Семко

Только выехав из замка и города в поле, он убедился, что старый ловчий был прав, потому что в этот день из-за сугробов сухого снега собаки и люди не много могли преуспеть. Хлестал острый ветер, время от времени ещё поднимая из сугробов, собранных ночью, тучи мелкого снега и кружил им в воздухе.

Несмотря на это, Витовта вздохнул свободней, а его лицо сразу прояснилось. Он, ловчий Росен или случай так распорядился, что сначала они направились по дороге в сторону Торуни? Кто знает. Для Росена в этот день направление не имело значения, потому что на зверя совсем не рассчитывал, а бедный заяц или какая-нибудь лиса, случайно потревоженные, у него в расчёт не входили. Волки – было это их время – бродили стаями, но вдалеке от больших поселений.

Охотники ехали, тщето присматриваясь, а у отпущенных собак не было желания преследовать, потому что нюха в себе не чувствовали. Ветер им приносил, как песок, сухие остатки ночной бури.

Они уже проехали приличную часть дороги за городом, когда вдалеке на белом фоне снегов показалась большая группа всадников, направляющихся к городу.

Увидев их, Витовт стиснул зубы и живей погнал коня навстречу.

Курт также обозревал всадников. В центре их пара белых плащей говорила о том, что это были свои, и не простые кнехты, а рыцарство.

Каждый день в Мальборк приезжало столько комтуров и братьев за приазами или с донесениями, что не увидели в этом ничего чрезвычайного.

Витовт, может, подумал, что это Семко, и угадал его.

Это действительно был он, в товариществе тех, что были высланы в Торунь ему навстречу. Росен не ожидал этой встречи, потому что, может, даже не знал о мазовецком князе, поэтому не говорил ничего. Так сблизились два отряда, идущие навстречу. Быстрые глаза Витовта уже среди Крестоносцев и двора заметили и узнали Самко, который, даже если бы хотел спрятаться за другими, не мог.

Витовт остановил вдруг коня.

– Семко! – воскликнул он. – Что же это? Ты не узнаёшь меня, или знать не хочешь?

Крестоносцы, ведущие мазовецкого князя, остановились, переглядываясь и совещаясь, что делать. Семко без особой радости выступил немного вперёд и поздоровался с Витовтом.

– То-то ты уже дорос до доспехов! – сказал князь. – Рад тебя видеть. Не удивляюсь, что ты здесь, потому что ещё более удивительная вещь, что меня видишь в Мальборке! Здоровы Януш и моя сестра?

Прежде чем у Семко было время ответить, Витовт повернул своего коня и сказал Росену:

– По-видимому, сегодня охоты нечего ожидать. Вы правы! Мы возвращаемся вместе.

Крестоносцы чуть отошли. Канцлер, который до сих пор ехал рядом с князем, тоже отступил, и два князя остались впереди рядом. Растерянный Семко едва мог найти несколько слов.

Разговор начинался тяжело, потому что мазовецкий князь был не очень ему рад. Витовт начал с резкой жалобы в отношении Ягайллы.

– Он отблагодарил нас за то, – воскликнул он, – что, имея его в руках, мы могли убить за предательство, но отпустили изменника. Мой отец заплатил жизнью за своё мягкое сердце, я остался, чтобы отомстить за него, и поклялся, что отомщу. Видите, я опустился до изгнанника, который должен прятаться в чужих замках и милости просить у чужих.

Витовт говорил это так громко, будто хотел, чтобы рыцари-крестоносцы, которые за ним ехали, выслушали эти жалобы и угрозы. Казалось, это больше действует на них, чем на Семко. Возможно, шёпот пробудил бы в мнительных любопытство и неуверенность, это выкрикивание было безразличным. Его даже не слушали.

