Тоталитаризм и вероисповедания

Глава 19. Советский марксистско-ленинский тоталитаризм и религия

«Коммунизм начинается ... с атеизма». Карл Маркс

350

Говоря о марксистско-ленинской форме государственности, необходимо уделить гораздо больше внимания месту и положению религии, чем в главах об иных формах тоталитаризма, поскольку только марксистская форма тоталитаризма ставит уничтожение религии условием sine qua поп [необходимости] строительства социализма, не говоря уже о его финальной стадии — коммунизме. К этому следует добавить, что самой последовательной и полной моделью тоталитаризма, несомненно, является марксистская версия, именно потому, что в ее идеологии, помимо тех аспектов, которые характерны для всех тоталитаристских устремлений, заложены такие цели как: полное уничтожение религии и частной собственности и создание нового коммунистического человека, чуждого частновладельческих и индивидуалистических инстинктов. Иными словами, в основе своей последовательный марксизм объявляет войну естественным характерным чертам и потребностям личности. В самом замысле марксизма человек лишается даже тех уголков частной жизни, которые оставляют ему нацизм и фашизм. Апологеты марксизма и всевозможные марксистские ревизионисты, особенно на Западе, в своих попытках обелить Маркса, изобразить его неким гуманистом, преступления советского тоталитаризма приписывают лично Сталину или Ленину, или наконец особенностям русского характера и русской истории. Но еще в первых главах мы приводили убедительные доводы того, что

351

тоталитаризм это искаженная или изнасилованная демократия, а не монархия. Поэтому не случайно идеи современного тоталитаризма или тоталитарной демократии появились на Западе — в наиболее разработанной форме во Франции и Германии, как мы видели, а не в монархической России. Однако на Западе, особенно в Великобритании и Франции, противовесом тоталитарным учениям являются глубокие правовые начала и разработки по теории права такими мыслителями, как, например, Локк в Англии, Монтескье во Франции. В России же ничего подобного не было. Правовое начало в традиции русской мысли занимало весьма скромное место и еще скромнее оно в общественном сознании — как подчеркивают авторы сборника «Вехи». Правовые начала и традиции плюрализма являются важным противовесом тоталитаризму, защитником своих обществ от полного торжества тоталитаризма, даже там, где он временно появляется, например, в Италии времен Муссолини или Франции Петена. Как мы видели, правовые традиции и институты в некоторой степени ограничивали даже гитлеровский тоталитаризм.

В России же этого противовеса почти не было. Систематическое внедрение правового начала, независимых судов восходит лишь к эпохе Великих реформ Александра II. Однако до последних дней монархии произвольные права полиции противостояли полному торжеству правового начала в российском обществе. Поэтому не случайно насадить и особенно укрепить тоталитаризм на практике в России оказалось проще, чем в странах с либерально-правовыми традициями, и из-за слабости правовой традиции марксистско-российский тоталитаризм пустил в России гораздо более глубокие корни, чем в так называемых «народных демократиях», за исключением Албании и, быть может, Румынии, в которой произошел переход от довоенного полутоталитаризма фашистского типа к тоталитаризму коммунистического образца. Отчасти подобный путь прошла Венгрия и Восточная Германия (ГДР).

Но вернемся к России.

Среди западных апологетов марксизма и всевозможных неомарксистов распространено мнение, согласно которому воинственный атеизм, гонения на религию исходят от Ленина

352

и его ревизии марксизма, а не от самого Маркса. Но вот цитата из Маркса в переводе с английского[1]:

«Когда политическое государство придет к власти насильственным путем в качестве политического государства ... это государство может и должно приступить к ликвидации религии, к уничтожению религии»[2].

Таких цитат, полных ненависти и желчи по отношению к религии, ко всякой вере в Бога, раскидано в писаниях Маркса во множестве. Причем самые радикальные антирелигиозные высказывания относятся к более юному Марксу, к тому периоду, который неомарксисты называют гуманизмом Маркса. В последние десятилетия своей деятельности Маркс окончательно погружается в теории материалистического и экономического детерминизма, из чего делает вывод, что религия отомрет сама по себе, коль скоро будет разрушено капиталистическое общество и построено общество бесклассовое. Это совсем не означало примирения с религией. До конца дней своих Маркс и Энгельс считали религию злом, околпачиванием темных масс эксплуататорами. Но, поскольку Маркс пришел к заключению, что она отомрет сама по себе в вышеупомянутых условиях, он теперь стоял лишь за полное отделение церкви от государства — остальное, мол, доделают новые экономические условия, которые согласно Марксу определяют все стороны общественной и государственной жизни и развития, в том числе и духовной культуры.

