Зеркальщик. Счастье из осколков

- И не надо, - весело ответила Варенька, - расскажи, чего тут у вас в доме происходит? Кто купца убил?

- Кто убил не знаю, не видала, - буркнула служанка и по лицу её скользнула нехорошая усмешка, - а за что, предположить могу. На своей шкуре спытала.

Варвара Алексеевна поспешно придвинула к себе лежащую на столе стопку чистых листов и чернильницу. Рассказ, судя по присказке, обещал быть занятным.

Купец Пряников, ныне представший на суд перед Создателем, слыл человеком весьма набожным и милосердным. Усиленно помогал церквям, содержал театр на Малой Васильковой, каждое Рождество присылал подарки в воспитательные дома. Выпалив сию хвалебную оду почившему барину, Дуня откашлялась, а Варенька согласно кивнула. Ничего нового служанка ей не поведала, всё это барышня и так знала.

- Вы погодьте головой-та кивать, барышня, - усмехнулась Дуня, ладонью вытирая нос, - енто всё присказка. Так сказать, внешняя обёртка, навроде той, в которые ушлые торговцы самые завалящие товары заматывают, чтобы разиня какой обзарился и купил.

- А что же таилось под благопристойной обёрткой господина Пряникова? – спросила Варвара Алексеевна, которой уж наскучила длинная присказка. Нянька в детстве, помнится, тоже вот так сказки начинала: разведёт присказку, а потом, на самом интересном месте уж никакой мочи нет терпеть, глаза сами собой закрываются.

Служанка щербато усмехнулась, откашлялась и продолжила.

Все благоденствия, которые совершал купец, были, с точки зрения его домашних и тех, кто имел несчастье близко узнать Василия Афоновича Пряникова, исключительно внешние и показные. В своём же дому маска великодушного и просвещённого барина и мецената слетала, обнажая неприглядные звериные черты. Любил купец после баньки с девкой дворовой потешиться, причём потехи его были не любовные (что понятно, почитай, в каждом барском доме одна-две полюбовницы у барина да его сынков имеются), а звериные. Мог кожу со спины снять, мог кочергой железной прижечь, мог волосы по всему телу огнём спалить, а мог иголками наподобие подушки рукодельной утыкать. Ежели девица после перенесённых мук жива оставалась, приказывал её на конюшне плетьми добить али в выгребной яме утопить.

- Да зачем же ему это надобно?! – воскликнула Варенька, с трудом подавляя подкатившую к горлу тошноту.

Дуня передёрнула перекошенными плечами:

- Вот чаво не знаю, барышня, тово не знаю. Люди болтали, что, мол, чародейские каки-то амулеты он болью да страхом девичьими напитывал. Сама не знаю, врать не буду. Про то сестрица моя могла поведать, дык она утопла, царствие ей небесное.

Служанка перекрестилась, Варвара Алексеевна тоже, с неудовольствием заметив, что рука предательски дрожит.

- А отчего утопилась твоя сестра? – спросила Варенька, когда тишина в комнате стала аж позванивать от напряжения.

- Да всё от него, супостата, - охотно откликнулась Дуня, которой, и это чувствовалось, страшно хотелось рассказать обо всём, но что-то сдерживало. То ли давний въевшийся под кожу страх перед барином, пусть и покойным, то ли боязнь прогневить барышню, которая, вот голова бедовая, с самим Зеркальщиком пришла!

Девушка, уловив смятение служанки, приветливо улыбнулась и выжидательно приподняла перо. Дуня вздохнула и продолжила.