Тем временем Росен, соединившись со своими знакомыми, уже начал забавлять их охотничьими повестями. А так как они привыкли над ним смеяться, слушали, дразня старика. И случилось то, что можно было предвидеть: что Витовт, таща за собой Семко, сначала прилично с ним отдалился, и, хотя не оглядывался, чувствовал и знал, что крестоносцы остались позади.

Ветер относил голос, так что крестоносцы, которые ехали за ним в отдалении, с трудом могли его уловить.

Пользуясь этим, когда уже не очень далеко были от города, Витовт сказал, понизив голос:

– Смотри, Семко, нам нужно увидиться наедине и поговорить, это очень необходимо. Тебе могу сказать только то, что ты должен стараться о моём и своём благе, но не вызывая подозрений.

Поскольку топот лошадиных копыт крестоносцев, звон их цепей и оружия снова послышался ближе, Витовт сразу же громко спросил о Януше и сестре Давнуте. Он высмеивал его любовь к покою и деревенскую жизнь.

На вызов, который услышал и понял, Семко отвечал несколько неразборчивых слов, а Витовт сразу, для отвода глаз, позвал своего товарища Курта и стал расспрашивать о какой-то охоте.

Так они приехали в замок; когда в него въезжали, Витовт остановился и попросил, чтобы Курт проводил его к оружейнику, потому что ему нужно было договориться о починке своих доспехов.

Таким образом, Семко один, со своей свитой въехал в замок, а так как сверху уже видели путников, он нашёл их готовых его приветствовать.

Его проводили к магистру, который ожидал на пороге своих палат.

Приветствие было весьма любезным, на которое молодой князь, смущённый от всего того, что тут с ним случилось, отвечал, отмеряя слова с очевидным страхом. Его заменял и выручал, как мог, присутствующий канцлер.

Прежде чем завели разговор о делах, магистр привёл гостей к уже накрытому столу, пытаясь показаться тем более весёлым, чем Семко был встревоженным.

Даже после нового Плоцкого замка, который Казимир построил по своему обычаю, довольно изысканно и декоративно, после богатств, к которым привык Семко, Мальборк своей безмерностью, великолепием, внутренней роскошью притягивал мазовецкого князя. Королевский замок в Кракове также не шёл ни в какое сравнение с этой столичной крепостью сильного Ордена. Несмотря на то, что был очень любезен, магистр придавал себе почти монаршье величие.

Многочисленная служба в дорогих одеждах, в цепочках, изящная, позолоченная посуда, роскошь во всём, специально подчёркнутая, должно быть, произвела на князя унизительное, неприятное впечатление.

Он там становился маленьким, казался слабым и невольно пробуждалась ненависть к немцам.

Не скоро после снятия скатертей, после того, как выпили последние кубки, от которых князь отказывался, приступили к беседе о деле, какое привело его сюда.

По приказу Семко голос взял канцлер. Магистр обратился к нему. С первых слов можно было предвидеть, что крестоносец с положения соседа будет пользоваться его слабостью. Он открыто, решительно признал, что не сможет иначе дать деньги, только в залог земли.

Семко не много слов вставил в диспут, к которому вскоре присоединились вызванные прокуратор и казначей Ордена. Цёлльнер, оставляя им обсуждение условий, оттянул князя в сторону, забавляясь лёгкой беседой о соколах и охоте. Достаточно прошло времени, прежде чем канцлер согласовал величину и условия кредита. Орден хотел дать как можно меньше, а взять как можно больше. За каждую пядь земли и кучку денег нужно было вести упорную борьбу, прежде чем дошло до письма и печати.

Семко всё сдал на канцлера. Потом сам Цёлльнер заговорил о Витовте, превознося его великие рыцарские качества, мужество, неукротимый дух, и сожалея о его незаслуженной участи, какая его постигла от бесчестного, жестокого Ягайллы.

Магистр не колебался приписать племяннику смерть Кейстута, даже отлично знал и произносил имена палачей. Это убийство, взывающее к небесам о мести, его возмущало.

