Легенды рябинового леса

ГЛАВА 6. ДОЧЕРИ И МАТЕРИ

Распаковав свои вещи, я поехала с Айлен в торговый центр, чтобы купить Каджике мобильный телефон. Конечно, я ей этого не сказала. Я сказала ей, что мне очень хочется пиццы, а Ломбарди в торговом центре готовил самые лучшие кусочки.

На обратном пути в город Айлен спросила, можем ли мы заехать к Стелле домой.

— Я звонила ей раз шесть, а она не берёт трубку. Я просто хочу попрощаться.

Я так сильно прикусила губу, что была почти уверена, что у меня пошла кровь. Но это лучше, чем кричать. От одного упоминания имени Стеллы мне захотелось закричать. Я ненавидела её за то, что она украла мою книгу, за то, что лгала мне, за то, что использовала меня, и за то, что всю жизнь притворялась подругой, когда ей было наплевать на мою семью. Впервые в жизни мне стало жаль Фейт.

К тому времени, как мы свернули с шоссе в сторону Роуэна, небо стало алым. Вместо того чтобы повернуть налево к кладбищу, я свернула на дорогу, которая вела мимо старого дома Блейка, и доехала до самого тупика.

Дом Стеллы представлял собой двухэтажное кирпичное строение, увитое плющом. Это был один из самых красивых домов в Роуэне, с пейзажным бассейном и ультрасовременным домиком у бассейна, который перешёл Фейт, когда ей исполнилось пятнадцать. Она устраивала лучшие вечеринки в этом домике — в чём я никогда ей не признавалась.

Я проводила Айлен до входной двери, хотя и не думала, что Стелла будет дома. Конечно же, никто не открыл дверь.

— Фейт сказала мне, что её не было в пекарне, — Айлен обошла дом сбоку. — Стелла, — крикнула она. — Стелла!

Я последовала за тётей вокруг кирпичной стены, мимо каменного двора с причудливой мебелью из тикового дерева и уличной трубой. Пока Айлен вглядывалась в стеклянные двери, ведущие в просторную бежевую гостиную, я отступила, чтобы осмотреть второй этаж. Я наполовину ожидала, что на меня взглянет чьё-нибудь лицо, но на меня смотрело пустое пространство.

Я держала пари, что Стелла была в Неварре.

С Грегором.

С моей книгой.

Когда мы направились обратно к машине, Фейт приехала на своей. Она припарковала свой белый внедорожник рядом с нами, ключи от машины болтались в её сжатом кулаке. Её длинные янтарные волосы были собраны сзади в тугой конский хвост, отчего её челюсть казалась шире. Я задавалась вопросом, почему эта деталь её анатомии удивила меня. Не то чтобы я никогда не видела её с поднятыми волосами, не так ли?

Когда она подошла к нам, её голубые глаза сузились до щёлочек. Она обратила их сначала на меня, а потом на мою тётю. Я очень сильно ненавидела Стеллу, но была благодарна, что она не рассказала дочери о своём наследии, хотя мне было интересно, почему. Беспокоилась ли она о том, что её дочь, будучи более чистой фейри, окажется сильнее, чем была она, или она защищала Фейт от изучения этого параллельного мира?

— Мамы нет дома, если ты здесь из-за этого, — голос Фейт был таким же напряжённым, как и её застёгнутое на молнию белое пуховое пальто. Плохо сидящий жакет образовал несколько складок на груди, ткань сдавливала тело. Либо это была очень старая куртка, либо Фейт сделала операцию на груди ещё в Нью-Йорке.

— Ты не знаешь, где я могу её найти? — спросила Айлен.

— Может быть, в Тимбукту.

— Тимбукту? Зачем ей туда идти?

— Я сказала "Тимбукту" так, как могла бы сказать "Багамы". Она никогда не говорит мне, куда едет. Никогда не приглашает меня с собой.

— Это потому, что она пытается познакомиться с мужчиной, дорогая, и она не думает, что брать с собой дочь — это очень здорово.

— Значит, по сути, мама — секс-туристка средних лет? Это просто здорово.

— Нет. Это не…

Фейт повернулась спиной и достала ключи. Ничуть не смутившись, моя тётя обошла её и положила руку ей на плечо. Хотя она и не оттолкнула Айлен, спина Фейт напряглась.

— Дорогая, это прозвучало неправильно.

— Ты думаешь?

— Я просто подожду в машине, — сказала я им.

В моей жизни было достаточно драмы; мне действительно не нужно было добавлять что-то ещё. Плюс Фейт была силой, с которой приходилось считаться, если она думала, что ты подслушиваешь или вмешиваешься. Я была там, сделала это — однажды я спасла её от того, что она подавилась куском мяса. Вместо того чтобы поблагодарить меня, она обвинила меня в том, что из-за меня у неё на ребрах синяк. Маленькая, злая часть меня сожалела о том, что вмешалась в Мать-Природу. Неужели это сделало меня ужасным человеком? Возможно. Более ужасной, чем Фейт? Скорее всего, нет.

Я вернулась в "Хонду" и открыла пакет с новой сим-картой и телефоном, которые купила Каджике. Когда я включила телефон и сунула карточку внутрь, в сумке Айлен что-то звякнуло. Я вообразила, что это одна из её дочерей пытается дозвониться до неё. Когда он снова зазвонил, я положила телефон охотника себе на колени и достала телефон Айлен.

Что, если Стелла была тем человеком, который писал моей тёте?

