Рафаил

Как же безупречно она будет смотреться там.

Его гнев угас, когда он подошел и мысленно представил ее запечатленный образ. Были бы зажжены свечи, в вазе стояла бы роза. Мария была бы так прекрасна в своей смерти.

Но образ исказился, когда из ее глаз и по щекам покатились слезы, разрушая воображаемую картину. Ее нижняя губа задрожала, а кожа лишилась цвета.

― Нет, ― прошипел он, сжимая кулаки. ― Нет!

Рафаил выскочил из комнаты и помчался в ванную. Сбросил одежду и уставился на себя в зеркало. Его мышцы были напряжены, а вены на руках вздулись от напряжения, проходившего через все тело. Он обхватил член кулаком и сдавил. Его золотистые глаза были прикованы к своему отражению. Но ничего не происходило. Он сжимал и разжимал, бил по яйцам, но ничего не происходило. Не было крови. Не было напряжения. Не было боли. А он не мог возбудиться без гребаной боли!

Рафаил включил душ на максимальную мощность и температуру. Обжигающая вода полилась ему на голову, смывая с его пальцев и тела запах гнилой киски сучки-торговки. Затем он отступил назад, откинув волосы со лба и лица, и направил раскаленную воду на свой член. Запрокинув голову назад, он застонал, когда вода ошпарила его кожу, но когда он опустил глаза, то увидел, что член не был твердым. Он вышел из душа и, спотыкаясь, побрел по мокрому кафельному полу.

Что, бл*ть, происходило с ним?

Рафаил сжал руки в кулаки и дал волю своей накопившейся ярости. Он с размаху ударил рукой по комоду, отчего флаконы и зеркало упали на пол. Выдернул ящики, отчего его одежда разлетелась по комнате, а сами деревянные части комода разбились о стену. Раф подошел к камину и ударил кулаком в картину над ним. Делал это снова, снова, и снова, пока его рука не обагрилась кровью, а штукатурка старой стены перед ним не обвалилась.

Он не услышал, как Мария подошла к нему сзади. Не видел, как она наблюдала за разрушением его комнаты. Даже не вспомнил о ней, пока на его спину не легла нежная рука. Обернувшись, Рафаил не мог видеть перед собой ничего, кроме смерти. Но лицо Марии, залитое слезами, прорвалось сквозь этот туман.

― Ты, ― мрачно прорычал он и направился к ней.

Мария попятилась назад, пытаясь уйти с его пути. Но Рафаил был в ярости и вне себя от гнева, в порыве которого готов был убить любого, кто посмел встать у него на пути. Мария ударилась спиной о стену, а он навалился на нее всем телом.

― Это твоя вина.

Он сжал свой дефективный член. Глаза Марии опустились на его руку.

― Ты плакала, ― прорычал он, ударяя рукой по стене над ее головой. ― Ты плакала и произнесла «красная роза». Почему, бл*ть, ты плакала?

Рафаил отступил назад и снова ударил по своему члену, но ничего не произошло. Он не напрягся и не давил на плоть. Агония, в которой он так нуждался, не наступала. Ноги Рафаила ослабли, и ему пришлось ухватиться за столбик кровати, чтобы удержаться в вертикальном положении. Он пытался дышать и сохранять самообладание. Такова была его сущность. Он убивал и трахался. Трахался и убивал. Это было равнозначно для него. Одно не существовало без другого. Он представлял себе руки на шее и царапины на коже. Боль. Всегда была только боль. Хлысты… бичи… плети… когда его держали и…

Рафаил откинул голову назад, когда вспышка наслаждения пронеслась по его телу, как пуля в сердце. Он вздохнул и почувствовал, как его член ожил и уперся в клеть плоти. Руками Рафаил вцепился в древо столбика кровати… и опустил взгляд.

― Мария… ― хрипло произнес он, и его голос был резок, как осколки стекла.

Глаза Рафаила помутнели при виде маленькой нежной руки Марии, держащей его член и набухающей с каждой секундой плоти. Она не двигала рукой. Просто держала его член неподвижно, словно он мог обжечь ее, если бы она погладила его. Будто почувствовав на себе его взгляд, Мария подняла голову. Ее взгляд был нервным, кожа ― бледной, а ладонь дрожала. Но знакомое тепло, которого жаждал Рафаил, вытеснило все чувства из его тела.

― Не отпускай, ― приказал Рафаил, крепче сжимая столбик кровати.

Мария не шевелила пальцами, просто позволяя его члену находиться в ее руке, пока боль, в которой так нуждался Рафаил, не запульсировала в его паху, молнией проносясь по позвоночнику.

Он не был уверен, как долго оставался в таком положении, но, когда к ногам вернулась твердость, присел на край матраса. Мария собралась убрать руку, но Рафаил потянулся и удержал ее на себе. Он раздвинул ноги и прикрыл глаза. Прикосновение Марии было теплым ― идеальное дополнение к сдавливающей плоть боли.

― Я не знаю, что делать, ― долетел до его ушей робкий голос Марии.

Открыв глаза, Рафаил увидел перед собой Марию в белом платье, подчеркивающем изгибы ее тела, и желтую розу, вставленную утром в ее волосы, которые были мягкими и гладкими и спадали светлым водопадом на плечи и спину.

― Сожми, ― приказал он, и его низкий голос продемонстрировал то, как мало контроля он сохранял над собой. ― Сожми так крепко, как только сможешь.

Из потрясенных, приоткрытых губ Марии вырвался резкий вздох.

Рафаил не сводил с нее глаз.

― Я приказываю тебе сжать мой член так сильно, как только сможешь. Ты поняла меня?