Таким образом, после прихода к власти, большевики имели выбор принять ли на вооружение радикально-насильственные методы борьбы с религией молодого Маркса или

353

пойти по пути Маркса эпохи написания им «Капитала» — отделения церкви от государства в расчете на ее самоисчезновение. Как мы знаем, первоначально Ленин встал на этот последний путь, приняв декрет 20 или 23 января (по старому стилю) 1918 года «Об отделении церкви от государства и школы от Церкви». Однако отделением в обычном понимании этого слова оно не было. Церковь отделена от государства в большинстве современных демократических стран. Но повсюду, даже в фашистских государствах, как мы видели, церковь признается юридическим лицом с правом владения недвижимостью, храмами, благотворительными учреждениями, обладания своей сетью школ, как общеобразовательных, так и специально богословских. Всего этого церковь была лишена указанным ленинским декретом, которому предшествовал ряд ограничительных мер против церкви, проводившихся как бы на подступах к декрету от 20 января. Так, уже на другой день после захвата власти, 26 октября по старому стилю (8 ноября — по новому), выпускается «Декрет о земле», по которому церковь лишается всех своих земельных угодий, а, как известно, главным источником существования сельского духовенства были земельные наделы, имевшиеся при каждом сельском приходе. За декретом от 26 октября следует декрет «О земельных комитетах» 4(17) декабря, по которому все сельскохозяйственные земли, «включая и все церковные и монастырские» отбирались государством. 11(24) декабря публикуется декрет о передаче всех церковных школ в Нарком просвещения, то есть лишение церкви всех семинарий, академий, училищ и всего их имущества. 18(31) декабря аннулируется законность церковного брака и вводится брак гражданский. По декрету от 20 января 1918 года, церковь как учреждение или общественная организация перестала существовать. Вместо этого признавались лишь группы мирян, которые имели право объединяться для совместной молитвы и заключать договор с представителями местной советской власти на «бесплатную» аренду у государства молитвенного помещения. Враз церковь лишалась и храмов, и домов для проживания духовенства, и семинарий, и всех денежных средств, находившихся на церковных счетах в банках.

354

В это время еще заседал Великий Московский Поместный собор, который посмел опротестовать «Декрет об отделении церкви от государства...». От собора была направлена высокая делегация в Кремль, где ее успокоили, пообещав, что представители Церкви будут приглашены в Кремль на доработку декрета к удовлетворению обеих сторон. На самом деле и тут церковь была обманута: во второй половине 1918 года началась ликвидация-национализация церковного имущества без каких-либо представителей церкви. Правда, благодаря затянувшейся Гражданской войне отнятие и ликвидация церковного имущества, закрытие семинарий и духовных академий несколько затянулись: последние духовные школы были закрыты к 1922 году. Тем не менее можно смело сказать, что, проводя в жизнь этот декрет, Ленин следовал учению зрелого Маркса о зависимости церкви (как и всех отраслей нематериальной культуры согласно учению Маркса—Энгельса) от классово-экономических условий в стране и о том, что при изменении этих условий религия сама отомрет.

В течение Гражданской войны новоизбранный патриарх Тихон и руководимый им собор пытались соблюдать политический нейтралитет[3], сохраняя за собой право нравственного суда о происходящем. Еще во время восстания юнкеров в ноябре 1917 года собор обращается к обеим воюющим сторонам с призывом милосердия и прощения, принимает решение об отпевании жертв обеих сторон и остается верным этой позиции в течение всей Гражданской войны. Но это не означало, что Церковь закрывала глаза на происходящее. Сохраняя за собой право печалования, патриарх 19 января 1918 года публикует «Послание к православному народу», призывая его ответить на гонения организацией православных братств и союзов защиты Церкви[4]. Это же послание объявляет анафему

355

тем по крещению православным, кто проливает невинную кровь и преследует за веру в Бога[5]. К первой годовщине Октябрьского переворота патриарх Тихон обращается с письмом к Ленину, призывая его отметить эту годовщину прекращением кровопролития, прекращением гонений за веру и дарованием стране подлинной свободы. Ленин публикует это письмо, придавая ему значение Соборного послания, за что, в частности, позднее арестованный патриарх будет обвиняться в политиканстве и враждебности к власти. В «Послании к русскому народу» в июле 1919 года патриарх осуждает еврейские погромы, которые он называет «ужасом избиения племени». Кстати, это послание косвенно опровергает широко распространенное мнение, что послание от 19 января 1918 года было «анафемой большевикам», ибо погромы во время Гражданской войны устраивались и белыми, и петлюровцами. Следовательно, в январском послании 1918 года патриарх выступал против террора и кровопролития вообще, от кого бы они не исходили. Решительно отказавшись дать даже тайное благословение белой борьбе (через тайного посланника Деникина, князя Григория Трубецкого), патриарх еще

356

раз показал свое отрицательное отношение к братоубийственной войне и подтвердил это своим «Указом» от 8 октября 1919 года. Указ запрещал духовенству демонстративно приветствовать Белую армию, требовал от духовенства политического нейтралитета и провозглашал гражданскую лояльность советской власти (хотя в это время белые еще успешно наступали, и их прихода в Москву ждали со дня на день). Поскольку новая власть отделила церковь от государства, говорилось в «Указе», церковь не несет более ответственности за политические взгляды своего духовенства.

В эпоху Военного коммунизма 1918—1921 годов духовенство было отнесено к категории лишенцев, которые либо вообще не получали продуктовых пайков, либо их размер был столь мизерным, что привел бы духовенство к поголовному вымиранию, если бы не помощь тех самых союзов верующих, к созданию которых патриарх призывал в январе 1918 года. Такие союзы возникли во всех больших городах, а в Петрограде и Москве, например, в них состояло примерно по 70 тысяч мирян, то есть менее 5% населения столиц. Как мы уже сказали, эти союзы дали возможность духовенству выжить в годы Военного коммунизма и голода 1921-1922 годов, но пропорция активистов православных союзов по отношению к номинально православному населению страны была слишком мала, чтобы как-то серьезно повлиять на политику большевиков.