Марфуша, Дунина сестра, отличалась красотой ангельской, а разумом превосходила даже сельского целителя, коий с равным пренебрежением пользовал и людей, и скот, не делая меж ними больших различий. Стоит ли удивляться тому, что когда Марфуша исцелила от гнилой горячки единственного на три деревни окрест кузнеца, народ к ней валом повалил. Естественно, шли не с пустыми руками, ведь каждому известно, что, чтобы хворь да беда назад не вернулись, целителя отблагодарить надо. В доме достаток появился, на именины Дуняша, младшенькая в семье, получила настоящую фарфоровую куклу. Вот с той-то куклы и начались все беды, ведь подарил её не кто-нибудь, а купец Пряников, которого Марфуша врачевала после охоты, а точнее, бурного возлияния после оной. Исцелившись, Василий Афонович частенько заезжал в деревню, вёл беседы долгие с Марфушей, спрашивал у неё о целительстве, ничуть не гнушаясь беседой с деревенской девкой, пусть и пригожей. Сама же Марфуша души не чаяла в молодом и любезном купце, всей душой полюбила его и открыла ему все тайны, какие ей самой поведала забредшая в деревушку старая ведьма. Василий Афонович ахал, охал да на ус волнистый пшеничного цвета мотал. А как все секреты потаённые выведал, первым делом потехи ради извёл семью Марфушину, силу свою таким образом испытывая. И столько той силы оказалось, что вся деревня вымерла. Уцелели лишь Марфуша да Дуняша. Несчастная знахарка, пытаясь спасти односельчан, сперва в ноги бросилась своему разлюбезному Васеньке, а как узнала, что сама его научила и тем в хвори лютой повинна, так в омут глубокий и прыгнула.

Дуняша же попала в дом купца Пряникова, забрал он девчонку, как сперва сказал, из жалости, чтобы не сиротствовала. Малышкой она всему верила, хвостиком за купцом ходила, потому частенько и видала то, чего не следовало бы. Например, как куражится купец над должниками своими, как вниз головой их подвешенными держит до тех пор, пока у несчастных кровь из носа да глаз сочиться не станет. Или как мальчиков молодых калечит, в бочках запирает, чтобы они карликами уродливыми становились. Как-то Дунечка не стерпела, открыла бочку и выпустила пленника. Василий Афонович про то узнал, приказал притащить девчонку к себе, да не успел замахнуться, как его так скрутило, что посинел весь купец и замертво рухнул. Доктор вызванный лишь руками разводил, а Дуня, науку сестрицы любимой вспомнив, травок заварила, с ложечки чайной Пряникова попоила, тот и оправился.

- Зря я его, изверга, спасала, - с горечью бросила служанка, - надо было оставить погибать. Много бы я тем жизней неповинных сберегла. Только он, бес окаянный, очаровал меня, как Марфушу, позабыла я обо всём на свете, влюбилась в него до беспамятства. Токмо тогда я поняла, что он любовной магией балуется, змей подколодный, когды Иванушку встретила.

Дуня печально вздохнула и замолкла, а Варенька вывела: «любовная магия» и несколько раз подчеркнула. Сильной чародейкой барышня не была, понимала лишь язык животных, да дар ясновидения слабенький недавно пробудился, вот и всё. Тем не менее, Варвара Алексеевна прекрасно знала, что любовная магия относится, во-первых, к полулегальным (если не попался на использовании, никто не накажет), а во-вторых, требует очень больших затрат сил. Для совершения любовного колдовства нужно, чтобы страсти буквально кипели, словно самовар раскочегаренный, а будет это счастье, страх, боль или горе, для чародейства значения не имеет. Не потому ли и тешился истязаниями покойный купец?

Варенька гадливо передёрнула плечиками, словно на неё кто помоями плеснул, и поспешно спросила, почти выпалила, чтобы поскорее сбросить рухнувший на плечи тягостный груз этой мерзкой исповеди:

- А кто такой Иванушка?

Рябое Дунино лицо зарделось, девица спрятала грубые красные руки под грязный фартук, шмыгнула носом и застенчиво прогудела:

- Дык енто… Штудент он. Племянник супостата ентого.

- Так это его в убийстве купца обвиняют, - ахнула Варвара Алексеевна, в изумлении всплескивая руками.

- Ыгы, - промычала служанка и зло добавила, - ентот, который первым прибёг, мово Иванушку по шее сразу, ишшо толком ничего не спросив.

