаполе. Его отец Пьетро, скульптор, происходивший из Сесто Фьорентино, нашел работу на строительстве картезианской обители Сан-Мартино. В Неаполе, кстати, он пробыл недолго. В 1605 году, когда Джан Лоренцо было всего семь лет, семья Бернини осела в Риме. Всем тем, чего недоставало Борромини, который был к тому же почти на год младше, Бернини был наделен чрезмерно: симпатией, признанием, наградами, репутацией, деньгами, славой.

На заре XVII столетия в Европе блистало несколько гениев, наложивших отпечаток на свою эпоху: Шекспир, Рембрандт, Галилей, Декарт, Ньютон. Рим тоже переживал исключительную фазу расцвета искусств: именно там бок о бок творили Караваджо, братья Аннибале, Агостино Карраччи и Рубенс — для иллюстрации моей мысли достаточно сослаться и на них. Однако в Риме по сравнению с другими папскими областями царили самые крутые законы и нравы в сфере художественного творчества, введенные церковью после травматического опыта лютеранской реформы.

Основная часть созданных в этот период произведений отражает со всей четкостью те культовые и назидательные цели, ради которых они и заказывались. Более того, за неимением в Риме буржуазии, или третьего сословия, что было, например, характерно для Нидерландов, князья церкви являлись почти эксклюзивными заказчиками произведений искусства. Чаще всего это были образованные и обеспеченные кардиналы, желающие украсить свои дворцы, резиденции, виллы, сады. Пьетро Бернини был приглашен в Рим папой Павлом V, ставшим понтификом благодаря компромиссному решению конклава; на деле это был человек широкого кругозора и неординарного темперамента. Он был известным меценатом и, в частности, спонсировал создание семейной капеллы "Паолина" в базилике Санта-Мария-Маджоре, где хранится шедевр Пьетро — горельеф "Успение Пресвятой Богородицы", на котором скрученные и удлиненные фигуры ангелов-музыкантов сопровождают мать Иисуса на небо, а несколько апостолов с некоторым беспокойством наблюдают за свершающимся на их глазах чудом. Становление многих художников, включая Бернини, происходило в боттегах: Джан Лоренцо был сыном искусства, он рос и обучался в мастерской отца, постигая там все секреты и тонкости, дыша упоительным воздухом творчества. В общем-то, так случалось и до и после него: младшему Бернини, подобно Россини или Моцарту, Пикассо или Стравинскому, не пришлось осваивать свое искусство с нуля: оно было у него в крови.

Папа Павел V возвел в кардиналы и назначил на должность личного секретаря своего обожаемого племянника Шипионе. И как раз этот человек, преисполненный любопытства и осведомленный о слухах, циркулирующих вокруг необыкновенного подростка, вызывает его к себе на беседу. Сын Джан Лоренцо, Доменико, в биографии отца пишет, что на этой ответственной встрече мальчик выступил мастерски: "Его поведение было смесью живости, скромности, покорности, сообразительности и готовности к службе, так что он завоевал сердце этого князя очень быстро; кардинал захотел немедленно представить его понтифику". Вторая и наиболее обязывающая аудиенция станет для Джан Лоренцо триумфальным пропуском в будущее.

Действительно, случилось так, что Павел V, с целью испытать Бернини, попросил его не сходя с места и в его присутствии нарисовать голову. Ничуть не оробевший Джан Лоренцо с самой медоточивой невинностью задал понтифику вопрос, какая именно голова ему требовалась: мужчины или женщины, какого возраста и с каким выражением лица. Голова святого Павла, ответил папа. Не прошло и получаса, как рисунок головы был готов. Его фактура была такова, что изумленный понтифик заявил столпившимся вокруг него кардиналам: "Этому ребенку суждено стать Микеланджело своего времени".

Фразу приводит все тот же Доменико, разве что из сыновней любви он слегка преувеличил. Однако восхищение Павла V, вложившего в детские ручки Джан Лоренцо двенадцать золотых монет, неоспоримо. Это был первый гонорар, заработанный им благодаря своему феерическому таланту.

Суть этой книги — не история искусства, а папская политика, в том числе в сфере искусства. Поэтому я ограничиваюсь тем, что воспроизвожу те или иные эпизоды, дающие возможность проиллюстрировать отношения между двумя архитекторами и их обоих — с властью, от которой они зависели. Историк и художник XVII века Филиппо Бальдинуччи одной убедительной и эффектной формулой так резюмирует все существование Борромини: "Он был воздержан в еде и прожил непорочно. До крайности ценил свое искусство, из любви к которому не скупился на усилия и тяжкий труд".

Разумеется, до такой степени скромная, обделенная не только излишествами, но и элементарно необходимыми вещами жизнь не могла пойти ему на пользу. Рим, как всегда, оставался тем городом, в котором исступленная и чисто показная религиозность отражалась в зеркале всепроникающей коррупции; если не мздоимство, то колоссальная изнеженность или же отрезвленный, разочарованный взгляд на окружающую действительность, нередко граничивший с цинизмом. Даже не обладай Борромини своей знаменитой склочностью, все равно ему хватило бы неподатливого упрямства вкупе с кристальной честностью и высоконравственностью для того, чтобы предстать перед Римом в неприглядном свете. Его соперник Бернини знал, как поставить себя в центр сцены, как обратить на себя внимание, как привлечь к себе симпатии и благосклонность присутствующих, кем бы они ни были. Напротив, Борромини производил впечатление человека надменного и неприступного, одним словом, "неприятного".

Даже в том, как они обращались с деньгами, проявились их разительные отличия. Если верить биографу Леоне Пасколи, Борромини "в плане собственных материальных интересов был достаточно деликатен, никогда не запрашивал цену своих трудов у кого-либо, равно как не желал объединяться с ремесленными старшинами, дабы ничто не кинуло тень подозрения на его знания и участие в работе". Несложно вообразить, насколько эксцентричным казалось подобное поведение в Риме той эпохи.

Едва получив должность на "фабрике" Святого Петра, Бернини зовет его на помощь, прежде всего для консультаций по техническим вопросам строительства, в чем Борромини общепризнанный эксперт. Сотрудничество не складывается, идет со скрипом. Судя по всему, Бернини пользуется своим начальственным положением, чтобы присвоить достижения коллеги, восхваляя его на словах, но не сопровождая свои восторги надлежащей компенсацией. Бальдинуччи свидетельствует:

Борромини довел до конца строительные работы этого понтификата, а Бернини, получая большие выплаты и жалованье и за фабрику Святого Петра, и за палаццо Барберини, а также деньги за измерения и расчеты, так никогда за долгие годы и не выделил Борромини ничего, кроме добрых слов.

В феврале 1631 года Борромини исполняется тридцать два года, он уже не тот юный каменотес, что прибыл в Рим пятнадцатью годами ранее. Тем не менее за все работы, выполненные им на посту "помощника архитектора" на стройплощадке дворца Барберини, ему было выплачено 25 скудо. Когда до Борромини дошла весть об этом, он, по версии биографа, будто бы воскликнул: "Мне не нравится не сумма денег, а то, что кто-то приписывает себе честь сделанного мною". И все же он продолжает сотрудничать с Бернини еще и потому, что, похоже, по-другому поступить было просто нельзя. Однако враждебность нарастает и прорывается, иногда в шутливой форме, но порой — самой настоящей яростной злобой.


Скачать книгу "Секреты Ватикана" - Коррадо Ауджиас бесплатно


100
10
Оцени книгу:
0 0
Комментарии
Минимальная длина комментария - 7 знаков.
Книжка.орг » История: прочее » Секреты Ватикана
Внимание