Вряд ли. Это была одна из подруг моей тёти. Она прислала свою фотографию с огромной подписью "маргарита": "Боже, это бомба из всех текиловых бомб". Мой палец, должно быть, коснулся экрана, потому что мне было предложено ввести шестизначный код доступа Айлен. Любопытно посмотреть, насколько хорошо разбирается в безопасности моя тётя, и я ввела день её рождения. Сюрприз, сюрприз, это был её пароль.

Это привело меня прямо к их теме сообщений. Я уже собиралась выключить телефон, когда увидела фотографию, которую она сделала с Эйсом в верхней части темы. Я была удивлена, что он появился на фотографии. Эйс не вампир, напомнила я себе. Он не нежить. Он даже не был мёртв. Я задавалась вопросом, появится ли Каджика на фотографии. Эта мысль пробрала меня до глубины души.

Я сосредоточилась на картинке. Эйс не светился. Примечание для себя: волшебный огонь не появляется на снимке. Я взглянула в пассажирское окно. Фейт и Айлен всё ещё разговаривали. Судя по напряжению, исказившему черты лица Айлен, я вообразила, что Фейт перечисляет все ужасные поступки Стеллы. И снова я почувствовала укол жалости к своему заклятому врагу. Моя мать была такой, какой должна быть мать: заботливой, щедрой, честной, отзывчивой.

Голос Фейт стал громче. Она что-то крикнула тёте. Что-то про непонимание. Айлен попятилась. Я сунула телефон обратно в её сумку как раз в тот момент, когда она распахнула дверцу машины.

— Так что же твои друзья подумали о той фотографии, которую ты сделала с Эйсом? — спросила я, чтобы отвлечь её от мыслей о Фейт.

Она фыркнула, пристегиваясь ремнём безопасности.

— Они завидовали, что я познакомилась с ним. Он редко позирует для фотографий, — проворчала она. Я знала, что её отсутствие волнения было связано только с её разговором с Фейт и никак не связано с её фотосессией с Эйсом.

— Ты можешь показать её мне? — спросила я, отъезжая от тротуара.

Она кивнула. Её дыхание выровнялось. Она набрала свой код и вывела картинку.

— Тебе не следует указывать свой день рождения в качестве пароля, Айлен.

— Я знаю, но у меня такая дерьмовая память, что я могу забыть любой другой пароль.

Я взглянула на экран.

Она провела пальцем вправо, к следующей картинке.

— Я забыла послать тебе вот это! — это был снимок её и папы на озере. Должно быть, они сделали его, пока я была в Бостоне. Папа улыбался. Он мог бы подумать, что Айлен была проблемой, но, по крайней мере, она была приятной проблемой. Внезапно она вздохнула и начала печатать.

— Всё в порядке? — спросила я её.

— Сати хочет пойти в торговый центр со своими друзьями в эти выходные, но она не хочет, чтобы её сестра приходила. Что я должна делать?

Я ничего не сказала, потому что, во-первых, я не думала, что она действительно хотела моего совета, а во-вторых, я, честно говоря, не знала ответа.

— Мама часто жаловалась на меня? — спросила я вместо этого.

— Твоя мама слишком сильно любила тебя, чтобы жаловаться на тебя. Ты была её идеальным ребёнком.

Подобно тому, как один лист мяты может придать аромат кувшину с водой, любовь моей матери ко мне изменила её впечатление обо мне. Она думала, что я идеальна… Мама была слепой. Ослеплённой любовью.

Мы забрали сумки Айлен из дома, а затем отправились в аэропорт. Во время поездки Айлен рассказывала мне истории о них в детстве. Ну, когда Айлен была ребёнком, а мама — подростком. У них была разница в возрасте семь лет, так что самые ранние воспоминания Айлен начались, когда маме было тринадцать. Она рассказала мне о том, как у мамы впервые начались месячные. Как она завидовала. Поэтому мама дала ей макси-прокладку, и Айлен надела её.

— Нова была лучшей сестрой, — она смахнула слезу с глаз. — Знаешь, однажды она повела меня на вечеринку у костра на пляже. Она не должна была приводить меня, но у неё были обязанности няньки, а не хотела пропустить. Нова, должно быть, много выпила той ночью, потому что в какой-то момент она увидела, как Астра запирает пекарню, и спросила её, что она нанесла на свою кожу.

Я нахмурилась.

— Что она нанесла на свою кожу?

— Нова сказала, что она светилась.

Я сглотнула так быстро, что подавилась слюной, которая перешла в приступ кашля.

— Ты в порядке?

Я кивнула.

— Что сказала Астра?

— Она спросила Нову, сколько пива она выпила, — ухмыльнулась Айлен. — Нова так боялась, что Астра расскажет маме…

Когда я свернула на полосу "поцелуй и лети", чтобы высадить Айлен, моё горло сжалось и разжалось. Я вытащила её чемодан из багажника и подкатила его к ней. Мы обнялись. Она заставила меня поклясться посылать ей новости и сообщать, если она мне снова понадобится.

— Постарайся навестить меня в Аризоне, хорошо?

Я кивнула, когда она притянула меня к себе для ещё одного объятия. От неё пахло цветами анжелики и нагретой солнцем малиной — любимое сочетание варенья бабушки Вони. Айлен поцеловала меня в последний раз, а затем повернулась к оживлённому терминалу и вошла внутрь. Я уже собиралась вернуться в свою машину, когда моё внимание привлекло свечение нечеловеческой кожи.

У входа в аэропорт стоял фейри. Я никогда его раньше не видела. И это — он — смотрел прямо на меня.