Заблудившиеся

* * *

В машине Грищенко, когда ее остановили на выезде из пансионата „Березовая роща“, каким-то образом оказался посторонний человек. По документам некий Василий Сухой. Очевидно, попросил Грищенко подбросить его до города.

„Кто знает, за каким поворотом ждут неприятности или вот такая драматическая развязка, как с этим Сухим, будь он трижды неладен“, — думал Сайкин. Сам черт угораздил этого Сухого влезть в машину, сам себе подписал приговор». Да, Еремину ничего другого и не оставалось, только прибрать этого типа. Случай неприятный, более чем неприятный. Но останься Сухой жив, события сегодняшнего утра могли пойти совсем по другим рельсам. Сейчас решение Еремина избавиться от свидетеля кажется единственно верным.

Возможно, со временем в голову придут другие варианты, позволяющие оставить этого случайного человека в живых. Но это все потом, когда уже ничего не изменить, не исправить.

— Фамилия Сухой никому не знакома? — вслух спросил Сайкин. — Может, слышали, Сухой?

Семен, не поворачиваясь, пожал плечами.

— Что-то знакомое, — сказал Юра. — У меня память хорошая на имена. Точно, слышал эту фамилию. Может, потом вспомню. А что, это важно?

— Не особенно важно, — сказал Сайкин. — Можешь не стараться.

Действительно, ну какая разница, каким был этот человек при жизни, женат или разведен, имел много детей или остался бездетен, пил запоем или был убежденным трезвенником, какая разница, какими болезнями он болел. Это теперь не имеет теперь значения. Лучше не знать никаких подробностей, никаких обстоятельств его жизни. Теперь у господина Сухого не будет даже своей могилы. Такое жестокое наказание — и без вины. Только за то, что имел глупость сесть не в ту машину.

Сайкин смотрел, как мимо них в сторону станции прошел, опираясь на палку, старик, свободной рукой держа тонкий поводок. Беспородная собачонка, трусившая краем дороги с их стороны, остановилась, понюхала покрышку «Жигулей» и задрала лапу. Старик, недовольный остановкой, дернул поводок, и собака, оторвавшись от своего дела, последовала за ним. Проводив взглядом старика с собакой, Сайкин вытащил из спортивной сумки пистолет. Держа его стволом вниз, он передернул затвор и поднял предохранитель. Юра обернулся на звук.

— Если вы не собираетесь его убивать, зачем же пистолет?

Сайкину надоели глупые вопросы, ему захотелось ответить резкостью, но он сдержался. Он заметил, как испуганно смотрит на него, засовывающего пистолет за брючный ремень.

Сайкин усмехнулся в лицо парню.

— Ты уже, наверное, догадался, что моя фирма занимается не гуманитарными проектами, это не филиал православной церкви. В общем, нас хотели скушать, а вышло наоборот. Если тебе это не по душе, можешь уйти сейчас же и добраться до города электричкой. И я тебя пойму. Я тоже был идеалистом со сладким зефиром вместо мозгов. Просто это молодость. В эту пору жизнь кажется лучше, чем она есть на самом деле. Так что можешь уходить. Вернешься, когда подрастешь.

— Теперь жизнь кажется хуже, чем она есть на самом деле? — Юра не двинулся с места.

— Теперь нет иллюзий, — сказал Сайкин. — Жизнь просто такая, какая она есть. Ни лучше, ни хуже, — Сайкин поправил пистолет под ремнем, ствол больно упирался в ногу. — Так ты уходишь?

— Остаюсь, — Юра ударил ладонями по коленям, словно выразил свою решимость.

Сайкин рассеянно смотрел на пустую дорогу впереди. Ему почему-то вспомнился рассказ Пашкова, название которого сейчас выскочило из головы. Герою рассказа, неисправимому идеалисту, его более опытные товарищи рассказывали такие гадости, в которые он отказывался верить. Он считал, что такого просто не бывает. Но его заставили убедиться, что бывает и не такое.

Так, о невесте главного героя никто не сказал доброго слова, чаще всего ее называли шлюхой. Жених утверждал, что она не такая. В конце концов, оказывалось, что она именно такая. Все иллюзии разлетелись по ветру. «То ли он слишком неотесанный, то ли слишком романтичный, этот Юра, — думал Сайкин. — Как тот парень из рассказа. Пора бы уж ему расставаться со своими добродетелями. И чем раньше, тем лучше».

Тихий, почти неслышный гудок телефона заставил Сайкина встрепенуться. Он поднес трубку к уху, испытывая легкое волнение. Семен и Юра переглянулись.

— Кажись, наше ожидание кончается, — сказал Семен почти шепотом и выплеснул через опущенное стекло остатки чая на снег.

Звонил Еремин. Сайкин, слушая его голос, механически кивал головой и говорил в трубку «да» при каждом удобном случае. На его лице блуждала не выражавшая радости странная улыбка. Сказав «да» в последний раз, он дал отбой, положил трубку и свел кисти рук. Суставы слегка хрустнули.

— Все, больше ждать нечего, пора навестить нашего друга. — Сайкин потянул ручку двери. — Пошли, Семен.

— Ни пуха, ни пера, — сказал Юра.

Сайкин ответил «к черту», вылез наружу, не рассчитав силы, сильно хлопнул дверцей. Семен обошел машину и остановился рядом. Морозец бодрил, просинь на сером небе становилась шире. Потоптавшись на месте, Сайкин пристроил поудобнее пистолет, откашлялся, прочищая горло. Не застегивая пальто и пиджак, он пересек дорогу, по узкой, занесенной за ночь снегом тропке подошел вплотную к двухметровому сплошному забору и толк-пул калитку с надписью «Опасно для жизни» и черепом, надвое расколотым красной молнией.

— Он случаем злую собаку не держит? — спросил Семен. — У меня брюки новые, дорогие. На заказ шиты.

— Люди, которые вешают такие таблички, — Сайкин показал на расколотый череп, — как правило, собак не держат. У них с чувством юмора совсем плохи дела.

Он толкнул незапертую калитку. Ржавые петли издали жалобный писк. Отсюда, от калитки, хорошо просматривался просторный рубленый лом с верандой в сторону дороги, крытый шифером. Кирпичная труба выпускала белый дым, в безветрии он плавал над крышей и долго не мог растаять в воздухе.

Сайкин не заметил садовых деревьев, только несколько старых берез, сосны. Семен прикрыл калитку, и она ответила стоном на самой тонкой ноте. Тропа от калитки к крыльцу на веранде поз тонким слоем снега обнесена сугробами, видно, с вечера здесь поработали лопатой. На снегу, утоптанном у веранды, лежали кусочки коры, мелкие щепки.

— Дрова тут рубил, — сказал Семен, — К нашему приходу, видно, готовился.

Сайкин не ответил. Он видел, как за окнами веранды промелькнуло женское лицо и исчезло. Через полуоткрытую дверь им навстречу выбежал, неловко считая ступеньки, рыжий ирландский сеттер. Остановившись в нескольких шагах от гостей, он посмотрел в лицо Сайкину, словно никак не мог решить, облаять этих людей или встретить дружелюбно. Сеттер сдвинулся с места, осторожно подошел ближе.

— Все, прощайся со штанами, — сказал Сайкин. — Агрессивная собака. Сеттер понюхал штанину Сайкина и потерся об нее мордой, не обращая внимания на Семена. — Мне даже незнакомые собаки симпатизируют. Сайкин стоял довольный. Нагнувшись к сеттеру, он потрепал его по длинным ушам.

— Здравствуйте.