Символы власти и борьба за власть: к изучению политической культуры российской революции 1917 года

Живой символ революции

Центральной и самой популярной фигурой Февральской революции был А.Ф. Керенский. Он занимал важнейшие посты во Временном правительстве — министр юстиции (март — апрель), военный и морской министр (май — август), затем возглавил правительство (с 8 июля), а с 30 августа стал и Верховным главнокомандующим. Однако простое перечисление этих должностей не дает представления ни о действительном авторитете Керенского, ни о той реальной власти, которой он располагал уже в первом революционном кабинете.

Керенский некоторое время был не только самым популярным политическим деятелем Февраля, персонифицирующим определенный политический курс. Он был олицетворением революции, ее символом. Именно так его характеризовали авторы брошюр, прославлявших вождя революции: «Благородный символ благородной Февральской революции», «Имя Керенского стало уже нарицательным. Керенский — это символ правды, это залог успеха; Керенский — это тот маяк, тот светоч, к которому тянутся руки, выбившихся из сил пловцов, и от его огня, от его слов и призывов получают приток новых и новых сил для тяжелой борьбы»[999].

По-видимому, частое сравнение Керенского с солнцем связано с подсознательной ориентацией на монархическую традицию. «Солнце свободы России» — так именовала его дружественная печать. Когда же министр в конце мая 1917 г. прибыл в Смоленск, то встречающие его несли плакаты: «Да здравствует солнце России Керенский!». Никого не удивлял и другой политический лозунг: «Да здравствует солнце свободы Керенский!». Близкий Керенскому публицист В.В. Кирьяков писал: «Имя его сделалось синонимом красоты, чистоты и ясности нашей „улыбающейся“ революции. А.Ф. Керенский стал любимцем и надеждой, „красным солнышком“ русского народа». Показательна и атмосфера встреч «демократического министра» на фронте во время подготовки Июньского наступления российской армии — после его выступлений многие солдаты целовали руки Керенскому, его одежду, его автомобиль, землю, по которой он ступал. Одни рыдали, другие молились, стоя на коленях[1000].

Отношение к Керенскому стало своеобразным политическим индикатором, позволяющим ориентироваться в сложной обстановке того времени: политических деятелей, политические партии оценивали в зависимости от их отношения к излюбленному вождю. Так, уже в марте в Екатеринославе во время «праздника свободы» звучал лозунг: «Да здравствует Керенский!». На Юго-Западном фронте Керенского приветствовали делегации с красным флагом, на котором было написано: «Кто с Керенским, тот с нами»[1001]. Здравицы в честь вождя революции заменяли содержательные политические лозунги. На июньскую демонстрацию один из военных лазаретов вышел под флагом с надписью: «Да здравствует вождь товарищ Керенский!»[1002]. Севастопольский же совет заявил во время конфликта Керенского и Корнилова, что он «выступает на защиту своего вождя Керенского, Совета и революции», — показательно, что имя вождя было поставлено на первое место.[1003] Изречения Керенского, выложенные живыми цветами, украшали могилы жертв революции[1004].

Политическим знаком становились также изображения Керенского. Показательна реакция группы петроградских детей, описанная в повести Г. Белых. Подражая взрослым, они решили организовать свой политический клуб. Вырыв во дворе землянку, они первым делом водрузили на стене портрет Керенского[1005]. В этом проявилось подражание взрослым: именно так, по их мнению, должен выглядеть «настоящий» клуб.

19 июня в Петрограде состоялась патриотическая манифестация в честь успешного начала наступления русской армии. Корреспондент «Правды» сообщал, что манифестанты несли два красных флага и один трехцветный, ко всем знаменам были прикреплены портреты Керенского. Другие манифестанты несли портреты военного министра — широко известна фотография, на которой изображен Г.В. Плеханов с портретом Керенского. На другом снимке М.Л. Бочкарева, командир известного ударного подразделения также изображена с портретом вождя революции. Некоторые фотографии Керенского, которые несли манифестанты были украшены букетами, иногда портреты популярного министра просто утопали в цветах[1006].

Патриотические манифестации состоялись и в других городах. В Киеве несли красно-черный флаг ударных батальонов смерти, под ним красовался портрет Керенского. Его встречали дружным «ура!». Союз георгиевских кавалеров Киевского военного округа и волонтеры ударных революционных батальонов приняли специальную резолюцию, адресованную Керенскому, в которой заявляли, что «в день манифестации всей демократии [он] преклоняет перед вами свои революционные знамена и просит вас, как любимого вождя революции, приказать умереть для счастья родины и мира всего мира»[1007].

