Сладкий запах проклятия

Глава 33

«Боже, что за запах?» — мелькнула в голове мысль и уплыла от меня далеко-далеко.

Тело отчего-то ломило и болело. Так, похоже, я на полу. Неужели с кровати во сне свалилась? Тогда понятно, отчего так тело болит. Под спиной-то был не матрас на пружинном блоке, а пол на деревянной основе. И все же, что за гадость там мама варит, что такой жуткий запах вокруг? У-у-у, и голова трещит, стоит только попытаться перевернуться и глаза открыть. А почему? А вот это вопрос! Что вчера было?

Я сосредоточилась, пытаясь вспомнить. Так, не помню. Помню девчонок, кафешку, пиццу, коллу… Но, вроде бы, это и вчера, но как будто давным-давно. Может, по пути домой меня машина сбила? И я сейчас в больнице? Хотя нет, в больнице пахнет иначе. Пора знакомиться с действительностью и выспрашивать у мамы, что случилось. Ох, чую, влетит мне. Еще не знаю, за что, но точно влетит.

Медленно разлепила глаза и прищурилась. Светло. Тепло. Но мама дорогая!

— Ы-ы-ы, — хрипло вырвалось у меня, и я тут же захлопнула рот. Где я? Что за место? Бить меня не торопятся, значит, мой многозначительный вскрик никто не услышал.

Повернула голову. Печка. Выбеленная, в ней дрова трещат. Деревенский дом. Под потолком пучки висят разной степени свежести и засушенности. Ну прям как у бабули. Только… только нет бабули больше. И дом ее продан уже давно. Чуть приподняла голову и повернулась в другую сторону. Взгляд успел зацепиться только за пухлую женщину, которая стояла ко мне спиной у стола и что-то делала. А потом тяжелое одеяло начало съезжать, и я поняла, что на мне одна тонкая и совсем не моя сорочка. Ну такая, как моя бабушка носила. А под ней, под сорочкой, ни-че-го. Вот тут я не выдержала и заорала.

— Мила! — воскликнул незнакомый мужской голос. Рядом тут же появился он, тот, что по имени меня знает.

Я заорала еще громче, шарахнулась от этого белобрысого, кувыркнулась через себя и с грохотом рухнула на пол. Одеяло, чтоб его, спеленало меня намертво. Я шипела, брыкалась, орала до хрипа и выдавала такие выражения на великом и могучем, когда мужик меня схватить и успокоить (надеюсь, что не досмерти) пытался, что даже та, с виду милейшая женщина в цветастом передничке, которая, видимо, сообщница этого белобрысого, покраснела до кончиков ушей.

— Мила, прекрати, — заорал прямо в лицо этот хмырь, когда все же сумел собрать меня в кучу и поднять с пола. Силен, зверюга.

— Ага, счаз! Я орать буду, пока могу. Вы тут, тут, — оторопела. Пыталась подобрать нужное слово и вспомнила о том, что была голой. — Изнасиловали? — просипела я, чувствуя, как меня начинает колотить, а по лицу покатились обжигающие слезы.

— Дура! — выдохнул белобрысый и зеленоглазый, аккуратно опустил меня на лавку, которая тут роль моей кровати играла, прижал рукой, чтобы даже не рыпалась вставать, устало прикрыл глаза, пока я захлебывалась от рыданий и страха и тихо проговорил: — Алевтина Ивановна, дайте ей успокаивающего. Она, — он странно на меня взглянул, опустился на лавку, сдвинув меня немного, — похоже, ничего не помнит, — горько улыбнулся, коснулся пальцем щеки, отчего я вновь попыталась шарахнуться в сторону, еще не до конца понимая, о чем он говорит. — Но оно и к лучшему, наверное. Пока. Пока ты, кнопка, — я вздрогнула отчего-то, наверное, от того, как нежно и тихо это было произнесено, без капли пошлости или издевательства, — не наберешься сил. А потом, — он тяжело вдохнул, — потом мы что-нибудь придумаем.

Конец первой книги.