Символы власти и борьба за власть: к изучению политической культуры российской революции 1917 года

2. Военные знамена и военно-морской флаг

Революция оказала свое влияние и на военные знамена, хотя военнослужащие, как правило, продолжали использовать их в качестве важных символов. В Феврале солдаты участвовали порой в восстаниях под старыми знаменами своих частей. Так, в Кронштадте командир 2-го крепостного артиллерийского полка со знаменем в руках и под звуки «Марсельезы», исполняемой оркестром этой части, вывел своих солдат из ворот казармы и примкнул к повстанцам[343].

Но вскоре полковые знамена стали нередко восприниматься как символ «старого режима». В первую очередь это касалось дружин ополчения, на знаменах которых имелся лозунг «За веру, царя и отечество». 11 марта командующий флотом Черного моря, вице-адмирал А.В. Колчак, направил в Главный морской штаб запрос: «Начальниками дружин возбужден вопрос о надписях на ополченческих знаменах и значках. Прошу указать, как поступать со словом „За царя“»[344]. Но к тому времени во многих дружинах ополчения вопрос о знаменах был уже фактически решен. Ненавистный призыв «за царя» нередко зашивался красной материей, а уже во время парада в Москве 4 марта на знамя ополченческой бригады были пришиты красные полосы. В надписи же «За веру, царя и отечество» слово «царя» было вырезано, вместо него зияла дыра[345]. В других случаях надписи переделывались в соответствии с требованиями момента: «За веру, свободу и отечество», «За веру народ и отечество»[346].

Но и солдаты других полков отказывались целовать знамя после присяги, объясняя это тем, что «…на знаменах имеются вензеля государей — наших исконных кровопийцев». Иногда во время принятия присяги Временному правительству в связи со старыми знаменами возникали серьезные конфликты, знамена убирали, порой вензеля закрывали красными платками, к знаменам прикрепляли красные банты. 19 марта солдаты 127 пехотного Путивльского полка перед принятием присяги потребовали снять вензель Николая II со знамени полка. Командир полка отказался, тогда солдаты не приняли присягу. Во время этого эпизода помощник командира полка назвал «знамя свободы», поднятое солдатами, тряпкой и приказал убрать его. Это, надо полагать, лишь обострило конфликт. Солдаты продолжали отказываться присягать под знаменем со старым вензелем и отправили соответствующую телеграмму военному министру. 21 марта в 128-м пехотном Старооскольском полку также должны были принимать присягу, но солдаты потребовали удаления полкового Георгиевского знамени с вензелями Николая II. Командир пытался объяснить, что знамя от ветхости имеет лишь древко и слабые остатки плата, но это не помогло. Хотя и сами солдаты не смогли обнаружить вензеля, они все равно продолжали требовать удаления знамени. Командир и в данном случае отказался им подчиниться, в результате чего возникло столкновение, в ходе которого были ранены два офицера и один солдат[347].

Наконец 4 апреля последовал специальный приказ по военному ведомству № 182, гласивший: «Частям войск, имеющим знамена и штандарты с вензелем отрекшегося императора Николая II (т. е. получившим таковые за период времени с 1895 по 1917 год), доставить означенные знамена и штандарты (без церемонии, установленной для отвоза знамени) в Петроград, в Технический комитет Главного интендантского управления для выполнения работы по снятию означенных вензелей и по замене пришедших в ветхость знамен новыми». Но на практике на местах вопрос решался по-разному, при этом часто императорские короны и вензеля попросту зашивались красной материей[348].

Однако авторитет старого знамени во многих войсковых частях сохранялся, на политические манифестации некоторые даже весьма радикализированные полки шли со своими полковыми знаменами: это должно было показать, что вся часть поддерживает соответствующие лозунги. Порой старые знамена пытались использовать и противники Временного правительства. Например, 4-го июля, в разгар политического кризиса, подпрапорщик 3-й роты запасного батальона Гвардейского Московского полка вынес знамя и встал с ним во главе батальона. Затем он вывел свою часть под знаменем на улицу для участия в антиправительственной демонстрации[349].

На знаменитом совещании военного министра А.Ф. Керенского с представителями армейского командования 16 июля генерал А.И. Деникин, командовавший тогда Западным фронтом, выступил с пылкой речью, в которой фактически обвинил самого министра и других деятелей революции в развале армии. Свое эффектное выступление генерал закончил так: «Ведите русскую жизнь к правде и свету — под знаменем свободы! Но дайте и нам реальную возможность за эту свободу вести в бой войска под старыми нашими боевыми знаменами, с которых — не бойтесь! — стерто имя самодержца, стерто прочно и в сердцах наших. Его нет больше. Но есть Родина. Есть море пролитой крови. Есть слава былых побед. Но вы — вы втоптали наши знамена в грязь. Теперь пришло время: поднимите их и преклонитесь перед ними…Если в вас есть совесть!»[350].

В данном случае Деникин с уважением упоминает «знамя свободы», надо полагать, речь идет о красном флаге. Иными словами, предполагается сосуществование старых и новых символов, что в целом соответствовало и отношению Временного правительства к государственной символике. Но Деникин выступает за то, чтобы лишь старые боевые знамена, преображенные после революции, были символом российской армии. Однако вполне ли искренним был генерал? В своем кругу представители высшего командования постоянно противопоставляли боевые знамена и ненавистные «красные тряпки». Споры шли лишь о том, в какой степени и в какой ситуации символы революции могут быть тактически использованы для укрепления военной дисциплины как пропагандистский материал. Об этом неразрешимом конфликте старых и новых символов сам Деникин пишет, воссоздавая «типичные» слова офицера того времени, высказываемые в обществе других офицеров: «Ну да, я чту полковое знамя и ненавижу их красные тряпки»[351]. Порой же слова о «красных тряпках» произносились и публично. В этом контексте даже осторожная речь в защиту старых знамен воспринималась многими сторонниками Февраля как явно контрреволюционная.

