Чёрная смородина

Глава 15

Прошел почти год, пока мы заново узнавали и привыкали друг к другу. Ушла эйфория от того, что я смогла впустить Стаха в свою жизнь, довериться ему снова. И началось обычное житье-бытье, когда видишь оборотня каждый день, веселого, грустного, раздражительного, невыспавшегося, сталкиваешься по утрам с ним в ванной, вместе опаздываешь на встречи и решаешь мелкие проблемки — одним словом, быт. Я много раз слышала, что именно он съедает романтику в отношениях, опресняет чувства, даже в разговорах с Иреной Халаси уже проскальзывали подобные мысли, но меня этот быт почему-то не тяготил. Я находила какое-то (чуть не сказала извращенное) удовольствие в домашних хлопотах: следить за порядком, ухаживать за садом, обсуждать меню с Пенкой, выбирать одежду для Ральфа…

Ральф — это моя отдушина, даже не моя, а наша. И это тоже помогло нам со Стахом сблизиться. Мы любили непоседливого мальчишку и охотно проводили с ним время, вместе играли или гуляли на улице. Я видела, как мальчик ждет волка, сколько радости появляется на детском лице, стоит хлопнуть входной двери! А Карнеро никогда не забывал о подарках для племянника. Как большинство детей, Ральф любил сладости и я, кстати, тоже, о чем прекрасно знал Стах. Поэтому он часто покупал различные лакомства и, вручая нам, шутливо просил:

— Только не подеритесь!..

Ральф сделал наш дом живым и уютным. Мы со Стахом могли осторожничать в собственных чувствах, а он нет. Никто не умеет любить так, как дети: по-настоящему, отдавая себя целиком и ничего не требуя взамен. Ральф, лишенный родительского внимания и теперь получивший его с лихвой, охотно делился своей любовью с нами. И когда он назвал Стаха "папой", я не удивилась, более того, ждала этого. Меня Ральф назвал "мамочкой" (не "мамой", а именно "мамочкой") очень давно, едва ли не сразу после моего возвращения из Пекла. Вечером, когда я укладывала его спать, попросил:

— Не уходи больше, мамочка!

Я думала, что сойду с ума, не только от этих слов, но и от прикосновения детских губ, когда мальчик схватил мою ладонь и прижался к ней. И это тоже было тем, что держало меня, когда приходили минуты сомнений.

Я старалась реже вспоминать то страшное время, но порой, видя альфу, уверенно шагающего по коридору или отчитывающего слуг, в памяти всплывало, как он ходил по дому два года назад в поисках меня, чтобы… Кошмары тоже никуда не делись, продолжая терзать меня. Очнувшись, я отползала на край кровати и пыталась унять нервную дрожь. Старалась не шуметь, но волк все равно просыпался и садился рядом. Не спрашивал, что со мной: знал.

Но оказалось, ему тоже сняться кошмары. Однажды мне довелось увидеть один их них: алтарь в подземелье, паучиху и боль, убивающую тебя изнутри. Когда болит рука, или нога, или живот, ты можешь их хотя бы погладить, а здесь болело все! Даже ментально я не выдержала и закричала. Стах вырвался из своего кошмара следом за мной.

— Что случилось?

Покачала головой, отворачиваясь и хватаясь за грудь. До сих пор чувствовала то, что чувствовал волк, когда внутри ворочались острые жвала паука. Оборотень тихо выругался и скрылся в ванной. А я вышла из комнаты. Когда вернулась, Стах стоял в спальне, глядя на пустую постель. Обернулся на щелчок дверного замка и хмыкнул, заметив в моих руках бутылку самбуки.

— За что будем пить?

— Не за что, а против чего, — поправила я. — Будем пить против кошмаров.

— А стаканы где?

Расстроенно цокнула языком:

— Забыла. Я схожу…

— К котсу, — он отмахнулся. — Давай так.

Пили молча, передавая бутылку друг другу. Я сидела на подоконнике, а Стах стоял рядом. После очередного глотка обжигающей жидкости с обманчиво приятным вкусом взъерошила черные волосы на мужском затылке:

— Ты подстригся.

