Социалистический реализм: превратности метода

Шестая. Идеология есть идейно-художественный норматив творчества.

Как подчеркивал В. Щедрин, «государственным стандартом» театральной формы для социалистических театров стал МХАТовский реализм, а «ГОСТом» содержания — репертуар, основанный на литературе критического и социалистического реализма. «Это требование, — отмечала В. Клявина, — в условиях государственной монополии на театр открыло прямой путь к унификации творческих коллективов»[54].

Итак, мы видим, что все эти позиции, по-разному подчеркивая детерминирующее значение идеологии в развитии советской культуры, в действительности отводят ей две роли.

Первая: институт идеологии рассматривается в качестве генетически исходного отношения метода соцреализма, задающего отчужденный характер общественного бытия художественной культуры независимо от личной позиции творца (идейной и творческой). Соответственно этому реальная художественная практика соцреализма — это закономерное проявление имманентных законов идеологии.

Вторая: идеология, будучи абсолютной антиномией художественной культуры, развивается по своим, независимым от нее специфическим законам и выступает, как правило, фактором ее внешнего подчинения и подавления. В связи с этим метод соцреализма понимается как особый способ экспансии законов идеологии на сферу свободного и творческого развития культуры. Более того, суть метода соцреализма — в подчинении принципа индивидуального творчества общим для всех мировоззренческим установкам и политическим целям, служащим в конечном итоге утверждению безусловного примата идеологии над творчеством.

Здесь представляется интересным вопрос, которым задается В. Тюпа: что является общим «между прекраснодушными (символистскими — В. Курицын) надеждами на мессианскую роль искусства, статьей Ленина о партийности в литературе и футуристическими пощечинами общественному вкусу»[55].

Согласно его мнению, «все эти столь чуждые друг другу явления растут из одного корня — из обострившегося внимания к идеологическому воздействию искусства на общественное сознание...». Или, как подчеркивает В. Курицын, «важнейшим критерием художественности выступает эффективность воздействия искусства на общественное сознание»[56].

Резюмируя эти подходы, можно сказать следующее: согласно им соцреализм рассматривается либо как особая функция идеологии, либо как способ трансформации культурного дискурса в идеологический.

Но редуцирование метода соцреализма к идеологической системе вызывает появление целого ряда вопросов. Например, если данный метод продуцирует лишь идеологические феномены, тогда откуда возникло то художественное явление, которое именуется «искусством соцреализма» и которое получило высокое признание не только у нас, но и за рубежом? Ведь если был соцреализм, значит, было и искусство соцреализма.

Другой вопрос: тождественна ли природа этого метода, характерного для творчества Маяковского и Эйзенштейна, феномену «чистой идеологемы»?

Толкование метода соцреализма только как определенного идеологического феномена имеет под собой определенные основания, но при этом нельзя забывать, что данный метод никогда не являлся только монополией института идеологии, функционирующего отдельно от советской культуры. На этом, кстати, настаивали теоретики соцреализма еще советского периода. Несмотря на различие своих позиций по многим аспектам данной проблемы, тем не менее большинство из них отстаивали понимание соцреализма как все-таки творческого метода. Такое положение особенно проявилось в известной полемике по проблеме художественных предпосылок появления метода соцреализма, на которой мы специально задержим внимание, чтобы, во-первых, «не выпасть» из дискуссионной традиции истории исследования данного вопроса, и, во-вторых, чтобы не потерять самокритический потенциал в обосновании уже своих собственных гипотез.

Анализ исследовательских позиций по вопросу о художественных предпосылках метода соцреализма (здесь большой вклад принадлежит известному теоретику И.Ф. Волкову) выявил их конкретный спектр, принципиальное определение внутри которого позволяет нам условно разделить их на две группы.

Позиция первой группы исследователей связывает предпосылки художественного преддверия соцреализма с достижениями мировой культуры в целом. Вот лишь несколько примеров.

— И.Ф. Волков: «Художественные предпосылки искусства соцреализма — освоение всех художественных ценностей прошлого»[57].

— Д. Марков: «Искусство соцреализма — «синтез всех подлинных художественных завоеваний, осуществляемых на основе социалистической идейности»[58].

— С. Петров: ««Путь к соцреализму — в принятии идей революционного движения рабочего класса и в понимании процесса жизни в свете марксизма, а также в овладении художественным опытом реализма в усвоении его традиции»[59].

Итак, соцреализм освоил весь арсенал художественных средств — данную позицию кроме вышеназванных авторов, разделяют еще Л. Тимофеев, В. Дмитриев и др.[60]

Представители второй позиции, в целом не возражая против представленного выше подхода, тем не менее считают, что искусство соцреализма, в то же время, располагало многообразными художественными формами, арсенал которых постоянно обогащался в процессе творческого освоения художником новых явлений действительности (А. Метченко, Ю. Андреев, С. Петров и др.).[61]

Признавая научный вклад данных авторов в развитие теории соцреализма, представляющий большую ценность не только для отечественной, но и зарубежной науки, в то же время надо отметить, что ряд вопросов, связанных с исследованием предпосылок и сущности превращенных форм соцреализма оставался недостаточно разработанным. Именно их исследование и составляет одну из важнейших задач данной работы.

