Принц и Ида 5. Новая кровь

ГЛАВА 2. Город мертвых

Жить среди мертвых и жить на Мертвой Земле — понятия разные. Никто и не представлял, насколько.

Альтьер Дарлан. «Мертвоземье после войны: воспоминания очевидцев»

С рассветом я выбралась из укрытия и продолжила путь.

Желанная свобода подкидывала испытания, с непривычки разболелись ноги, руки… все тело. В своей тюрьме я просидела долго, еще дольше провела в беспамятстве. И еще Посмертье с неизвестным сроком… самое время признать, что забеги по серым пустотам — задачка не для вчерашней узницы, но упрямство заставляло двигаться дальше, терпеть боль и не обращать внимания на разбитые колени и кровь на ногах. Всеми этими «украшениями» я разжилась ночью, но как-то вскользь, даже не заметив, не почувствовав боли. Голова шла кругом от радости, в таких условиях любая боль остается на заднем плане.

Жаль, что радость поулеглась и на смену пришли иные чувства.

«Слабостью не впечатлить, уважение вызывает стойкость» — вспомнилось внезапно. Видимо, в прошлой жизни в умной книге вычитала. По рассказам Дарлана, я училась в университете и была хороша. Правда, он сразу добавил, что это вовсе не признак ума, задаваться не стоит. Но по мне, этот Дарлан попросту использовал мою беду с головой и насмехался.

Вспомнив об этом, я зашагала бодрее.

Стоило выбраться из долины серых камней, и показался город. Окутанный туманом и такой далекий, но это все же был город. Дворец белел слева, за ним высилось похожее здание, такое же острое и высокое. Дома помельче спускались с холма и пропадали внизу, темнея, превращаясь почти в черноту. Внезапно подумалось, что город выглядел пастью чудовища с острыми белыми зубами и темной начинкой. И я так рвусь оказаться внутри этой пасти…

Чтобы пройти дальше, пришлось забраться на холм. С него я увидела кое-что еще: за пастью чудовища скрывалась та самая стена, о которой рассказывал Дарлан. Я не сразу поняла, что это такое, издалека стена выглядела чем-то иным, темной цепью, простирающейся по серой пустоте, и цепь эта проглядывала даже сквозь туман. Она ныряла в него и вновь показывалась, и так насколько видели глаза. Дарлан рассказывал, что стена высока, так высока, что на нее не забраться человеку, поэтому я видела ее, находясь… не знаю, очень далеко. Возможно, до стены не добраться даже за день.

И почему-то она страшила намного больше города-пасти.

«Страх — повод идти вперед».

Страх мой не был обоснованным, стена далеко, да и вообще… с какой стати ее бояться? Но мурашки так и бежали от осознания монументальности постройки. Хотелось взглянуть на нее ближе, убедиться, что она настоящая. Настоящая и уродливая. Неправильная.

Впрочем, какое мне дело? У меня другая забота — заполнить пробелы, которые не захотел заполнить «добрый друг». Если я и впрямь альтьера (а зачем держать меня во дворце и кормить, если это не так?), известная и уважаемая, то мой уход в Посмертье кто-то должен помнить. Имя я знаю… если оно настоящее, конечно. Вроде на наглой лжи я никого не ловила, но… разве я бы смогла? С кашей в голове приходилось полагаться на интуицию, а она подсказывала на слово никому не верить. Игры разума с дырой в голове — то еще приключение.

Очень много вопросов, а я даже до города не добралась. Там тоже придется как-то выживать… возможно, перед побегом стоило подумать подольше, подготовиться. Стянуть что-нибудь у «доброго друга», чтобы позже продать и купить еду. При мысли о еде живот предательски скрутило. Свобода пахла замечательно, но только пахла, а не кормила. Кто ж мог предположить, что так все будет… я точно нет. О еде ни разу не вспомнила.

Вздохнув, я спустилась с холма и начала путь до города.

