Ошибка опального генерала

Глава 5

Я держалась на ногах лишь из лютой ненависти к мужчине, что сломал меня, растоптал и уничтожил. Он порвал на мне не только платье, но и душу разодрал на части.

«Мы враги. Разве этого мало?», – сочилась простая истина из его ядовитых уст. Эти слова крутились водоворотом в голове, вызывая такую ярость, которую я еще никогда не испытывала.

Сердце ёкнуло, когда послышались отдаляющиеся тяжелые шаги. Перед глазами промелькнуло его насмешливое лицо со звериным оскалом. А он и есть самый настоящий зверь, затащивший жертву в свое поганое логово. Зачем я ему? Мало поразвлекся в карете? Хочет продолжить терзать мое несчастное тело? Подонок! Урод, не способный на элементарное сострадание. Они все такие! Не доводилось мне встретить ратана со светлой душой. Все пустынники насильники и убийцы. Это в их крови! Уж лучше бы задушил меня сейчас на месте. Так всем было бы легче.

– Чудовище, – ослабшие ноги не выдержали, подкосились, и я столкнулась с полом. Прижалась к прохладным доскам щекой и посмотрела на щель выбитой двери. В коридоре горел яркий свет и четкой полоской проникал в комнату. Он казался олицетворением того светлого, что осталось у меня внутри. А осталось ли?

«Когда-нибудь отпущу, а сейчас ты в плену», – как прогнать из сознания грубый голос этой твари? Как дожить до утра и не сойти с ума?

Я судорожно сжала челюсти, перевернулась на бок и подтянула к груди колени. Коснулась магического браслета, опоясывающего щиколотку, провела пальцами по тонкой, но крепкой цепи. Как собака! Вот кто я для него.

Шаги врага давно стихли, но все еще отдавались в груди дрожащими толчками. А потом послышался громкий голос гада.

– Ёрунд, осмотри пленницу! Покорми и выдай чистую одежду, – с резким грохотом захлопнулась соседняя дверь, и я невольно вздрогнула.

Кто-то забурчал нечто невнятное в коридоре. Шаркающие шаги добрались до комнаты. На пороге появился мужчина преклонных лет в белой рубахе и широких штанах. Мы уже сталкивались с ним, когда я сидела на лошади. Все тот же пытливый взгляд карих глаз, но уже с примесью неподдельного удивления.

– Ох-ох, что ты натворила? – зажег он щелчком пальцев свечи в уцелевшем на стене канделябре.

Я взглянула на свои изрезанные стеклом руки и залюбовалась кровяными узорами на бледной коже. Папа всегда говорил, что я вижу красоту в странных вещах. Ласково называл меня чудачкой. Интересно, что бы он сказал, увидев меня здесь такой?

– Глупо так убиваться. Не тронет тут тебя никто, пока под защитой Ладрейна ходишь. Если не относится к этому месту как к тюрьме, то можно неплохо жить, – он опустился передо мной на корточки и склонил голову набок, осуждающе разглядывая мое перепачканное лицо. А я смотрела сквозь него. – Кому легче будет, если изувечишь себя? – говорил он само разумеющиеся вещи, но это не его отымели в карете и не ему рассуждать о том, отчего мне будет легче. – Я наберу тебе купель. Искупаешься, а потом я обработаю раны. Ты пирожки с ливером любишь? – помог он мне подняться с пола и придержал за пояс.

– Нет!

Я обожала пирожки с ливером. Их мама очень вкусно готовила. В печи нашей старой выпекала. Аромат стоял неимоверный! Она умерла до начала войны (и слава богам) от тяжелой болезни и с тех я не пробовала такой вкусной выпечки.

– Жаль. Со сметанкой густой, ой, как вкусно, – у меня слюна скопилась во рту, когда представила соблазнительную трапезу. Но ратанам не задобрить меня едой. Я не животное, которое будет выполнять команды за кусок мяса!

Ёрунд поставил на ножки перевернутый стул и усадил меня. Посмотрел на мои ноги, потом на грудь и нахмурился.

– Посиди, я сейчас, – ха! Будто я могла пересечь порог с этой проклятой цепью на щиколотке!

Ёрунд наскоро вышел из разгромленной комнаты и шипастый ком подкатил к горлу. Я все еще ощущала аромат сандала на своей коже и одежде. Сладковато-пряный со сливочными нотками он въелся в меня до противного глубоко. Сколько бы не терла места, которых касались губы генерала, аромат прогнать не смогла. Даже если вся измажусь кровью, он точно никуда не денется. Поэтому идея помыться в купели меня одухотворила. Ради этого стоило потерпеть и на время принять правила игры: Покорная пленница и добрый надзиратель. Пусть думают, что я смирилась, и удлинят магическую цепь.

