Тоталитаризм и вероисповедания

Монархический социализм

61

Наиболее видными представителями этого течения, направленного на ослабление влияния марксизма путем преодоления вреда, нанесенного обществу индивидуалистическим либерализмом, были Альберт Шеффле (1831—1903), и Адольф Штекер. Самоучка, бросивший Тюбингенский университет на первом курсе, Шеффле сумел написать докторскую диссертацию, защитить ее, преподавать некоторое время в университетах Германии и Австрии и даже был краткое время министром торговли Австрийской империи, пытаясь решить национальные проблемы империи путем предоставления чехам равных прав с немцами и венграми, намереваясь превратить двойственную империю в тройственную. Это ему не удалось, и он остальную часть жизни провел в качестве свободного деятеля, живя на министерскую пенсию. Он исповедовал органическое мировоззрение, считая — не без влияния Герберта Спенсера, — что жизнь общества и организма подчинена тем же самым законам биологии. И та, и другая требуют центрального управляющего аппарата. Учитывая рост, с одной стороны, профсоюзов, с другой — синдикатов предпринимателей, он рассматривал те и другие как корпорации, договаривающиеся между собой на пользу и труду, и капиталу. Он же выдвигал идею соучастия представителей рабочих союзов в управлении предприятием — то, что широко используется в современной Германии. В этом его видение дальнейшего развития промышленного общества и роста благополучия рабочих было гораздо проницательнее «пророчеств» Карла Маркса. Одновременно Шеффле выступал за то, чтобы по меньшей мере одна треть членов парламента избиралась не простым всеобщим голосованием, а являлась бы представителями профессиональных, предпринимательских и прочих корпораций. По крайней мере половина корпоративных представителей должна представлять местные органы управления (земства по-русски). В этом он видел постоянство и оплот монархическо-аристократическому государственному устройству.

Штекер был выдающимся лютеранским пастором. Его карьера включала преподавание в богатых семьях балтийских

62

аристократов, военное и придворное капелланство. Свое социальное учение он назвал христианским социализмом, который он находил наиболее отвечающим «социальной монархии Гогенцоллернов», стремящейся к социальной гармонии. В 1878 году он создает Христианско-социальную рабочую партию, провозгласившую себя борцом за христианскую веру и любовь к императору и отчизне (ср.: «За веру, царя и отечество!»). Цель партии — сужение пропасти между богатыми и бедными, достижение большей материальной обеспеченности рабочих. Конкретными требованиями партии объявлены:

Государственное содействие организации трудящихся, социальной защитой труда, созданием государственных предприятий и налогами;

1. Помощь со стороны духовенства;

2. Помощь со стороны имущих классов;

3. Самопомощь рабочих и наконец

4. Принудительное создание профессиональных ассоциаций, охватывающих всю империю.

Однако его партия не шла ни в какое сравнение с популярностью соц-демократических марксистских организаций. Поэтому с 1879 года он начал превращать ее в партию в основном среднего класса, одновременно начав выступать с антисемитских позиций, утверждая существование в Германии «еврейской проблемы». К 1890 году в его партии было всего 34 тысячи членов, из них только несколько сотен рабочих. В 1895 году более радикальная группа под руководством молодого пастора Фридриха Науманна вышла из партии Штекера и создала свою под многообещающим названием Национально-социальный союз.

Призывы Штекера к корпоративному устройству государства нашли некоторый отклику Бисмарка, пытавшегося было создать параллельно парламенту I Национальный экономический совет, который состоял бы из представителей корпораций и решал бы все экономические задачи; но рейхстаг провалил этот план, отказавшись выделить бюджет под такое учреждение.

С молодости Бисмарк увлекался теориями сословного государства. Либерализм и индивидуализм средних классов ему

63

не нравились, и в 1848 году Бисмарк пришел к заключению о необходимости ввести представителей неимущих классов в парламент как противовес среднему классу. Его идеалом была монархия, ограничиваемая представительным учреждением сословно-профессионального характера. Но попытка создать такое учреждение удалась только в составе прусского правительства. Прусский Экономический совет имел отношение к созданию прусского трудового законодательства между 1882 и 1887 годами. После этого совет не собирался — Бисмарк потерял к нему интерес, поскольку ему не удалось добиться его учреждения на обще имперском уровне. С концом рецессии и началом бурного экономического роста в 1896 году экономическое положение рабочих стало быстро улучшаться, и интерес к корпоративным структурам начал увядать. Сам Вильгельм II никогда христианским социализмом не интересовался, назвав эту идею «бессмыслицей».

