Сладкий запах проклятия

Глава 21

На тропу мы вышли вместе с луной, которая выскользнула на небосклон и вытеснила солнце. Ночь была светлой и ясной. Холодный лунный свет ярко освещал все вокруг, отдавая теням лишь укромные уголки и закоулки. Я с удовольствием и пользой провела оставшееся до перехода время. Отлежалась в ванной, собрала кое-какие вещи, которые одобрила Ядвига Петровна, поговорила с мамой, по которой безумно соскучилась и которой мне не хватало. И даже утреннее возмущение по поводу тайн, которые хранились в моей семье, сошло на нет перед скорой разлукой. Хотелось просто сидеть рядом, обнимать маму и не отрывать головы от ее плеча. Слушать ее голос, вдыхать до боли знакомый и родной запах и просто улыбаться. Все же я всегда была маминой дочкой и бабушкиной внучкой. Но пришло время расставаться. К тому же, все время я ощущала беспокойство и нетерпение, и только лежа в ванной, нежась в горячей воде с ароматом лаванды, поняла, что эти чувства принадлежат не мне. Это душа бабули волновалась и переживала. Я чувствовала ее очень отчетливо, но видела лишь боковым зрением. А стоило перевести взгляд на то место, где она была замечена, как душа растворялась и исчезала. А попав на тропу туманов и снов, душа и вовсе испытала такой ворох чувств, что мои были на несколько секунд погребены под ними. Зато уже через пару шагов, когда мы отошли от тонкой границы моего мира, которая напоминала мыльную пленку, душа бабушки стала видимой, и чем дальше мы шли по тропе, тем четче становились ее очертания. Это было завораживающе жутко. Я видела призрака. А вот Ядвига Петровна не ощущала по этому поводу никакого дискомфорта. В какой-то момент ведьма остановилась, обернулась и приветливо улыбнулась призраку. А после и вовсе заговорила, как с живой.

Бабушкин голос звучал приглушенно, отдавался эхом, и я могла с трудом разобрать слова. Хорошо, что со мной была Ядвига Петровна. Она и взяла на себя роль переговорщика и переводчика. Бабушка подтвердила, что проклятие наслала Мстислава, удивила тем, что эта ведьма даже пыталась отменить свое проклятие, но к тому моменту уже потеряла душевный покой и с трудом контролировала свои силы, поэтому снять проклятие не удалось. Рассказала и о том, где она жила — маленькая деревня Ручейки, которая находилась в трех днях пути от нашей школы. И просила прощения. Много-много раз. Но я на нее не злилась. Вряд ли моя бабушка знала, чем обернется ее любовь. Да и не могла я на нее злиться. Боль от потери была сильнее остальных чувств.

Когда мы вышли у школьной калитки, перед высоким частоколом, душа бабушки замерцала, затрепетала и стала растворяться.

— Это все? — спросила у Ядвиги Петровны, когда призрак бабули исчез с наших глаз. Я с трудом сдерживала слезы.

— Нет, Мила, — снисходительная улыбка осветила уставшее лицо ведьмы, — в мире живых нет места душам. Мы не видим мертвых в обычном мире. Надо ее отпустить. Ты готова?

Даже если бы я не была готова, я бы сделала это. Не могу я держать ее на привязи, зная, что ей от этого плохо. Как бы ни хотелось снова почувствовать ее едва ощутимое касание, нутром ощутить улыбку, знать, что она рядом, ее нужно отпустить. Не место ей среди живых. А значит…

Откупорила банку с землей и высыпала под ноги.

— Отпускаю душу родную, вольную на земле родной в мир мертвых со спокойным сердцем.

