Тоталитаризм и вероисповедания

633

и мыслителей нашего времени, чем на отцов Церкви. Даже если это так, то тут нет ничего зазорного. Естественно, для современного читателя понятнее писания своих современников (от Флоренского до Шмемана, от Афанасьева до Мейендорфа), чем вещи, написанные тысячу и более лет назад авторами, окруженными совершенно иной культурой и иными понятиями.

О восстановлении церковной общины мечтал о. Александр Шмеман и проводил это в жизнь в приходе Свято-Владимирской духовной академии, ректором и профессором литургического богословия которой он был. Он же и другие современные нам православные богословы настаивали на частом принятии Святых таинств. Все это раздражает наших консерваторов прежде всего потому, что этого не было в дореволюционной России, которая для них остается эталоном для подражания во всем, забывая, чем окончились «предания» императорской России и в каком духовно плачевном состоянии была Церковь в императорской России, какой был упадок религиозности в народе накануне революции[8].

Причину такого пиетета по отношению к «традициям» Синодального периода Русской церкви блестяще проанализировала мать Мария (Скобцова), замученная в нацистском концлагере за то, что спасала евреев[9]. Одаренный поэт и религиозный мыслитель, монахиня Мария оставила нам в наследство замечательный критический анализ типов русского благочестия, в котором пророчески даны характеристики и историко-психологическая подоплека гонителей всего

634

динамического, свежего, живого в Русской церкви сегодня. Мать Мария видит здесь несколько типов «благочестия»: синодальный, уставщический, эстетический, аскетический и евангельский. Коротенько коснемся их, но оставим «уставщичество» на конец, поскольку оно наиболее профетично, а, следовательно, и злободневно сегодня.

О синодальном типе мать Мария пишет, что это восприятие Церкви как «атрибута русской великодержавной государственности, впитавшей в себя идеи, навыки и вкусы власти. Государство ... карало за церковные преступления», а Церковь проклинала «за преступления государственные». За 200 лет синодальной системы духовная жизнь уступила первенство внешнему государственному вероисповеданию, охранению устоев, не допуская новшеств и не нуждаясь в творчестве. «Торжественные ... молебны и освящения воинских знамен вряд ли могут привнести в жизнь общества энергию Духа Христова», — пишет она, и добавляет, что в эмиграции это направление стало «отличительным признаком Карловацкой церковной группировки»[10].

Хотя эстетическое благочестие восходит к летописному сказанию о выборе веры князем Владимиром, по которому главным критерием избрания Восточного христианства была красота богослужения, введение партесного итальянского пения со второй половины XVII века с его упором на мелодию за счет содержания и текста и писание «икон» по шаблону итальянских натуралистических портретов и духовных картин были той же данью кумиру эстетизма. Эстеты, по словам м. Марии, не творцы, а коллекционеры, охранители и ценители искусства. Они холодны по отношению к живому человеку и его страданиям. Господство эстетов в Церкви, предупреждает м. Мария, создаст духовный вакуум, который заполнят

635

«лжехристы и лжепророки, ... сектантские проповедники, баптисты, евангелисты, адвентисты, которые преподнесут голодным людям ... какой-то суррогат религиозной жизни... Кое-кто отзовется на это ... простое человеческое внимание, ... не сразу разберется, что ... его потчуют сомнительной смесью неграмотности, прекраснодушия и шарлатанства. Дурман подействует. И это еще углубит пропасть между Церковью и миром. Но, может быть, глаза, имеющие зрение любви, увидят, как из алтаря, огражденного благолепным иконостасом, ... выйдет Христос. Пенье продолжает звучать, клубы ладана курятся... А Христос выходит на панель и смешивается с толпой нищих, прокаженных, отчаявшихся, озлобленных, юродивых ... И самое страшное, как бы не оказалось так, что блюстители красоты ... не поймут и не постигнут Его красоты и не пустят Его в храм, потому что за Ним будет следовать толпа, искаженная грехом ... И тогда их пение растает в воздухе, ладан рассеется, и Некто скажет им: "Алкал Я, и вы не дали Мне есть, жаждал, и вы не напоили Меня, был странником, и не приняли Меня..."

К этому приведет идолопоклонство, свойственное и эстетическому типу благочестия... любовь слишком страшная вещь.... — ей не место там, где царит раз навсегда найденная и утвержденная красота. И тут ... от священников ... требуется только одно: чтобы они были служителями культа, жрецами, ... почти в языческом смысле слова. И священник расценивается с точки знания устава, с точки зрения музыкальности и красоты голоса... и т. д.».

И тут мать Мария задумывается:

«В Советской России ... Церкви запрещено все — разрешено лишь совершать богослужения. А может быть, это ... очень тонкий психологический расчет, основанный на том. что православное богослужение без дела любви, без явлений подвижнической жизни, без слова Божьего ... бессильно явить обмирщенному и обезбоженному человечеству Христову правду? Духовно голодный человек переступит порог храма, ... но на голод свой пищи не получит — потому что он хочет не только красоты, но и любви — и ответа на все свои сомненья. Таким образом, власть... замкнула церковные двери. Может быть, в этом смысле для Церкви было бы полезнее не иметь официального разрешения на богослужения, а собираться тайком в катакомбах...»[11].