Так и случилось! Не зря я неподвижно дождалась Ёрунда, не подавая голоса. Мужчина сжимал в руке похожий на золотой конус артефакт. Коснулся его кончиком браслета на моей ноге и пошел по дому очерчивать радиус действия цепи. Такая вот хитрая разработка их огненной расы. Все, что связано с порабощением, у ратанов вообще хорошо получается. Живьем не видела, но о плетях, причиняющих дикую боль и не оставляющую ран на коже, часто слышала. Такой своеобразный агрегат вечных пыток нестерпимой болью. Поэтому мы не можем проиграть в этой войне. Будем биться до конца. До последнего туманника, если потребуется. За свободу! За родные земли! И спасибо коилам, что вступили за нас в бой против захватчиков.

– Спасибо… – застряло в горле. Разум подсказывал, что из-за командора Тальхура я здесь. Это он выбрал меня из всех послушниц только для того, чтобы подставить под удар. – Он дочь родную защищал, – тихо говорила сама с собой. Оправдывала?

Жаль, что северяне до сих пор держат нейтральную позицию и просто помогают раненным по обе стороны конфликта. Их участие могло бы положить конец этой бесконечной бессмысленной войне.

Вскоре мужчина вернулся с большим махровым полотенцем в руках и подал мне ладонь. Но я поднялась со стула без чьей-либо помощи. Прикрывая куском ткани грудь, гордо вскинула подбородок.

– Иди за мной, – вышел Ёрунд в коридор, и я зашагала за ним.

Путь подсвечивался свечами в настенных канделябрах. Для коридора просторное и светлое пространство. По сторонам дверь за дверью и все одинаковые, кроме последней, что находилась в тупике. Она была шире и проще на вид. Без резной деревянной лепнины. С круглой ручкой, которую провернул ратан. Распахнул передо мной прочное полотно и пригласил войти внутрь первой.

Я переступила через порог, и цепь подстроилась под новое помещение, вмиг соорудив для себя магический крюк в стене. Вот же хитрая тварь! Она напоминала мне ядовитую гадюку, что пригрелась на камне и в любой момент может сделать смертоносный выпад. Не тюрьма? Тогда что это за плен такой?

– Как помоешься, зови, мазь есть заживляющая, – мужчина повесил мне на плечо полотенце и закрыл дверь за моей спиной.

Я осталась одна в полукруглой уборной с отхожим местом в одном углу и купелью в другом. Окон здесь не было, и ванная комната освещалась все тем же вездесущим огнем, будь он неладен. От широкой каменной чаши исходил пар и манил поскорее забраться в горячую воду. Скинув с себя окровавленные тряпки, подошла к бортику и опустила руку в воду. То, что надо!

Вошла в купель, ощущая ласковое прикосновение влаги. Закрыла глаза и опустилась на дно, полностью погружаясь под воду. Впервые за эту кошмарную ночь мне удалось расслабить мышцы и на несколько секунд отпустить мысли в свободный полет. Но тут вмешалась подлая память, нарисовавшая в моей голове лицо голубоглазого генерала.

Я в ужасе распахнула глаза и вынырнула на поверхность. Схватила ртом огромный глоток воздуха и вцепилась в бортики купели, случайно смахнула на пол склянку с каким-то порошком. Привстала и свесилась, чтобы нащупать пропажу. Флакончик не разбился, но откупорился, и часть порошка просыпалась на пол. Я потянулась к нему влажной рукой. Как только капли воды попали на него, я взбрыкнула и закричала:

– Фу! Падаль! – от порошка исходил тот самый аромат сандала, от которого я так отчаянно хотела избавиться. В панике схватила кусок серого мыла, пропахшего травами, и стала судорожно им натираться. Плевать, что раны щипало так, что сводило челюсть от боли. Я нещадно отмывала кожу и волосы от запаха того, кто растоптал мою честь.

– Ненавижу, ненавижу, – шипела сквозь зубы, наблюдая за тем, как чистая вода смешивается с кровью и грязью.

Дрожащей рукой потянулась к промежности, но отдернула ладонь. Не хватило моральных сил прикоснуться к себе там. Казалось, что ниже пояса теперь самой себе не принадлежу. От этого кошмарного ощущения хотелось разрыдаться, но даже заплакать не сумела. Что со мной сделала жизнь? Превратила в тугой мешок с яростью и болью. Обидно. Раньше я была совсем другой.