Сморгнула набежавшие слезы и прижала шаль к груди. Вот теперь все. Теперь она уйдет навсегда и безвозвратно. Смогу ли я свыкнуться с этой мыслью когда-нибудь? Наверное, со временем смогу. А сейчас все еще больно. Шепнула Ядвиге Петровне «спасибо» и ушла к себе. Рана еще не затянулась, а все эти разговоры и встречи всколыхнули боль, которая еще не улеглась на дно. Надо отдышаться, выспаться и успокоиться, чтобы уже завтра начать думать над тем, как и когда отправиться в Ручейки. Пора делать нас с мамой счастливыми! В конце концов, мы не заслужили такой жизни, и мама уже достаточно настрадалась и натерпелась. Даже представлять не хочется, что она испытывала, когда на живую вырывала из своего сердца моего отца. И ведь любила. До сих пор, кажется, любит, не смогла забыть и переболеть. Но вырвала и выбросила из своей жизни только ради того, чтобы он жил. Смогла бы я так? Хотя… Рада я тоже выбросила из своей жизни по той же причине. Правда, он еще не забрался в мое сердце так глубоко. Я была влюблена, но нас еще ничего не связывало.

Две недели. Именно столько прошло с того дня, как я освободила бабушку из клетки чуждого ей мира. И этот факт придал мне уверенности, добавил веры в свои силы, хоть надежда и была очень и очень призрачной. Но мой оптимизм иссяк уже на третий день после возвращения. Рад не оставлял попыток поговорить. А я, оказавшись рядом с ним, чувствовала, как тает мое сопротивление, как истончается броня, и сквозь нее проникает розовый туман грез. Улыбка парня, его теплый обеспокоенный взгляд и тихий вопрос: «Почему ты бежишь от меня?», — заставляли трепетать всем телом и сжимать кулаки, впиваясь ногтями в ладони, чтобы не броситься к ведьмаку на грудь. Я боялась говорить ему правду. Как он отреагирует? Сбежит? «И правильно сделает», — с горечью думала я, наблюдая за ним издалека. А пока он не знает правды, я могу мечтать о том, как все хорошо закончится, о том, как вскоре я найду решение, и никакая чернота уже не будет лежать между нами широкой пропастью. И эта борьба с ним, с собой и, казалось даже со всем миром, изматывала меня просто неимоверно. В поисках вариантов и ответов я затерроризировала весь преподавательский состав, ночами до боли в глазах вчитывалась в строчки бабушкиной ведьмовской книги, но сидя в комнате, не двигалась с места во всех смыслах. Тогда-то я и поняла, что нет иного выхода, как посетить деревню Ручейки и поговорить с местными жителями, а если повезет и Мстислава жива, то и с ней. А уж если она уже тоже покинула мир живых, то я решительно настроилась посетить их жуткий Лес Заблудших Душ. Хуже уже просто не может быть. И пусть я поседею от страха, пока буду искать нужную душу, но использую и этот шанс, чтобы стать счастливее.

Мои планы, которыми я поделилась с Ядвигой Петровной, были понятны женщине, хоть она их и не одобряла. Мы договорились, что пока мое сердце до конца не отдано кому-то, да и я не успела завладеть безраздельно чьим-то, нет причин торопиться. Стоит поучиться, в таком путешествии любые знания пригодятся. К тому же, осень неумолимо брала свое. Еще две недели назад солнце опаляло своими лучами все вокруг, а теперь небо все чаще затягивают густые серые тучи. Так что, я не сбежала из школы, чтобы набраться знаний и храбрости для путешествия. Но с каждым днем сама становилась все больше похожа на ту самую грозовую тучу, которая сегодня висела над школой.

Закутавшись в тонкую кожаную куртку с капюшоном, купленную в родном мире, я бегом добежала до школы, боясь попасть под дождь, который наверняка вскоре ударит по земле. Скинула одежду, перехватила ее поудобнее и свернула в один из коридоров первого этажа. Шла, как на казнь, ожидая в очередной раз увидеть Рада перед дверью нужного мне кабинета. Он поджидал почти каждый день. Но чаще всего я делала вид, что не замечаю его, проходя мимо. Каково же было мое удивление, когда я увидела, что стену у нужной двери подпирает Стас, а не Рад. И ждет парень явно меня.

— Совсем уморила мужика своими играми, — хмыкнул мимо проходящий парень и покосился на меня. — Уже и брата привлек для поимки очередной жертвы.