636

Тип аскетического благочестия, указывает м. Мария, широко распространен во всех религиях и далее в формально безрелигиозных радикальных политических движениях. Например, в русском народничестве двух минувших столетий. Аскетизм в конце концов, как указывает автор, присущ и всякому творчеству, когда человек жертвует многим во имя осуществления своей творческой идеи, будь то музыка, литература или научный поиск. И м. Мария указывает: «Периоды церковной жизни, не пропитанные аскетизмом, являются периодами упадка, бездарности, вялости». Но в своих крайних проявлениях аскетизм вступает в «острое противоречие христианству», особенно аскетизм индуизма, «оккультных учений в теософии, в антропософии ... Задача такого аскетизма определяется принципом накопления природных богатств, ... умения их применять ... никакого наития иной сверхприродной силы он не ждет». Мать Мария признает, что такой тренировкой оккультный аскет может достичь очень многого. «Единственное, что в мире сильнее [такого аскетизма], — пишет автор, — это учение о нищете духовной, о растрате, раздаче, о расточении духовных сил, о предельном обнищании духа». Единственное самоопределение, которое сильнее его, это слова: «се раба Господня»[12], то есть добровольная покорность Богу, готовность со-выполнять с Ним Его план спасения человека, прежде всего — спасения своей души»[13]. Мать Мария предупреждает, что самодостаточный

637

аскет может «творить милостыню, навещать больных [и т. д.] ... И только очень пристально присмотревшись, вы увидите, что делает это он не по самоотрекающейся и жертвенной любви, полагающей душу за "други своя", а по аскетическому заданию ... Человек, человеческая [чужая] человеческая душа ... оказывается не целью, а средством для ... единственно моей собственной души».

Здесь она приводит знаменитые слова апостола Павла:

«Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею, то я медь звенящая или кимвал звучащий. Если я имею дар пророчества и знаю все тайны, и имею всякое познание и всю веру ... а не имею любви, то я ничто. И если я раздам все имение мое и отдам тело мое на сожжение, а любви не имею, нет мне в том никакой пользы.

Без самопожертвенной любви «аскетическое мироотречение является утонченным эгоизмом ... духовный эгоцентризм ... делает [аскета] духовным скрягой».

Мать Мария начинает свои размышления о типах благочестия с того, что она называет «уставщичеством». Мы, однако, решили поместить эту категорию ближе к концу ее размышлений, поскольку этот очерк оказался наиболее пророческим и провидческим в отношении современной постсоветской России и ее церковного благочестия. М. Мария указывает, что уставщический тип унаследован синодальной эпохой у старой Москвы, в частности, у старообрядческо-иосифлянского буквоедства. Но предоставим слово автору:

«Москва перековала в неподвижную форму ... византийское ... и библейское наследие ... вынула из него облагодатствованную и живую душу ... стала громоздить "заповедь на заповедь, правило на правило". Пышный разлив византийской риторики она восприняла, как некую неподвижную меру вещей,... ритуализировала всякий порыв.

Максимальным выражением этого косного, неподвижного, охранительного духа было ... старообрядчество. (Далее м. Мария признает заслуги старообрядчества в сохранении подлинной иконописи и древнего пения, гораздо лучше отвечающего ритму и сути литургии, чем италианизированное церковное пение последних трех столетий.) Оно ... смешало

638

иерархию ценностей,... шло на смерть ... за [букву] ... Тут речь о вере в особую магию ... слова, имени,... буквы...».

Мать Мария мистически воспринимает дальнейшую судьбу старообрядчества как наказание за такое буквоедство, которое привело к тому, что, сохранив превосходные средневековые иконостасы, они утеряли ту суть, которой иконостасы служили: в беспоповских храмах, во всяком случае, за иконостасом нет содержания, нет престола, нет жертвенника, а лишь глухая стена.

«Все сбережено, кроме живой души Церкви ... осталась одна прекрасная форма... Тут люди получили кару... в самом достижении своей цели ... остались с мертвой оболочкой. Символ безалтарной Церкви зачастую осуществляется в человеческих душах».

И тем не менее:

«Задыхаясь в официальной, ... ведомственно-синодальной церкви,... человеческая душа из синодального понимания благочестия уходила в уставщичество, противополагала его официальной казенщине... Нравственный облик уставщика — это жажда абсолютной духовной устроенности, полное подчинение внутренней жизни внешнему, разработанному до мельчайших подробностей ритму... Он блюдет посты, живет ... содержанием церковного круга богослужений. В Церкви он не допускает никакого порыва, никакого выхода из раз установленных жестов... Он знает твердо, что от Пасхи до Вознесения преступно опуститься на колени ... он негодует, если что-нибудь в церковной жизни пропущено, потому что это не полагается (курсив мой. — Д. П.). И вместе с тем ему почти все равно, если читаемое непонятно... Он, конечно, фанатический поборник славянского языка. Русский язык в церкви кажется ему почти кощунством (курсив мой. — Д. П.)... Многочасовое чтение псаломщика погружает его в атмосферу благочестия... — содержание его не так уж интересует. Молитвы его продолжительны — он имеет ... неподвижное правило для них... Евангелие и Молитва Господня не выделяются им из общего состава этого правила... Если вы скажете, что вам что-либо непонятно, он ответит.... что и не требуется понимать... Духовная жизнь такого человека разработана во всех мелочах ... тут и своеобразный