- Подожди, - барышня повелительно вскинула ладонь, - а как Иванушка в доме купца появился? Как ты с ним знакомство свела?

Дуня вытерла лицо передником, плюхнулась, словно перекисшее тесто, на порожек, поскребла грудь, вздохнула, прокашлялась и продолжила своё скорбное повествование.

Красивый, статный, черноглазый студент Иван, Иванушка, как его промеж себя уже спустя три дня стали звать слуги, а особенно служанки, появился в доме Пряникова год назад аккурат под Рождество. Толком никто так и не понял, с чего вдруг купец решил пригласить к себе своего родича, о котором и не поминал ни разу, но Иван прибыл к дядюшке, поселился в отведённых ему наверху небольших покоях, восторженно изучил библиотеку и воздал должное кулинарному мастерству поварихи, которая ради дорогого гостя саму себя превзошла. До весны меж дядюшкой и племянником царили тёплые, воистину родственные отношения, а потом… Что произошло потом, никто из домочадцев так и не понял. То ли весна так дурно подействовала, то ли Василий Афонович взревновал к Иванушке Дуню, которая слыла по всей деревне и на много вёрст окрест первой красавицей.

- Я ить, барышня, красоткой была, - щербато усмехнулась служанка с лёгким кокетством поправляя космы на голове. – Енто меня за связь с Иванушкой барин проклял и обратил в такое страшилище.

- Как проклял? – ахнула Варенька, которая о подобном только в книжках читала. Сказках заграничных с картинками, которые батюшка с матушкой из своих поездок на воды привозили всегда.

- От всей души, - зло сплюнула Дуня и добавила, почесав мясистый нос, - али что там у него заместо неё.

Как выяснилось спустя ещё десять минут сочных проклятий в адрес убиенного, барин наложил на свою любовницу (да-да, Дуня была полюбовницей покойного Пряникова, а потом бросила его, влюбившись в Иванушку) изощрённое проклятие. Она оставалась красавицей до тех пор, пока не принадлежала никому, кроме Василия Афоновича. Как только влюблённая девушка отдала себя всю без остатка своему ненаглядному Ванечке, сей же миг превратилась в безобразную бабищу.

- И быть мне таковой до конца дней моих, потому как злодеюка ентот зарезан, а я всё ишшо страшилище. А коли смерть колдуна чары не сняла, то, знать, ничто их не снимет, - печально закончила Дуня и отвернулась, пряча лицо.

Сердце Вареньки острой иглой пронзила жалость. Барышня вскочила на ноги, бросилась к несчастной и, несмотря на тяжёлый дух, исходящий от тела, обняла её, ласково погладила по плечу, приговаривая:

- Не печалься, милая, мы тебе обязательно поможем. В Сыскном Управлении самые лучшие маги собраны, они любое проклятие развеют.

- Да станут ли они девке безродной помогать? – шмыгнула носом служанка, искоса посматривая на Варвару Алексеевну.

- Конечно, станут, - горячо принялась убеждать девушка. – Всенепременно станут!

- Добрая Вы, барышня, - прогнусавила Дуня, спешно шаря под грязным передником, - вот, примите перстенёчек в дар от чистого сердца, уж не побрезгуйте.

Честно сказать, брать подарок барышне не хотелось страшно, всё внутри буквально криком кричало, что делать этого не стоит, но служанка смотрела с такой отчаянной надеждой, столько в её взгляде было мольбы, что Варенька сдалась.

- Спасибо тебе, милая, - девушка приняла на ладошку простенькое медное колечко, даже без каких-то украшений или каменьев, не спеша примерять его на пальчик.

- Да Вы померяйте, - прошептала служанка и опять хлюпнула носом, - хоть на мизинчик наденьте, не погнушайтесь.

Варвара Алексеевна взяла перстенёк, собираясь примерить его, когда дверь с шумом распахнулась, явив грозного, словно разъярённое божество, Всеволода Алёновича.

- Не стоит этого делать, Варвара Алексеевна, - приказал Зеркальщик и словно бы искру серебряную в сторону барышни метнул.