Мысли в голове роились всякие, но ввиду открывшихся обстоятельств в лице голода преобладала одна — я-таки «уважаемая и известная альтьера». Пожалуй, только такая личность могла позабыть об основных потребностях человека. Еда всегда была на моем столе, оттого не ценилась. Она была чем-то обыденным, о чем не стоит заботиться. Во мне нет страха умереть от голода, иначе я бы о таком задумалась инстинктивно… скорее всего. Дарлан не раз упоминал, что «говнистая натура» осталась со мной, стало быть, и остальные привычки могли сохраниться. Меня вела вперед забытая версия Иды, только и всего.

Жаль только, что эта Ида не умела выживать.

И терпеливо ждать подходящего случая.

Что ж, придется работать с чем есть. В этом есть даже что-то интересное, азарт, если угодно. Это хороший шанс проверить забытую Иду, стряхнуть с нее пыль и заставить действовать, как-то явить себя… мне. Казалось, старая Ида совсем рядом, стоит только протянуть руку, стереть туман с воспоминаний, и она появится. Посмертье тянет к земле, но это не продлится вечность? Я обрету себя и все станет проще. А обретать себя хорошо в действии, а не сидя в четырех стенах — хотя бы это я понимала. Жаль, «добрый друг» был иного мнения.

В памяти некстати всплыло его лицо. Обычное, ничем непримечательное лицо. Лоб вечно хмурый, брови беспокойно сведены у переносицы, словно Дарлан за меня переживал, воспринимал мое положение собственной бедой. Но будь я проклята, если все это не демонстрация. Дарлан редко ухмылялся мне в лицо, но было что-то такое в его взгляде… я передернула плечами от воспоминаний.

В Посмертье этого Дарлана!

Город — Мортум — встретил пустой полуразрушенной окраиной и слоем придорожной пыли. Я шла вперед, поглядывая на провалы окон, покосившиеся дома и царящую вокруг разруху. Все это, как и далекая стена, пугало до мурашек по всему телу. Что здесь произошло? Где люди? Где… намек на живое? Почему я воображала себе ярмарки, уличные представления, плотную толпу, через которую не протиснуться? Ни в одной из моих фантазий не было пустоты и безысходности.

Сквозь плотные ряды домов и валяющееся на дороге стекло я выбралась на небольшую площадь. Ничего, никого… только запах ветра и пыли, да скрип покачивающейся оконной рамы.

Деревянная сцена выглядела заброшенной, в ней не хватало нескольких досок. Я запрыгнула наверх и прошлась туда-обратно. «И скельта предрекла: взойдешь на трон в крови! И все, что сделаешь, вечно будут помнить все враги твои!..». Это я почти услышала, голос громкий, поставленный… как у человека, привыкшего вещать толпе. Возможно, когда-то я была у этой сцены, слышала голос. Или видела здесь кровь? Казалось, она должна быть под ногами, эта кровь. Залить всю стену, руки, платье… но платье было чистым, как и руки, а воспоминание не обрело четкости. Да какое же это воспоминание! Так, фантазия. Посмертье не желало отступать.

Я спрыгнула вниз и… замерла, услышав хруст стекла на одной из улиц.

От площади улицы лучами расходились по сторонам, я неспешно обошла сцену, давая возможность наблюдателю рассмотреть меня как следует. Сама пыталась определить его точное местоположение и понять, с кем имею дело.

С ребенком лет семи — вот с кем. Он прятался за кучей мусора.

— Эй, — осторожно окликнула я. — Привет.

Мелкий наблюдатель затаился, поняв, что его заметили.

Дабы не спугнуть мальчишку раньше времени, я осталась у сцены. Он должен выйти сам. Он и выйдет — любопытство пересилит. Но если надавить слишком сильно, мальчишка убежит, а я вряд ли бегаю быстрее городского обитателя. Уж точно не после путешествия по каменным пустыням и бессонной ночи.

— Тебя выдало стекло, — продолжила я, стараясь звучать приветливо. — Оно хрустит под ногами, здесь его много… ты, наверное, и сам меня так же услышал? Я пришла оттуда, — я указала примерное направление. — Думала, меня полгорода слышит, а появился только ты.

