Тесен круг. Пушкин среди друзей и… не только

«Родился романтиком и человеком»

В. А. Жуковский видел Пушкина ещё ребёнком в доме его родителей. В мае 1815 года он посетил молодого поэта в лицее. Александр вручил гостю послание (не сохранилось), которое Василий Андреевич назвал прекрасным и написал П. А. Вяземскому: «Я сделал ещё приятное знакомство с нашим молодым чудотворцем Пушкиным. Он мне обрадовался и крепко прижал руку мою к сердцу. Нам всем надобно соединиться, чтобы помочь вырасти этому будущему гиганту, который всех нас перерастёт».

После выхода Пушкина из лицея Василий Андреевич ввёл его в литературное общество «Арзамас». Александр посещал «субботники» Жуковского — еженедельные поэтические вечера, читал на них свои новые произведения. В жизни Пушкина родоначальник русского романтизма занимал совершенно особое место: это был поэт-учитель, поэт-предшественник и старший друг, вступавшийся за Александра Сергеевича во многих эпизодах его бурной жизни, всячески поддерживавший и остерегавший его:

— Твоя будущая прекрасная слава, которую ты должен, должен, должен взять (теперешняя никуда не годится, она не согласна с твоим достоинством).

— Ты рождён быть великим поэтом, будь же этого достоин. Ты имеешь не дарование, а гений. Ты создан попасть в боги — вперёд.

— Читал «Онегина» и «Разговор», служащий ему предисловием. Несравненно! По данному мне полномочию предлагаю тебе первое место на русском Парнасе. И какое место, если с высокостию гения соединить и высокость цели!

«Сверчок моего сердца», — с любовью и нежностью обращался Василий Андреевич к молодому поэту.

Жуковский сразу понял, что с явлением Пушкина он потерял первое место на поэтическом олимпе, и уже в 1818 году писал: «Чудесный талант! Какие стихи! Он мучит меня своим даром как привидение».

Отзывчивый на внимание и ласку Пушкин восклицал, говоря о своём старшем друге и покровителе:

— Что за прелесть его небесная душа! Он святой, хотя родился романтиком и человеком, да каким ещё!

Да, у Жуковского слово не расходилось с делом. На тридцатом году жизни этот глубоко штатский человек вступил в Московское ополчение и участвовал в Бородинском сражении. «Мы стояли, — вспоминал Василий Андреевич, — в кустах на левом фланге, на который напирал неприятель; ядра невидимо откуда к нам прилетали; всё вокруг нас страшно гремело, огромные клубы дыма поднимались на всём полукружии горизонта, как будто от повсеместного пожара, и наконец ужасною белою тучею охватили половину неба, которое тихо и безоблачно сияло над бьющимися армиями».

Многочасовое пребывание в бездействии было тяжелее участия в бою: люди гибли от шальных ядер, залетавших в тыл армии. Это была смерть без порыва и подвига. Офицер 50-го егерского полка Н. И. Андреев писал позднее: «Московское ополчение стояло в колонне сзади нас на горе; их било ядрами исправно и даром».

После отхода русской армии в Тарутино Жуковский был взят в Главную квартиру[35]. Там он участвовал в подготовке и литературном редактировании приказов и донесений, а в свободные часы работал над поэмой «Певец во стане русских воинов». Уже в ноябре она была напечатана как «летучий листок» в походной типографии армии. Отдавая должное подлинным героям Отечественной войны, Жуковский писал:

Хвала, наш Вихорь-атаман,
Вождь невредимых Платов!
Твой очарованный аркан
Гроза для супостатов.
Орлом шумишь по облакам,
По полю волком рыщешь,
Летаешь страхом в тыл врагам,
Бедой им в уши свищешь;
Они лишь к лесу — ожил лес,
Деревья сыплют стрелы;
Они лишь к мосту — мост исчез;
Лишь к сёлам — пышут сёлы…

Поэма получила большую известность и поставила Жуковского на первое место среди ведущих литераторов России. Прапорщик Николай Коншин (будущий литератор, друг Баратынского), вспоминая о впечатлении, произведённом ею, говорил: «Эта поэма, достойная Георгия I[36] степени, делала со мной лихорадку».