— Иди, куда шел, — буркнула я, зло глядя на сплетника.

И так на душе гадко, еще и все вокруг не упускают возможность прокомментировать наши недоотношения с Радом. Причем, если от девочек это ожидаемо, то парни чуть ли не ставки ставили на то, чем закончится эпопея под названием «Впервые брошеный Радислав». Да-да, все вокруг шушукались и не понимали причин моего поведения, не понимали «отчего сначала принимала парня, а потом нос воротит». Другие же посмеивались (в основном парни) над Радом, который впервые получил такой «отворот-поворот, когда добыча была уже в сетях». Это дословные обрывки фраз, которые зачастую долетали и до меня. Парни гоготали, что в этот раз в сети заманили его, а он теперь не знает, как из них выбраться. Я даже вначале часто слышала фразу от девчонок «так ему и надо», но, видимо, мой несчастный замученный вид не лучился довольством и счастьем, поэтому, варианты множились. Меня даже «забеременели» местные кумушки, но я уже перестала обращать внимание. А тут еще и Стас, принесла нелегкая.

— Привет, — устало вздохнула я, бросив на него мимолетный взгляд. Отвела глаза и буркнула, — у меня урок, так что, говори сразу и по делу, зачем ждал.

— Ты выглядишь болезненно.

Усмехнулась и покосилась на него. Лицо спокойное, только губы немного пожаты, выдавая недовольство. Еще бы я выглядела здоровой и румяной, когда сплю плохо и ем без аппетита.

— Стас, — голос звучал тихо и ровно, но нотки раздражения все же проскользнули, всколыхнув его, — я в порядке, правда. Жива, здорова, как видишь. Если ты за этим меня ждал, то я, пожалуй, пойду, извини.

— Что у вас с Радом? — он преградил мне путь, как и всегда заложив руки за спину. Взгляд испытующий, прямой, чуть прищуренный. Я бы сказала даже выжидательный. Только зря старался, ничего нового я ему сказать не могла.

— Ничего, Стас, у нас с Радом ни-че-го, — скривилась я, но продолжила, — и чем раньше он это поймет, тем лучше.

— Он тебе, вроде, нравился, да и сейчас ты явно не согласна с тем, о чем говоришь. Он это видит и борется. Лучше скажи честно, почему ты его избегаешь, решила подразнить?

— Я похожа на ту, кто играется и дразнит? — криво улыбнулась и развела руками, подавив желание еще и покрутиться, чтобы, так сказать, предстать перед заботливым братом моего неудавшегося ухажера во всей своей бледной красе.

— В том-то и дело, что нет. Ты похожа на ту, что страдает, но не пытается ничего изменить. Зачем ты и над ним, и над собой издеваешься?

— Слушай, Стас, — довольно резко и зло прошептала я, чтобы не подливать масла в огонь сплетен, — просто оставьте меня в покое. Ему не нужно быть со мной. И точка.

— Если бы ты сейчас сказала: «Не хочу быть с ним», — я бы и сам ушел, и Рада отвадил. Это было бы трудно, но я бы постарался. Но ты сказала другое, — он сделал шаг и буквально навис надо мной. — Почему ему не нужно? Что с тобой не так?

И снова этот странный отблеск огня в глазах, который так завораживал и пугал. И шепот моего ответа, который я мысленно произносила каждый раз, когда говорила с Радом, чтобы не поддаться чувствам:

— Я проклята, ему нельзя, нельзя, нельзя… Проклята, — шептала я, глядя в увеличившиеся глаза Стаса. И только тогда осознала, что призналась. Опустила голову, боясь увидеть реакцию на мое признание, отступила и тихо попросила: — только не говори никому. И ему особенно. Просто не нужно больше за мной ходить. Это опасно, — на грани слышимости проговорила я.

— Я могу чем-то помочь?

Я вскинула голову. Стас словно окаменел. Его темные глаза почернели, желваки ходуном ходили, но он даже не смотрел на меня. Его взгляд был направлен выше моей головы. Конечно, злится. За брата переживает, но благородный, как девочки и говорили, помощь все же предлагает.