Портреты Керенского украшали и другие празднества, в том числе и всероссийский День крестьянского дела, отмечавшийся 15 августа[1008]. Но в то же время и политические противники «министра-демократа» относились к изображениям Керенского как к значимым политическим символам. Вскоре после выступления генерала Л.Г. Корнилова, в ночь на 3 сентября в городе Орел группа офицеров и вольноопределяющихся, собравшихся в местной кофейне «Свобода», вела непринужденную беседу о текущем моменте. По предложению одного из присутствующих, было решено демонстративно разорвать портрет Керенского, что и было немедленно исполнено. Однако это действие вызвало возмущение других посетителей кофейни. Начался скандал. Прибыла милиция с патрулем конного артиллерийского дивизиона, и шестеро «демонстрантов» были арестованы[1009]. В этой истории показательно все — и название модной кофейни, и тема ночной застольной беседы, и акт бытового «иконоборчества», и оказавшийся под рукой портрет Керенского, что свидетельствует о распространенности его изображений. Но особенно интересна острая реакция публики, которая подтверждала ритуальный характер происходящего. На новую ситуацию проецировалось монархистское правовое сознание: дореволюционное законодательство предусматривало довольно суровые наказания за оскорбления лиц императорской фамилии и их изображений[1010]. Очевидно, потребность в сакрализации представителей высшей власти была укоренена в политическом сознании новых «граждан».

Само имя вождя становилось важнейшим политическим знаком. В мае возникла идея создания специального «Фонда имени Друга Человечества А.Ф. Керенского». Юнкера Московского Александровского военного училища просили, чтобы выпуск 1917 г. носил имя Керенского, сам министр не без труда отговорил их от этой идеи. Группа солдат из действующей армии обратилась к городскому голове города Киева с просьбой переименовать некоторые улицы, носившие «царские» названия. Прежде всего они предлагали переименовать «в честь военного министра Керенского Столыпинскую улицу в Керенскую». Одна из улиц Бобруйска также получила имя вождя. При перемене же фамилий в 1917 г. некоторые лица выбирали новое родовое имя в честь популярного политика — Керенский[1011].

«Министра-демократа» Керенского именовали «символом демократии». «Для нас Керенский не министр, не народный трибун, он перестал быть даже просто человеческим существом. Керенский — это символ революции», — так писали поклонники «народного министра», субъективно считавшие себя приверженцами демократии, таково содержание листовки, изданной в 1917 г. Для них Керенский олицетворял революцию, новый революционный строй. «Вашими устами говорит с нами русская свобода», — обращались к военному министру комитет и командир 3-го Морского полка Балтийской морской дивизии. А резолюция, принятая рабочими завода С.А. Трайнина, гласила: «Надеемся, что революционное правительство, созданное символом демократии А.Ф. Керенским, будет капитаном спасения тонущего корабля, и страна при поддержке всех живых сил страны будет выведена на светлый путь будущего»[1012].

Культ Керенского просуществовал сравнительно недолго, однако он оказал немалое воздействие на развитие национальной политической культуры. Уже в первые месяцы революции многие комитетчики вне зависимости от своей политической ориентации копировали манеру выступлений, стиль, даже костюм популярного министра. Не был исключением и Д.А. Фурманов, ставший позже символом большевистского военного комиссара, — он сам признавал в то время, что подражал ораторской манере Керенского (запись в дневнике Фурманова за 29 мая 1917 г.)[1013].

Многие символы, найденные Керенским, его сторонниками и почитателями, были затем использованы при создании культов большевистских вождей, имена и образы которых также становились символами нового режима. В 1917 г. уже начали складываться культы вождей Гражданской войны — красных и белых (культ В.И. Ленина — в субкультуре большевизма, культ генерала Л.Г. Корнилова — в субкультуре военных организаций). Однако некоторое время лишь Керенский выступал в роли персонифицированного символа нового государства. Показательно, например, что скульптурные бюсты «народного министра», пользовавшиеся немалым спросом, вручались тем лицам, которые приобретали большое количество облигаций «Займа свободы» (на сумму не менее 25 тыс. р.)[1014].