…Жуковского Пушкин знал с детства. Александр посещал его «субботы», встречался с Василием Андреевичем также у Карамзиных, Олениных и А. И. Тургенева. Два визита к поэту-романтику запечатлены в шутливых стихах Александра Сергеевича:

Штабс-капитану, Гёте, Грею,
Томсону, Шиллеру привет!
Им поклониться честь имею,
Но сердцем истинно жалею,
Что никогда их дома нет (1, 411).

Эта запись была сделана Пушкиным на дверях квартиры Жуковского, которого он не застал дома. «Штабс-капитан» — воинское звание автора «Певца во стане русских воинов», а далее имена поэтов, произведения которых переводил Василий Андреевич.

Следующий аналогичный эпизод связан с приглашением Жуковского генералом Н. Н. Раевским на обед. Передать оное взялся Пушкин, прихвативший с собой младшего сына Николая Николаевича. В записке, оставленной хозяину квартиры, Александр Сергеевич гадал:

Какой святой, какая сводня
Сведёт Жуковского со мной?
Скажи, не будешь ли сегодня
С Карамзиным, с Карамзиной? —
На всякий случай — ожидаю,
Тронися просьбою моей,
Тебя зовёт на чашку чаю
Раевский — слава наших дней.

В. А. Жуковский. Гравюра с оригинала О. А. Кипренского. 1818

В 1818 году Жуковский издал ограниченным тиражом сборник «Для немногих». Это были его переводы, помещённые вместе с оригиналами. Зная, что переводы Василия Андреевича — это фактически уже его произведения, а не техническая работа, что это итог вдохновения, которое «власы подъемлет на челе», Пушкин писал:

Ты прав, творишь ты для немногих,
Не для завистливых судей,
Не для сбирателей убогих
Чужих суждений и вестей,
Но для друзей таланта строгих,
Священной истины друзей.
Не всякого полюбит счастье,
Не все родились для венцов.
Блажен, кто знает сладострастье
Высоких мыслей и стихов!
Кто наслаждение прекрасным
В прекрасный получил удел
И твой восторг уразумел
Восторгом пламенным и ясным.

Отношение молодого поэта к своему учителю и другу было восторженным; он нисколько не сомневался в прочности славы своего замечательного современника:

Его стихов пленительная сладость
Пройдёт веков завистливую даль.

Ещё в лицее Пушкин начал работу над поэмой «Руслан и Людмила». 26 марта 1820 года она была завершена. Жуковский, восхищённый мастерством ученика и высоким художественным уровнем поэмы, подарил Александру свой портрет с надписью: «Победителю-ученику от побеждённого учителя в тот высокоторжественный день, в который он окончил поэму „Руслан и Людмила“».

Начало работы Пушкина над поэмой «Руслан и Людмила» совпало с пятой годовщиной Отечественной войны. В ознаменование этого события в парке Царского Села повелением императора Александра I были воздвигнуты парадные ворота «Любезным моим сослуживцам». Сам царь отбыл с гвардией в Москву, где в память событий 1812 года возвели монументальное здание Манежа, а на Воробьёвых горах заложили храм Христа Спасителя.

Опосредованно эти события отразились в поэме «Руслан и Людмила» тем, что её автор много места уделил батальным сценам. Приводим одну из них, наиболее напоминающую то, что слышал Александр отроком:

О поле, поле, кто тебя
Усеял мёртвыми костями?
Чей борзый конь тебя топтал
В последний час кровавой битвы?
Кто на тебе со славой пал?
Чьи небо слышало молитвы?
Зачем же, поле, смолкло ты
И поросло травой забвенья?..

Читая этот фрагмент, трудно отрешиться от мысли, что, когда Пушкин работал над ним, в его воображении вставало Бородинское поле, которое до 1839 года находилось в небрежении властей, о чём Александр Сергеевич узнал от офицеров, вернувшихся после юбилейных торжеств, проходивших в Москве.