«Путешествие на Запад» китайской женщины, или Феминизм в Китае

Экстрарелигиозная деятельность миссионеров

Кажется более достоверным, что идеи протофеминизма (если можно так сказать) стали проникать в Китай извне и проникать вместе со словом божиим – их несли миссионеры в своих проповедях, а главное – в своих деяниях[173].

Есть точка зрения, что в целом модернизация Китая неотделима от утверждения (а скорее – ознакомления с ними) христианских ценностей. Во всяком случае, протоиерей Пётр Иванов приводит ряд высказываний Сунь Ятсена, дающих право утверждать это. Например, во втором томе собрания сочинений Сунь Ятсена, изданного в 1982 году в Пекине, имеется высказывание «отца нации», сделанное в 1912 году: «Истина революции по большей части почерпнута из церкви. Установление Китайской республики совершилось не только моими силами, но и трудами церкви». В другом случае Сунь Ятсен утверждал, что «западная культура и знания, распространяемые миссионерами, в значительной степени сформировали основу для победы революции»[174].

Представляется весьма убедительным мнение английского социолога Э.Р. Хьюза, что история влияния миссионеров должна рассматриваться как один из существенных факторов воздействия западной культуры на Китай[175]. История христианства в Китае не является только историей духовной и материальной экспансии Запада, но – процессом адаптации китайской культуры к вызовам западной цивилизации[176].

Интересны в этой связи публикации «Китайского благовестника», свидетельствующего, что Юань Шикай, став президентом Китайской Республики, «воспользовался первым случаем, чтобы издать послание, поздравляющее церкви с их успехом в деле благотворительности и просвещения». И, пишет далее журнал, «дружелюбие не ограничилось только словами», поскольку «различные ограничения, мешавшие христианам в судах и при отправлении общественной службы, были быстро устранены». При установлении Республики в Китае, если «молодой человек получил западное образование и [был] христианин, [это] скорее становилось доводом в пользу принятия его на службу» (тогда как «ещё два года тому назад христиане, насколько возможно, исключались от всякого участия в общественной жизни»). Значительное число членов первого национального собрания, включая председателя палаты и его товарища, были христианами. «Республиканские деятели достаточно умны, чтобы оценить силу обращения к религиозным и нравственным чувствам Запада. Тем не менее, даже если признать, что тут ничего нет, кроме холодного расчёта, перемена… остаётся фактом». Христианство в представлении общества оказалось связано с просвещением, преобразованием, большей свободой женщин, хорошей медицинской помощью и общим прогрессом[177].

В самом христианском учении содержались моменты, непривычные для миропонимания китайцев, тем более – китаянок. Так, в Китае, где семейная генеалогия является важным источником коллективной памяти, женщина была ограничена в отправлении важного культа предков хотя бы тем, что даже имена женских членов семейства вписывались в поминальный список в краткой форме (только фамилия – то есть имя родовое, а не индивидуальное), тогда как имена мужчин были представлены там в полном виде[178]. Мужчина почитал всех своих предков-мужчин (по линии наследования) и их жён; женщина – 1–2 поколения собственных предков и всех предков мужа. Если женщина умирала незамужней, её поминальная табличка не могла стоять на семейном алтаре (в лучшем случае помещалась в отдалённом углу дома). Нередко родители девушки, умершей в девичестве, выдавали её замуж посмертно, после чего табличку с её именем переносили в дом «мужа», дети которого были обязаны почитать её как покойную мать[179].

В Библии можно было встретить немало идей, вступающих в противоречие с многовековой семейно-клановой структурой китайского государства. «И сотворил Бог человека по образу Своему, по образу Божию сотворил его; мужчину и женщину сотворил их»[180]. Каждый человек прежде всего – сын Божий, и как таковой перед Богом и только перед ним ответственен. Христианство, проповедуя индивидуальные взаимоотношения человека и Бога, ставило взаимоотношения с последним значительно выше и важнее внутрисемейных отношений. В Евангелии от Матфея прочтём: «кто любит отца или мать более, нежели Меня, не достоин меня» и только тот, «кто будет исполнять волю Отца Моего Небесного, тот Мне брат, и сестра, и мать»[181]. Включение женщины во взаимоотношения с западным Богом каким-то образом вырывало женщину из круговорота китайской жизни. Теперь она представала сама перед собой (скорее, имела шанс дойти до мысли такой) не сосудом для воспроизводства последующего поколения семьи своего мужа для служения культу предков (что, собственно, и являлось целью её существования, целью брака в традиционном Китае[182]). Она получала право на некое автономное существование (пусть в мыслях) – существование с христианским Богом, которое не регламентировалось семейными отношениями, традиционалистскими отношениями. Культ Богоматери и место, уделяемое ей в церковном пантеоне, возможно, также могли воздействовать на миропонимание новообращённых христианок.