Оборотень кивнул:

— Надоели космы.

После возвращения Карнеро так и не отрастил свою былую роскошную шевелюру, регулярно коротко стригся. Не могу сказать, что ему не шло, но вместе с длинными волосами из облика мужчины исчез какой-то аристократизм, утонченность. Вообще внешне альфа изменился. Кожа, несмотря на загар, все равно была светлой, короткие волосы делали образ более жестким, словно высеченным из камня. Порой Стах казался мне незнакомцем. Я сделала глоток, отдала бутылку и пересела так, чтобы мужчина оказался между моими ногами. Обняла его за талию и положила голову на плечо:

— Мой кошмарик!

Так и жили целый год… карабкаясь вверх по отрывистым стенам пропасти, в которую загнали себя сами, сбивая пальцы в кровь, закусив губы от боли и усталости. Порой хотелось все бросить и сдаться, но рядом был тот, кто не давал опустить руки, кто заставлял смотреть вверх и, вопреки всему, видеть там солнце.

В начале изока Стах исчез на пару дней. Улетел рано утром, шепнув мне, еще спящей, на ухо:

— Не скучай!

И все! Целый день я "не скучала", а вот когда волк не явился ночевать, забеспокоилась. Гилайон не отвечал. Беты отмалчивались. Пенка успокаивала: мол, такое и раньше бывало. Следующий день я блуждала по дому, как неприкаянная. Вдруг вспомнила, что последнее время альфа ходил какой-то задумчивый, молчаливый, погруженный в собственные мысли. Я не лезла к нему с расспросами. И, наверное, зря. Все валилось из рук. От паники удерживал Ральф, который не отходил от меня ни на шаг, и так же, как и я, часто выглядывал в окно.

Когда Стах не появился и на четвертый день, уже не сомневалась: случилась беда. Даже не знала, что у меня такая буйная фантазия: я напридумывала столько катастроф, нападений, что стало дурно. Сидела в кабинете альфы, глядя на неподвижный гилайон с потухшим экраном. Вечерело. Дом опустел: слуги и экономка покинули поместье, Ральф давно спал, как и его нянька. Мотылек, случайно залетевший через окно, бился о горящую настольную лампу. Я наблюдала за его мучениями, не в силах пошевелиться…

— Люц?!

Подняла глаза. В дверях стоял Карнеро. Живой, здоровый, даже не похудевший! Я закрыла лицо руками, пытаясь не разреветься.

— Люция?! — Стах присел рядом на карточки, коснулся моих колен. — Ты чего?

Оборотень едва удержался на ногах, когда я повисла на нем.

— Ну, ну! Что это на тебя нашло?

— Как так можно?! Исчезнуть на четыре дня без предупреждения! Почему ты не позвонил? Трудно гилайон из кармана достать?! — набросилась я на волка.

— А разве я должен тебе отчитываться?

Словно тряпкой по зубам! Так тебе, Люська! Ты у нас кто? Любовница? Знай свое место!

Я клацнула зубами:

— Извини!

Хотела встать, но Стах не позволил:

— Скажи, почему я должен был позвонить тебе?

— Ты не должен был. Прости, я забылась.

— Люц, я жду!

Закрыла глаза:

— Я волновалась.

— Почему?

— Как почему, Стах?! Мы живем вместе!

— И что? Два года назад ты бы и ухом не повела. Да что там два года! Еще год назад, ты порадовалась бы, если бы я не вернулся. Может, всхлипнула пару раз у поминальной крады — и все, — оборотень своим взглядом держал меня. — Что сейчас изменилось?

— Я не знаю!.. Я не думала!

— А ты подумай! — мужчина уперся руками в подлокотники кресла, нависая надо мной.

Я задохнулась, когда его дыхание коснулось меня. Больше всего на свете хотелось прижаться и спрятаться у него на груди.

— …Почему, Люция?! Почему тебя так взволновало мое отсутствие? Почему ты переживала за меня?

Закрыла глаза, чувствуя, как земля уходит из-под ног.

— Потому что я люблю тебя.

— Повтори, — прошептал Стах.

