Зеркальщик. Счастье из осколков

- У Некромантов тоже с обретением возлюбленной, Жизни, как они её называют, облик меняется, - с лёгкой улыбкой заметил дознаватель, как бы поддразнивая доктора, - глаза из чёрных синими становятся.

- Совершенно верно, - невозмутимо согласился Никита Васильевич и протянул девушке чашку, - вот, выпейте-ка, барышня. Причём, чем крепче чувства и дольше прожил сей маг со своей Жизнью, тем ярче и насыщеннее цвет глаз. Да Вы пейте, барышня, не робейте, ничего опасного али запрещённого там нет, - и доктор озорно подмигнул Вареньке.

Девушка послушно сделала глоток, и сей же миг из глаз её брызнули слёзы, губы и язык словно закаменели, а горло сдавило так, что не проходило даже крошечного глоточка воздуха. Варвара Алексеевна взмахнула руками, судорожно вцепилась в ворот платья, пытаясь крикнуть и не в силах издать даже стона.

- Варенька, - Всеволод Алёнович обхватил Вареньку за плечи, встряхнул легонько, - Варенька, милая, смотри на меня, слышишь?

Барышня отчаянно закивала, широко распахнутыми глазами воззрившись на Зеркальщика. Серые, словно туман над озером, очи завораживали, манили, притягивали, застилая всё вокруг, повелевая и подчиняя. Варвара Алексеевна плыла в этом сером тумане, растворялась в нём, сливалась с ним, сама становясь невесомым туманом, расстилающимся над бездонным озером. Никогда ранее не испытанное спокойствие и умиротворение овладело девушкой, она улыбнулась, глубоко вздохнула и только тут услышала недовольное ворчание, шмелиным гулом раздающееся сбоку:

- Казалось бы, взрослая барышня, образованная, даже разумная, что для барышень и вовсе редкость, а всё одно глупа. Виданое ли дело, глотками декокты пить, когда каждый ребёнок знает, что магам поглощать их следует залпом, так как неизбежно противодействие двух сил: природной и целебной. Не чаю с кофием ведь предложил, в самом-то деле! И не морса с квасом, коих безбоязненно вёдрами можно потреблять без всякого урону для здоровья.

- Не ворчи, Никита, Варенька просто воспитанная девушка, единым духом чашки опустошать не привыкла, - окончательно развеял туман в голове Варвары Алексеевны голос Всеволода Алёновича.

Барышня увидела, что она нежно прижата к груди Зеркальщика. Одной рукой Всеволод Алёнович гладит её по голове, а другой поддерживает в полусидячем положении. Правильнее было бы сказать полулежачем, но благовоспитанная девушка подобного названия допускать не должна даже в помыслах своих тайных и грешных, искушаемая всеми демонами сладострастия, о коих с явным знанием дела говорила приходящая каждое воскресенье к Изюмовым матушка Степанидия. Вспомнив о суровой, словно из обветренного обломка скалы высеченной блюстительнице нравов, Варенька охнула и попыталась подняться. От резкого движения девушку повело, и чтобы не упасть, она упёрлась рукой в грудь Всеволода Алёновича.

- Тише, Варвара Алексеевна, Вам резкие движения сейчас противопоказаны, - мягко, словно говоря с напуганным ребёнком, произнёс Зеркальщик.

Если бы барышня не слышала, как бешено стучит под её ладошкой сердце дознавателя, она подумала бы, что забота Зеркальщика проистекает исключительно из благородного стремления сильного проявить милосердие к слабому. А может, так оно и есть и никакого влечения Всеволод Алёнович к ней не испытывает, она сама всё надумала, поддавшись мрачному романтизму происшествия с экипажем? Варенька из-под длинных ресниц метнула внимательный взгляд на Зеркальщика. Невозмутимостью лика Всеволод Алёнович мог поспорить с чеканным профилем императора на золотой монете, но девушка откуда-то точно знала, что больше всего мужчине хочется подхватить её на руки, собой укрыть от всех бед и напастей и целовать, целовать, жадно впитывая источаемые стоны наслаждения и сладострастия. Девушка так красочно себе всё вообразила, что даже голову запрокинула и губки трубочкой сложила, чтобы целовать сподручнее было.

- Кхе-кхе, - гулко откашлялся Никита Васильевич, разрушив очарование момента, - искренне рад, милая барышня, что Ваше самочувствие улучшилось. Теперь позвольте мне откланяться, помощь доктора, как я погляжу, Вам без надобности.

Посмеиваясь, что называется, в усы, доктор отвесил красной, словно маков цвет, Вареньке церемонный поклон, приветливо кивнул Всеволоду Алёновичу и неспеша удалился, помахивая саквояжем и что-то негромко напевая про девичьи карие очи, полонившие сердце доброго молодца.

- Полагаю, нам тоже лучше всего отправиться в Управление, - сдавленно пролепетала Варвара Алексеевна, не смея взглянуть Зеркальщику в глаза.

Девушка неуклюже поднялась на ноги, чувствуя, как у неё мелко дрожат и подкашиваются колени, и ничего не видя перед собой шагнула, сама не зная куда и зачем, когда Всеволод Алёнович ухватил её за руку и негромко произнёс:

- Не казните себя, Варвара Алексеевна. В том, что происходит между нами, ничего постыдного нет. Я безмерно счастлив знать, что могу надеяться на взаимность.

– Ах, Всеволод Алёнович, - пролепетала барышня, отчаянно комкая отделку на платье, - Мы ведь так мало знакомы…

- Вас останавливает только это?

Варвара Алексеевна кивнула, не в силах молвить и слова, а когда насмелилась поднять глаза на Зеркальщика, увидела на его лице улыбку. Не привычно чуть приподнятые уголки губ, а настоящую широкую улыбку, из-за шрама выглядящую чуть кривовато и оттого, по мнению Вареньки, ещё более тёплую и манящую.

Всеволод встретился с Варенькой взглядом и ласково протянул ей руку:

- Идёмте, Варвара Алексеевна. Пора начинать Ваш первый день службы. Я буду счастлив проводить Вас.

И барышня бестрепетно вложила свою ручку в тёплую мужскую ладонь.