Мальчишка промолчал, а я мысленно вздохнула — кажется, я не умею общаться с детьми. Доброжелательность тоже давалась со скрипом, а все из-за нетерпения: хотелось тряхнуть мальца, чтоб ответил на все вопросы сразу. Он, конечно, этого не сделает, ему ведь лет семь, а то и меньше, откуда у него ответы? Но хоть что-то рассказать сможет. Да и вообще… это будет моя первая живая беседа с человеком! Настоящая живая беседа! И какая разница, сколько этому человеку лет, главное, чтобы говорить умел. Все свои дворцовые переговоры я сочла «мертвыми», потому что они такими и были.

— А сцена здесь высокая, да? — продолжила я и опять забралась на деревянную поверхность. Раз отвечать мне никто не хочет, придется использовать хитрость. Я пошагала туда-обратно, болтая всякую чушь, затем заявила: — Как думаешь, сколько раз можно подпрыгнуть перед тем, как здесь все рухнет? Думаю, не меньше десяти… — в доказательство я подпрыгнула и приземлилась, о чем сразу оповестила молчуна: — Раз!

Краем глаза я заметила шевеление на улице — прыжки мальчишку заинтересовали.

— Два-а-а-а! — я прыгнула, но так неудачно, что угодила в дыру и провалилась вниз, не переставая голосить. Села в мусоре и схватилась за ногу, чтобы выглядеть совсем безопасной и несчастной.

Вскоре над головой раздались шаги, а через пару мгновений в дыру заглянул мальчишка. Курносый, со светлыми кудрями и задорным взглядом, такой весь очаровательный, что мне стало стыдно за обман.

— Привет, — я изобразила вымученную улыбку. — Не поможешь выбраться? Дурацкая затея с прыжками была…

— Ужасно глупая, — подтвердил малец. — Что у тебя с ногой?

— Болит.

— Это я понял, ты так орала… но не волнуйся, сюда никто не придет. Далеко. Низменность пустует, хотя маманя все время вспоминает, как было раньше. До моего рождения, то есть. Говорит, тут эти жили… ведьмы черные. Сивиллы с их мертвечиной. Воняло. Хорошим людям ходу не было. Да и теперь по старой памяти хорошие сюда не суются. Гиблая земля, — тут малец глянул на меня уже с подозрением: — А ты тут чего забыла? Уж не по домам ли шныряла? Занятие еще глупее, чем по сцене прыгать, еще до моего рождения все ценное отсюда повыносили! Вот так.

— Лет тебе сколько? — заинтересовалась я.

— Одиннадцать скоро будет! Через год.

— Здесь пусто десять лет? — спросила я скорее у себя, чем у собеседника.

Он что-то ответил, но я не слышала. В голове шумело от осознания: в Посмертье я пробыла не просто «дольше обычного», я провела там десять лет. Или даже больше. Двадцать, тридцать… пятьдесят.

У меня не было настоящих воспоминаний, но остались образы. Я точно знала, что сцена не пустовала, что вокруг нее толпились люди. Просто не помнила обстоятельств, себя… хоть обрывка случившегося здесь. Но о людях знала. Они были, они жили… раз эта часть города пустует около десяти лет, значит, отсутствовала я долго. Или все мои «знания» — это фантазии, как с лишенным золота дворцом. Был бы рядом человек, у которого можно уточнить такое…

— Эй, ты там умираешь или как? — от моего застывшего вида мальчишку проняло. — Ты это… не умирай. Ногу можно вылечить или отрезать. Как папане моему: рубанули — и дело с концом. Жив остался, на одной прекрасно скачет.

— Все в порядке, — заверила я ребенка. — Сейчас, только с мыслями соберусь…

— У тебя с папаней и ситуация один в один, он тоже неудачно свалился, а ногу того… камнем придавили. Правда, с ним все не по глупости случилось, на сцене он не скакал. Не дурак все же. Хотя насчет камня есть сомнения, маманя говорит, что ногу его затоптали мертвецы и повезло, что только ногу.