— Я люблю тебя.

— Громче.

— Стах, хватит!

— Громче, я сказал!

И я все-таки разревелась. Но моего волка слезами не проймешь! Оборотень нашел мой испуганный взгляд и тихо попросил:

— Скажи это, пожалуйста!

— Я тебя люблю.

Его губы накрыли мои, лишая голоса, дыхания. А когда Стах посмотрел на меня, такого ликования на его лице я еще никогда не видела.

— Дошло, наконец?!

Прежде, чем я успела выругаться, он вскочил и поднял меня из кресла.

— …Я уже с Имболка заметил, что твое отношение ко мне поменялось. Что ты ищешь меня, не задумываясь, стараешься быть рядом. Что не просто принимаешь меня, а я тебе нужен. Всю весну за тобой наблюдал, — он говорил и быстро расстегивал пуговички моей блузки. Поцеловал в губы: — Но сколько я ни подводил тебя к мысли по-новому взглянуть на наши отношения, ты вставала на дыбы: нет, и все! Ты — нтле либисто! И мы с тобой только любовники!

— Стах, я…

— Я тебя люблю, идиетка моя упертая! Люблю до дрожи, до боли в груди! — перебил меня мужчина. — Я могу представить свою жизнь какой угодно, но только вместе с тобой!

Я во все глаза смотрела на него. Оборотень поцеловал меня в висок:

— Ты любишь меня?

— Да.

— Да будет так! — Карнеро вновь склонился надо мной.

От резкой боли я закричала, изо всех сил отпихивая оборотня. Но он уже сам меня отпустил. На губах моя кровь и взгляд довольный-довольный.

— Стах, ты что сделал? — от шока голос сорвался на хрип.

— Ты моя пара, Люция! Отныне и до самой смерти, пока Грани не позовут меня.

Этот ненормальный волк поставил мне брачную метку?! Объявил всем о своем выборе?!

Стах сел в кресло и усадил меня себе на колени.

— Поставишь метку мне?

Я, выражаясь молодежным сленгом, выпала в осадок.

— Стая не одобрит.

— Причем тут стая? Не о ней речь! Люц, я тебе нужен?

— Вовремя спросил! — не удержалась от смешка, касаясь укуса на шее.

Карнеро нахмурился, и я улыбнулась:

— Конечно, нужен!

— Тогда кусай! — он расстегнул рубашку, оголяя основание шеи.

Я потерлась носом о теплую кожу, вдыхая родной запах. Лизнула, чувствуя, как каменеют мышцы под руками, и решилась. Зубы легко проткнули кожу, в рот потекла кровь альфы.

— Лизни так, чтобы твоя слюна попала в место укуса, — велел оборотень.

Я все сделала, испытывая какой-то необычайный подъем, привязывая этого мужчину к себе навсегда. По довольному взгляду Стаха поняла, что он чувствует примерно то же самое. Воротничок блузки больно прошелся по ранке. Волк, наверное, понял это по моему лицу. Привлек к себе и стал осторожно зализывать укус. Я прикрыла глаза.

— Что теперь?

— Спать. Устал как собака. Честно, даже на секс сил нет. Утром поговорим, хорошо?

Стах действительно устал, спал долго, как никогда раньше. В этот раз я проснулась первой, а он даже не открыл глаза. На цыпочках подошла к окну, опустила шторы, возвращая в спальню полумрак. Посмотрела на свою пару, на брачную метку, красным цветком распустившуюся на шее волка, и тихонько вышла.

Пенка с поклоном встретила меня.

— Доброе утро!

Я оторопела:

— Ты чего?

— Вы теперь альфа!

Реальность, что называется, наваливалась.

— … Вам будет трудно, Люция. Да, стая признала вас как волчицу, как гамму. Но как альфу… — экономка с сомнением покачала головой.

Я вынуждена была согласиться с ней.

А оборотница повторила:

— Будет трудно. Альфа не потерпит пренебрежения к своей паре. А еще эти постоянные угрозы со стороны отступников… Это раньше вы почти из дома не выходили, а сейчас должны будете посещать светские мероприятия.