Тоталитаризм и вероисповедания

Мечта о власти

198

Как личность Муссолини не представлял собой убежденного и последовательного идеолога. Он прежде всего стремился к власти, к всеобъемлющей власти. Недаром он так любил этот новый термин — тоталитаризм. Этой одержимостью властью он напоминает человека, перед которым он приклонялся в свои социалистические годы, — Ленина, если мы вспомним, как весной 1917 года Ленин грозил своему Центральному комитету, что если тот не одобрит его и Троцкого идею захвата власти, то он уйдет из партии большевиков к кронштадтским матросам-анархистам и с ними придет к власти. Так и Муссолини. Он понимает, что для захвата власти ему нужно создать некий героический культ, мифы, связанные с его персоной.

Но пока что он занят другим: как избежать воинской повинности. В 1901 году он бежит в Швейцарию. Там, не имея постоянной работы, он часто недоедает. В одном из писем домой он сообщает, что не ел 26 часов; позднее в печати это превращается в 48 часов, усиливая образ героя, готового умереть за идею. В это время он выступает как убежденный антимонархист, антимилитарист и воинствующий безбожник. В Швейцарии ему явно не повезло. Приходилось тяжело физически работать за мизерную плату, несколько раз попадал в тюрьму — то за бродяжничество, то за революционные призывы. В 1905 году решил он воспользоваться королевской

199

амнистией дезертирам, вернуться в Италию и отбыть военную службу. Тут, чтобы угодить начальству, он становится патриотом — раньше в редактировавшейся им социалистической газетке «Борьба классов» (Lotto, di Classe) он называл «национальный флаг тряпкой, которой место только в навозной куче». Получив отпуск на похороны своей матери, он пишет своему капитану, что в отличие от множества писем соболезнования, которые отправились в печку, только письмо этого капитана он будет беречь, «как одно из самых дорогих воспоминаний моей жизни[1]. Дальше идут патриотические излияния и обещания расправиться однажды «с варварами Севера», то есть тевтонцами.

Отслужив свои два года в армии, он снова становится социалистом, пацифистом, а затем редактором главного органа ПСИ[2] «Вперед!» (Avanti). Превращение его в националиста и милитариста мы уже обсуждали. При всем при том воевать он не спешил и стал солдатом только, когда его призвали (хотя в последующих официальных биографиях писалось, что на фронт он пошел добровольцем). Солдатом он был исполнительным, смелым и окончил войну ефрейтором, как Гитлер. Был тяжело ранен. Выздоравливал в тыловом госпитале он долго. Вылечившись полностью, в действующую армию, однако, не вернулся в отличие от поэта-патриота и вождя крайних националистов летчика Аннунцио, который, потеряв глаз при падении своего подбитого самолета, продолжал совершать налеты не только на прифронтовые австрийские города, но даже на Вену.

После вступления Америки в войну Муссолини стал поклонником президента Вильсона.

Особенно Муссолини понравилось, что в мае 1918 года Вильсон добился принятия закона, предоставившего ему особые полномочия. Муссолини с энтузиазмом, хотя и ошибочно, истолковал это как превращение президента в диктатора. Историк Ферми указывает, что именно с этого момента Муссолини уделяет в своих статьях много положительного внимания диктатуре.

200

А о Вильсоне он пишет, что это «величайший из императоров... ибо он правит не землями, а душами людей...». Муссолини был обнадежен тем, что Вильсон забыл о своем лозунге восстановления национальных суверенитетов, об обещании положить конец тому, чтобы одни народы правили над другими, что он предоставил немецко-говорящие Эльзас и Лотарингию Франции и опять же немецко-говорящий Южный Тироль — Италии.