Конечно, преклонение перед Божьей Матерью (развитое и у православных, хотя, пожалуй, они и уступают католикам в их почитании Девы Марии) противоречило в определённой мере реальному положению дел: традиции и обычаи обращения с женщиной далеко отстояли от религиозных представлений и веры. Как писал один автор, если бы человеческое общество в своём развитии руководствовалось библейскими истинами, необходимости в чём-то, подобному Международному женскому дню, не возникло бы, поскольку женщинам не было бы нужды доказывать, что они тоже люди, и бороться за свои человеческие права[183]. Тем не менее, в так называемом цивилизованном мире евангельское направление было весьма сильным и заметным в феминизме XIX века. Оно опиралось в своих доводах на догмат равенства мужчины и женщины перед Богом[184], на тезис о необходимости дать женщинам возможность более полно раскрывать таланты и дары, полученные от Бога, для служения в общественной жизни ради блага самого же общества, а также на призыв к милосердию – помочь женщинам и детям, находящимся в затруднительном материальном положении[185].

И эти новые мысли могли проникать в среду новообращённых китаянок, могли быть донесёнными в Китай не только самими миссионерами, но и занимающимися благотворительностью и обучением китайских девочек жёнами иностранцев, живущих в Китае. Это – во-первых. И, во-вторых, сами обряды, отправление церковной службы вносили сущностно непривычное. Со слов обращённых в православие китайских женщин можно представить, какое удивление, смешанное со страхом, если не сказать ужасом, испытывали они при участии впервые в церковных службах – вместе с мужчинами[186]. Обряд крещения, вероятно, тоже мог воздействовать на китаянок, поскольку он если и отличается от обряда крещения особей мужского пола, то не столь существенно.

Значительна (естественно, в определённых, весьма ограниченных размерах, но… тем не менее) была роль и христианских монастырей в Китае. Они подбирали брошенных бедными родителями-китайцами детей, а также сирот. Бывали случаи, когда окрестное китайское население на сотни вёрст, зная о работе монастырей, приносили либо своих младенцев, которых по бедности не могли вскормить, либо найденных сирот и устраивали их в приюты при монастырях. До определённого возраста дети воспитываются «в христианском духе», при этом «дети учатся не машинально, не наизусть 一 [учителя] стараются более объяснять предметы, знакомить их с ними, так чтобы они усваивали себе правила, истекающие из Христианской религии, а не вытверживали одни изречения, смотря на них как только на урок и на мёртвые языки»[187]. А затем дети, пройдя небольшой курс наук на китайском языке, поступали на обучение в одну из многочисленных мастерских монастыря. Только в двух монастырях в районе Шанхая ежемесячное количество таких детей доходило до 400[188]. Девочек также учили не только грамоте, но и различным ремёслам, главным образом шитью и вышиванию, чем они «занимаются с большим успехом: девочки понимают, что впоследствии это будет доставлять им средства к жизни, добываемые честным трудом»[189]. Конечно, целью было «приготовить хороших христианок и надёжных помощниц в деле распространения христианства», а также «нельзя отрицать пользы от образования девиц и для семейного быта. Воспитанная в духе христианского благочестия девица всегда будет хорошая супруга и заботливая мать». Юноши и девушки, выросшие в стенах монастыря, как правило, заключали браки между собой, по обряду венчания, поселялись в одном из домов-общежитий, работали по своей специальности в мастерской монастыря. Некоторые из девушек, получившие специальность медсестёр, работали в больницах больших городов Китая[190].

Христианские миссионеры были активны в воспитании молодёжи, ими было создано немало образцовых колледжей для китайцев[191]. С периода создания миссионерских школ, в том числе и специально для девочек, можно начать отсчитывать историю «женского вопроса» в Китае, с чем согласно большинство учёных, ибо именно в стенах этих учебных заведений китайские юные леди впервые услышали о равенстве женщин и мужчин – пусть сначала перед Богом.

Первая школа для девочек была открыта в 1844 году[192] по инициативе некоей Мари Анн Андерсен, создавшей в Нинбо (порт в Восточном Китае) общество по образованию женщин. Затем такие школы стали создаваться в других открытых портах, и в 1902 году в миссионерских школах обучалось уже около 4 тысяч девочек[193].

Потом эти девочки, вырастая, становились жёнами новых политиков, бизнесменов Китая. Они были подготовлены к общению с западными женщинами и учились многому, общаясь с ними, как в самом Китае, так и выезжая вместе с мужьями за границу[194]. Жёны Сунь Ятсена и Чан Кайши тоже окончили такие же школы. Были и девочки из бедных семей (вначале именно таких детей начали опекать миссионеры), окончившие миссионерские школы и вошедшие в культуру Китая тем или иным образом. Так, дважды проданная в рабство Линь Хэпин после окончания миссионерской школы стала общественной деятельницей, активной сторонницей Сунь Ятсена, выступала за эмансипацию женщин[195].

Практически все женщины Китая, которых можно отнести к первым феминисткам, к борцам за женское равноправие, за эмансипацию, окончили школы, открываемые миссионерами. Нельзя забывать, однако, что слой женщин, вовлечённых в этот процесс обучения, был тонок, география распространения такой формы обучения весьма ограничена.

Естественно, таким путём теория и практика западного феминизма не могли быть привнесены в Китай. Но предпосылки для зарождения определённого мировоззрения в китайском обществе (пусть и чрезвычайно малой его части) появились: создавались условия к формированию у женщин иной самооценки, чувства собственного достоинства.