В Германии интерес к корпоративизму снова появился после 1918 года в условиях национально-психологического и экономического кризиса. Самым выдающимся теоретиком нового корпоративизма, известного под именем коллективной экономики, был Вальтер Ратенау (1867—1922), создавший эту самую коллективную экономику во время Первой мировой войны в виде всеобщей мобилизации германской промышленности. Не отбирая промышленность у ее собственников, он создал военно-промышленные отраслевые компании; каждая была ответственна за снабжение фабрик и заводов ее отрасли по государственно-контролируемым ценам согласно приоритетам, установленным центральной администрацией. Операции этих бездоходных компаний находились под тщательным наблюдением чиновников или членов Торговой палаты. Государство держало контрольный пакет акций, и представитель правительства имел право абсолютного вето, перекрывавшего решения акционеров. Так, фактически вся немецкая промышленность была превращена на время войны в интегрированную структуру «самоуправляемых» картелей, над которыми господствовало государство, имевшее последнее слово в вопросах производства и распределения.

Вот эту систему с модификациями Ратенау видел как отправную точку корпоративного государства, теоретиком

64

которого он и стал после войны. Сам богатый промышленник, фактический диктатор всей германской промышленности в военные годы и министр иностранных дел во время заключения Версальского мира, еврей Ратенау был горячим немецким националистом-идеалистом, считавшим, что в корпоративной структуре промышленность и вообще экономика будут служить общему благу, а не материальному обогащению отдельных лиц. «Собственность, доход и потребление, — писал он, — не частное дело: в них заинтересован весь национальный коллектив». Он вводит понятие условной или функциональной собственности, считая, что таким условным владельцем является любой человек, накопивший богатство, значительно превышающее то, что необходимо человеку для нормальной культурной жизни. «Государство имеет право в таком случае освободить его от такого богатства». Вместо материальных стимулов новая экономика будет награждать свободного пролетария солидарностью и трудовой гордостью, а ответственный предприниматель будет удовлетворен чувствами власти и творчества.

В промышленной цивилизации он видел слишком много «механичности» (того, что Маркс называет отчуждением труда от трудящегося) и считал, что это можно перебороть заменой центрального, бюрократического, парламентского государства органической иерархией функциональных структур или местных самоуправлений. Парламент должен формироваться целиком или хотя бы частично функциональным представительством. В либерально-материалистической структуре он видел дробление и потерю чувства целостности страны, национальной почвы — государство дробится на как бы изолированно существующие друг от друга экономическое, политическое, юридическое, церковное, военное «государства».

За исключением подписания мирного договора, за который нацисты считали его национальным предателем и в 1922 году убили его, Ратенау отошел от непосредственной политики: у послевоенного правительства он был на подозрении за его роль в создании немецкой военной экономики. Но его последователь Меллендорф провел в парламенте в 1919 году «основной закон социализации», на основании которого,

65

например, угольная промышленность была превращена в полугосударственный картель под названием «профессиональное сообщество». К каждому из таких обществ придавался национальный совет, состоявший из представителей служащих, рабочих, снабженцев, потребителей и одного комиссара от правительства. Проповедование корпоративистами, особенно Ратенау, автаркии показывает, сколь устарелыми были их политэкономические взгляды. Однако идеи Ратенау—Меллендорфа поддерживались юными католическими «христиан-солидаристами». Но реальные воплощения этих идей более-менее ограничились выше перечисленным. Парадокс в том, что в гораздо большей степени идеями Ратенау воспользовались так ненавидевшие его нацисты. Они ввели принудительную картелизацию промышленности с представительством рабочих, предпринимателей и служащих. Представительство рабочих и правительства, в значительно измененном по сравнению с эпохой Ратенау виде, действует, и весьма успешно, в немецком предпринимательстве по сей день. Так что не всему в корпоративизме место на помойке, кое-что оказалось жизненным и прогрессивным.

В связи с этим английский ученый Алан Коусон в книге «Корпоративизм и политическая теория» указывает, что разные авторы толкуют корпоративизм по-разному. Согласно наиболее враждебным к нему авторам при корпоративизме на место свободы частного капитала приходит государственное руководство, вполне соответствующее ленинской концепции госкапитализма. Иные авторы говорят о корпоративизме как третьей силе — некапиталистической и несоциалистической. Иные видят в нем особый путь, при котором частные интересы организуются и взаимодействуют с государством. По их мнению, при корпоративизме государство не является инструментом господствующего класса, а олицетворяет собой некую общую волю, направляя преимущественно частное предпринимательство, исходя из 4-х принципов: единство, порядок, национализм и успех. Корпоративизм в отличие от социализма не проводит широкую национализацию народного хозяйства, сохраняет принцип частного предпринимательства, но в отличие от капитализма корпоративное государство обладает широкими правами

66

в отношении народного хозяйства, и на место саморегулирующегося рынка приходит олигополия.

Положение корпоративизма где-то между свободно-рыночной и бюрократическо-монополистской политикой Коусон поясняет следующими примерами.

1. Свободный рынок. При нем безработные и обездоленные получают какие-то трущобы для жизни по заниженным ценам; ничего лучшего им не дождаться.