― Да, мой господин, ― отозвалась Мария, опустив свои блестящие глаза вниз, как маленькая послушная сабмиссив.

Ее щеки покраснели, свидетельствуя Рафаилу о том, что она желала этого. Хотела прикоснуться к нему и заставить его кончить.

― Давай же, ― потребовал он.

Пальцы Марии начали сильнее сжимать его член. Рафаил зашипел, когда знакомые уколы напряжения запульсировали в его яйцах.

― Сильнее.

Он прикусил губу. Кровь хлынула ему в рот, но он проглотил ее. Кровь, боль и ощущение того, что Мария душит его член, были сущим раем.

― Сильнее. Сильнее! ― повторял он, когда рука Марии начала дрожать от напряжения. ― СИЛЬНЕЕ!

Мария обхватила его второй рукой. Его маленькая роза душила его со всей силой, на которую была способна.

Но ему необходимо было быть сверху. Он нуждался в ее маленьком теле под собой. Поднявшись, Рафаил дернул Марию за руку и потянул ее на кровать. Обхватил ее за талию и задрал платье, обнажив киску и живот.

― Схвати меня. Надави на меня. Задуши мой член, ― прорычал он.

Мария повиновалась его резкому приказу, крепко ухватившись обеими руками. Когда ее хватка почти привела к кровоподтекам, Рафаил наклонился вперед, положив руки по обе стороны от ее головы. Она дышала так же тяжело, как он, и ее щеки раскраснелись. Зрачки были расширены, пока она рассматривала его лицо. Наблюдала, как мучительная боль пронизывает тело, словно миллионы кинжалов вонзаются в его кожу.

― Двигай рукой. Проведи вверх и вниз. Подрочи мой член.

Рафаил наклонился и лизнул щеку Марии, спустившись к подбородку, а после на нижнюю губу. Она издала тихий стон.

― Задуши мой член, маленькая роза. Пусть он заплатит за то, что подвел меня.

Мария провела рукой вверх и вниз по члену. Рафаил откинул голову назад, и его глаза закрылись. Мария задвигала рукой быстрее, ее хватка усилилась, и плоть начала набухать. Его яйца истосковались по приливу крови, а головка члена начала пульсировать от удушья. Прикосновения Марии были поистине исступленными, поскольку тело Рафаила трепетало от боли, и каждая мышца пульсировала, требуя облегчения, которое могла принести только разрядка. Сжав челюсти, Рафаил зарычал и кончил, слизывая кровь, вытекающую из рассеченной губы. Его шея напряглась, глаза распахнулись, и он увидел, как белые струйки его выделений украшают безупречный живот Марии. Содрогаясь и продолжая кончать, Рафаил двигал бедрами, пока последние струи его спермы не покрыли голую киску Марии. Он застонал, когда дырочка Марии сжалась от попавших на нее выделений.

Глаза Рафаила были прикованы к сперме, покрывающей полуобнаженное тело Марии. Он застонал и потянулся вперед, втирая выделения в ее живот. Плотская, первобытная потребность подстегивала его. Она заставляла его тереть и тереть, пока сперма не впиталась в ее кожу. Затем его рука опустилась ниже, к ее пупку и бедрам. Мария затаила дыхание от его прикосновения. Когда Рафаил коснулся ее между ног, он размазал свою сперму по клитору, а затем опустился к дырочке. Его глаза встретились с ее глазами, и он ввел палец внутрь. Мария громко застонала, когда он ввел в нее свою разрядку. Волна чувства обладания и собственничества, такая сильная, что у него заболела грудь, охватила его. Он погружал палец в нее до тех пор, пока на ее теле не осталось ни капли спермы. Убедившись, что Мария наблюдает за ним, и взгляд ее голубых глаз устремлен на него, Рафаил вынул палец и поднес его к своему рту, чтобы слизать с кожи его и ее влагу.

Мария сдавленно ахнула. Ее сердце колотилось, а пульс учащенно бился, когда Рафаил прильнул ртом к внутренней стороне бедер, лизнул ее киску и бедра. Он облизнул и ее живот, и пупок ― все места, которые были испачканы его спермой. Затем приподнялся над ней, положив руки по обе стороны от ее головы. Рафаил смотрел на ее лицо, на невинные глаза, смотрящие в ответ, на бледную от слез кожу и веснушки на носу.

― Что ты наделала? ― прохрипел он, покачивая головой. ― Что ты, бл*ть, наделала, маленькая роза?

Изнеможение окутало его, потянуло закрыть глаза и дать телу отдых. Рафаил опустился рядом с Марией, сжал ее волосы в своих руках, лег на матрас и уставился на ее прекрасное лицо.

Он больше не мог трахаться.

А он любил убивать и трахаться. Жил ради этого. Без этого он был никем.

Маленькая Мария помешала его веселью и его жизненной цели.

Наматывая ее волосы на руку, Рафаил не сводил с нее глаз. Возбуждение накатывало на него при мысли о том, что, в конце концов, он обернет шелковистые пряди вокруг ее шеи. О том, как он будет трахать ее, пока она будет шептать его имя…

Она стала для него всем, пока все не будет кончено.

Подобно маленькой розе, которой она и была, она расцветет под его прикосновениями и под его властными наставлениями. Потом, когда настанет время, она завянет и умрет, и лепестки опадут, унося с собой ее прекрасное дыхание и биение сердца. Рафаил вздохнул. Сон надвигался на него.

Закрыв глаза, он увидел ее в гробу, сжимающую в руках длинные стебли, с лепестками красных роз, венчающими ее голову.

Рафаил улыбнулся.

Какое это было бы восхитительное и декадентское зрелище.