Он также предсказывал погибель Ягайлле и его братьям, а в запале ручался, что Орден посадит на трон Литвы своего союзника Витовта, выхлопотав ему в Риме корону.

Семко воспользовался этим оборотом разговора и наивно рассказал, что как раз на дороге он встретил князя Витовта, что его очень удивило. Поскольку через Януша их соединяли кровные узы и сродство, он просил, чтобы ему было разрешено с ним увидиться.

Магистр обещал, что они вместе будут ужинать.

Семко не мог больше настаивать, предоставляя судьбе устроить их свидание наедине, о котором и сам Витовт должен был стараться, раз оно было ему необходимо.

Потом значительная часть дня прошла на подписании акта, который давал крестоносцам в залог Визну. Каждый пункт должны были тшательно обсудить. Канцлер не заметил, как ему навязали неоднозначные и сомнительные слова, от которых потом он должен будет защищаться, и когда наконец соглашение было написано, бедняга вышел, как из бани, ещё не уверенный, не проворонил ли какое-нибудь коварное слово.

Потом это канцлерское письмо пошло из рук в руки, читали потихоньку, под суждение старших, очерчивали и добавляли в него, только под ночь скриптор взял его для каллиграфирования на пергаменте. Так как другого способного писаря под рукой не было, поверили документ Бобрку.

Он боялся, как бы почерк его не выдал, но верил в то, что канцлер не узнает его руку.

Тем временем подали ужин, на котором магистр выступил ещё великолепней, вызвав к столу главнейших братьев, чтобы занимали гостей. Вошёл и приглашённый Витовт, с довольно радостным лицом здороваясь с Семко, которого посадили рядом с ним.

На поистине королевском пиршестве всего было вдоволь, кроме того, что на нём не было женщин. Под конец его нашлись даже лютнисты, певцы и шуты у столов, поэтому все немцы были менее понятны гостям.

Рыцари хорошо напились, выпивая за князей, но Витовт почти не пил, а Семко был осторожен из страха, как бы его голова не закружилась.

Первый раз в этот вечер Цёлльнер увидел литовского князя в более или менее неплохом настроении, с менее мрачным лицом. Он не мог угадать причины, хоть рад был её узнать, и уже был склонен объяснить это себе тем, что Витовт радовался известием о сестре, и прибытию Семко.

Среди общего гомона им предоставили разговаривать друг с другом, сколько хотели, но осторожный Кейстутов сын не сказал ни слова, которое нужно было бы скрывать. Они с Семко завели очень живую беседу о конях и оружии; Витовт невзначай встал из-за стола и, не обращая внимания на лютнистов, которые играли какую-то любовную песню, позвал Семко на прогулку по большой зале, значительная часть которой была пуста.

Должно быть, у него было мало надежды увидеть его наедине, а может, боялся подозрений, и, уже не дожидаясь, ничего не показывая по себе, произнёс:

– Дай мне рыцарское слово, поклянись, что не предашь!

Удивлённый и встревоженный Семко не скоро придумал ответ.

– Охотно поклянусь, хотя не нужно на то клятвы, что я против вас не могу готовить измены. Я бы не побоялся воевать с вами, но ям копать не умею.

– И твоему возрасту это также не подобает, – ответил Витовт, непрерывно ходя и водя вокруг глазами, чтобы никто не подслушал. – Ягайлло считает тебя врагом. Сейчас, когда ты думаешь, или для тебя думают, о польской короне, тебе лучше задобрить его и жить с ним в мире. Хочешь заполучить Ягайллу, я тебе скажу лёгкий способ сделать это.

– Вы? Вы? Который с ним в смертельной вражде? – прибавил Семко. – Не понимаю вас.

– Скоро поймёшь, лишь бы внимательно послушал, – сказал Витовт, постоянно оглядываясь.

Зала звучала песнями и разовором, блестела золотистыми вещами, дышала весельем.