В некоторых радикально настроенных полках продолжали, впрочем, довольно долго относиться с большим уважением к своим старым полковым знаменам. Так, даже 27 января 1918 г. комитеты 8-го Гренадерского полка постановили преобразовать его в Военно-революционный полк московских гренадер, в который зачислялись лишь солдаты-добровольцы. Резолюция гласила: «…Для увековечения памяти создания Военно-революционного полка московских гренадер сняться группой записавшихся со старым полковым и новым революционным знаменами в вооруженном виде…»[352]. Так, старый символ использовался при создании новой революционной армии.

Пожалуй, матросы Российского военно-морского флота, несмотря на свою революционность и решительность в отрицании прочих символов «старого мира», были более верны своему Андреевскому флагу, который издавна был знаком тяжелой и почетной морской службы и в качестве такового нередко изображался на матросских татуировках[353]. Сложно было отрицать такой символ, ставший буквально частью жизни моряков. И хотя сигналом присоединения к революции и во флоте был боевой флаг красного цвета, поднятый на мачтах кораблей, все же на корме судов продолжал развиваться традиционный военно-морской Андреевский флаг (точно так же вели себя в 1905 г. моряки броненосца «Князь Потемкин-Таврический» и некоторых других кораблей, восстававших во время Первой российской революции)[354].

Уже утром 28 февраля моряки крейсера «Аврора», стоявшего в Петрограде, подняли на стеньге грот-мачты красный флаг. В Гельсингфорсе, на главной базе Балтийского флота, первым кораблем, поднявшим красный флаг, был линейный корабль «Император Павел I» (флаг появился на стеньге фок-мачты линкора 3 марта)[355]. По-видимому, и в этом, и в других случаях использовался сигнальный красный флаг с двумя концами. Запись во флагманском историческом журнале гласит: «В начале восьмого часа вечера… линейный корабль „Павел I“ поднял боевой флаг, развернул башни на стоящий рядом с ним „Андрей Первозванный“, после чего на „Андрее Первозванном“ был также поднят боевой флаг. <…> Вслед за ними подняла боевой флаг и стоящая рядом с ними „Слава“. Следуя движению 2-ой бригады линейных кораблей, подняли боевые флаги „Севастополь“ и „Полтава“. На „Петропавловске“ команда, собравшись на баке, настаивала на подъеме боевого флага из солидарности к 2-ой бригаде кораблей. Начальник бригады не разрешил поднять боевой флаг и сам с офицерами уговаривал команду успокоиться». С наступлением темноты на кораблях были подняты красные фонари[356].

Подъем красного флага на сигнальных фалах (к рее мачты) мог означать: «Веду артиллерийский огонь». В международном своде сигналов этот флаг «В» (Bravo) именовался «пороховым флагом»: его следовало всегда держать на судне, которое грузит или выгружает порох, либо другие взрывчатые вещества. В Российском военно-морском флоте красный флаг («Н») имел целый ряд значений: «Гружу или везу порох»; «Стреляю в цель из орудий или минами»; «Взорвать мину»; «Позволяется начать стрельбу». Иногда этот флаг расшифровывался и так: «Стреляю в цель», «Упражняюсь с минами»[357]. Но поднятый вопреки всем правилам на стеньге фок-мачты, где во время боя поднимался государственный или военно-морской флаг, красный флаг мог означать только понятный всем морякам призыв к восстанию.

Однако на корме все военные суда базы продолжали поднимать Андреевский флаг. Красные боевые флаги на мачтах кораблей, стоявших в главной базе Балтийского флота, были важным и ярким символом переворота. Эта картина была запечатлена сразу же несколькими фотографами, находившимися в городе. Уже 4 марта «революционный командующий» флотом вице-адмирал А.С. Максимов приказал спустить боевые флаги, что должно было стать знаком прекращения восстания и подтверждением власти нового командования. Однако команда линейного корабля «Андрей Первозванный» отказалась выполнить этот приказ до тех пор, пока не будут удовлетворены все ее требования и все же красные флаги были спущены, но лишь по призыву революционных организаций в ночь на 5 марта[358].

И в последующие месяцы красный флаг не раз поднимался на мачтах военных кораблей. В разных ситуациях это имело разное значение, часто он вновь был важным символом протестного движения команд.

Однако матросы использовали и Андреевский флаг как средство политической мобилизации во время восстаний против монархии. Сохранились фотографии, изображающие митинги команд 4 марта на льду, перед кораблями, базировавшимися на Гельсингфорс. Над толпой видны и военно-морские, и красные флаги. Во время демонстраций, приветствовавших Февральскую революцию, матросы разных баз флота (Гельсингфорс, Ревель) также несли, одновременно, и красные, и Андреевские флаги. На некоторых же фотографиях, изображающих данные манифестации, видны почти исключительно военно-морские флаги. И в Петрограде Гвардейский экипаж выходил на манифестации под традиционным военно-морским флагом, рядом с ним несли красный транспарант с надписью: «Да здравствует мир между народами»[359]. Это свидетельствует о схожести символического сознания матросов различных соединений флота.