Но вернемся к современной ситуации в исследовании проблем соцреализма.

Обсуждение проблемы генезиса соцреализма выявило позицию, которая, сохраняя критическое отношение к его превращенным формам и усматривая причину их возникновения в тесной связи данного метода с интересами государственно-партийной системы, в то же время отстаивает то конструктивно-творческое и гуманистическое содержание его искусства, которое не утратило своей художественной ценности до сих пор.

Вот что можно прочесть в связи с этим, например, у известного литературоведа И.Ф. Волкова: «...здесь предлагается рабочее терминологическое обозначение литературы, которая действительно явилась в XX веке существенно новой разновидностью реалистической литературы. Суть новизны заключена в соединении субъективных стремлений личности к самоутверждению с реальной объективно-исторической возможностью, самоутверждения личности в интересах общества или, в более узком, но более конкретном смысле, в художественной актуализации и абсолютизации созидательно-творческих возможностей человека»[62].

Да, исследователь И.Ф. Волков прав, что для социалистического реализма характерен акцент на созидательно-творческих возможностях человека. Но только ли на них? Критическое отношение к отчуждению при тщательнейшем отображении самых различных форм его господства (от мещанства до фашизма) — это то же социалистический реализм.

На творческую сущность соцреализма, открывающего новые перспективы развития отношений художника с окружающим миром, указывает и Н.И. Стопченко: «Рождающийся новый метод, еще не названный социалистическим реализмом и не загруженный партийными догмами, резко увеличил для художника «зону контакта с изображаемым миром», требовал от него постоянно «соприкасаться «со стихией незавершенного настоящего» (М. Бахтин). Живая душа нового метода, вызвавшего сильнейший резонанс в художественном мире планеты, — в движении познающей мысли, в превращениях, изменениях форм и стиля...»[63].

Так что же все-таки является исходно-образующим понятием соцреализма: культура или идеология?

Анализ позиций по этому вопросу показал следующее: акцентируя ту или иную ипостась соцреализма и, более того, по-разному оценивая место и роль идеологии в развитии советской культуры, отношение большинства исследователей к последней носит в лучшем случае охранительный характер.

Так, например, необходимость защиты искусства соцреализма и в первую очередь той его части, которая была связана с художественной тенденцией реализма, от детерминирующей роли идеологии, исследователь Т. Круглова обосновывает тем, что последнее «обычно понимается как форма ложного сознания и потому противоположного научному и реалистическому»[64]. В подкрепление данного мнения можно привести и позицию К.М. Кантора: «Идеология — иллюзорное сознание. Так, народы СССР 80 лет жили в иллюзорном мире социализма, похожего на истинный, но все-таки ложный — идеологический»[65].

Разводя идеологию и художественную культуру в противоположные стороны, исследователь, Т. Круглова прибегает к той аргументации, что если реализм ориентирован на наличное бытие в его причинно-следственных связях, т.е. на то, что уже сложилось и продолжает складываться по известной логике, то идеология конструирует социальное воображаемое, производит иллюзии, которые позволяют человеку строить свою жизнь, получая запланированный результат, оправдывающий его ожидания.

Идеология телеологична, она ориентирует на цели, т.е. так или иначе на будущее, которое обеспечивается не следованием заведенному когда-то порядку (причинно-следственная связь), а доверием к меняющимся установкам»[66]. Согласно данной позиции идеология в целом как особый институт априорно превращенных общественных отношений исключает возможность позитивного влияния ее на культуру и искусство. Такова доминирующая позиция большинства исследователей данного вопроса.

Впрочем, надо отметить, что за последнее время изучение данной дихотомической пары (культуры и идеологии) на материалах 30-х гг. стало обновляться за счет появления других исследовательских ракурсов и подходов, предполагающих в некотором смысле синтез их художественной и идеологической практики.

Включение исследователей в эмпирический пласт советских реалий в этом случае осуществляется с помощью введения такого принципиально важного параметра, как повседневность, который, по мнению Т. Дашковой «подрывает превратившееся в догму представление, согласно которому до поры до времени советские люди разделяли коммунистическую идеологию, и демонстрирует, сколь мало было влияние именно доктрины»[67].

И это корреспондирует с тем, что пишет Т. Круглова: «Необходимо обнаружить точки соприкосновения между советской повседневностью и идеологическими проектами власти и интеллектуальных элит, т.е. исследовать правила советской жизни, следование которым обеспечивает не только выживание, но и различные формы социальной успешности и сопутствующие им переживания радости, удовлетворения, уверенности, правоты»[68].

«Новая оптика», по мнению Т. Дашковой, позволяет, прежде всего разглядеть «незамеченное» на перепаханной ниве соцреализма во всех его вербальных и визуальных изводах»[69].