Легенды рябинового леса

ГЛАВА 28. НЕНАВИСТЬ И ЛЮБОВЬ

— Мне очень жаль, — сказал Эйс.

— Почему ты извиняешься?

Я не отводила взгляда от салфетки, которую комкала на коленях. Я не смела отвести от неё взгляд. Я была уверена, что если я посмотрю вверх, Эйс увидит, как меня пожирает тоска. Что бы он ни разжёг во мне, всё ещё шевелилось, как змея, в моей сердцевине, всё ещё скользило по моим венам, распространяя ядовитое желание.

— Я должен был остановиться раньше, — тихо сказал он.

— Ты имеешь в виду, до того, как я выставила себя ещё большей дурой?

— Ты не выставляла себя дурой.

— Я погладила твою ногу.

— Большинство женщин стояли бы на коленях под столом. Ты сопротивлялась мне.

Я была почти уверена, что тон моей кожи соответствует моему платью.

— Я не чувствовала себя очень стойкой.

Он отодвинул свой стул под маленький столик и наклонился вперёд.

— Почему ты хотела, чтобы я использовал это на тебе? — его хриплый голос творил со мной самые разные вещи.

Я нервно облизнула губы.

— Я просто… просто хотела посмотреть, будет ли это так же, как капсис Борго и Круза.

— И?

Я поёрзала на своём сиденье, сосредоточилась на тихой музыке, играющей на заднем плане, и пожелала, чтобы щупальца кондиционера охладили его яд. Ничто из этого не уняло беспорядочный огонь, потрескивающий, как поп-рок, в моих конечностях.

— Это было то же самое, — солгала я.

— Действительно? — одна из его бровей взлетела вверх.

— Почему это удивительно?

Его голова была в нескольких дюймах от моей.

— Потому что каптис — это как отпечаток пальца. Нет двух фейри, обладающих одним и тем же. И это, конечно, не влияет на всех людей одинаково. Конечный результат, однако, одинаков — мы пробуждаем похоть или любовь, в зависимости от того, чего мы добиваемся, — но контроль, сила, прогрессия, точность — всё это очень отличается. Так что, если это было похоже на то, что Борго и Круз сделали с тобой, то либо я теряю хватку, либо ты лжёшь.

Одна его рука исчезла под столом, легко опустившись на моё колено. Я дёрнулась, адреналин пронзил меня. Он медленно скользнул вверх, поднимая шёлковый подол моего платья выше, сжимая его в своих обжигающих пальцах.

— И, — прошептал он, его голос ласкал мою шею, как пёрышко, — как только фейри перестанет им пользоваться… — его рот, казалось, приблизился к моей челюсти. Я отвернула лицо. Его дыхание коснулось раковины моего уха. — Как я перестал…

Я повернула к нему лицо. Он не остановился. Он играл со мной, видя, как далеко он может меня подтолкнуть.

— Эффект. Пропадает. Точка.

Я вцепилась в его руку, останавливая движение его пальцев, и пристально посмотрела на него. Эмоции бурлили внутри меня… гнев, ненависть, страх, желание и смущение. Они все были на месте, хлестали меня, как будто я ещё не опустилась. Мои глаза горели вместе с моей рукой… вместе с его ладонью, которая всё ещё была на моём бедре. Я закрыла глаза. По щеке скатилась слеза. Стыд побеждал, расплющивая моё больное эго. Он поднёс свободную руку к моему лицу, смахнул слезу, затем перевернул ладонь, переплёл свои пальцы с моими дрожащими и крепко сжал.

— Кэт, почему ты плачешь?

— Я подавлена, — прошептала я.

Он заправил прядь волос мне за ухо.

— Почему?

— Потому что я так жалко слаба.

— Потому что ты не можешь сопротивляться каптису? Я никогда не видел никого, кто мог бы. И, как я уже сказал, ты сопротивлялась мне. Меня никогда никто так сильно не отталкивал.

— Ты просто говоришь это, чтобы заставить меня чувствовать себя лучше.

— Нет, это не так, — он взял меня за подбородок. — Посмотри на меня, Кэт.

Я неохотно посмотрела на него.

Его кадык дёрнулся.

— Вчера на крыше, — его лицо омрачилось неуверенностью, — ты бы действительно предпочла прыгать?

Я удивлённо отпрянула, и мои пальцы перестали дрожать.

— Я чувствовал, что между нами что-то есть, но до прошлой ночи, когда ты попросила меня прекратить использовать капсис на тебе, я думал, что всё это было в моей голове.

Мой желудок затвердел и запульсировал, как будто моё сердце переместилось вниз.

— Прошлой ночью я не использовал каптис. Я никогда не использовал его на тебе. Никогда бы не осмелился, — улыбка приподняла уголки его рта на самую короткую секунду. — Тот факт, что ты что-то почувствовала, заставил меня задуматься, возможно, это было не всё в моей голове. Если, возможно, это было и в твоей.

Я опустила глаза на стол. В чёрном лаке я видела, как мои ресницы слиплись от слёз.

— А потом сегодня вечером ты просишь меня использовать это на тебе. А теперь ты даже не можешь посмотреть на меня. Поэтому я спрашиваю, какого чёрта мы делаем?

Его большой палец погладил внутреннюю сторону моей ладони. Так же, как он сделал вчера на крыше. Я снова подняла на него глаза. Они светились беспокойством.

— Я делаю то, что у меня получается лучше всего, — медленно сказала я.

На его горле пульсировала вена.

— И что это такое?

— Я влюбляюсь не в того человека.

Его зрачки пульсировали.

— Кто был бы подходящим человеком? Охотник?

Резкость его тона заставила меня ахнуть.

— Нет.

— Тогда кто был бы подходящим человеком?

— Человек, который не связан.

— Я не связан.

Я заставила его замолчать пальцем.

— Мужчина, который не испытывает отвращения ни к одной части меня. Огромной части меня.

Его большой палец замер на моей ладони, но он крепче сжал мою руку в своей.

— Я не испытываю. Я просто не знаю, что…

— Мужчина, который не относится к женщине как к чужой добыче.

— Это несправедливо. Ты бросаешь мне в лицо всё, что я когда-либо говорил тебе.

— Мужчина, который не думает, что фейри, любящий охотницу, самая мерзкая вещь в мире.

— Когда я…

— Борго и Ишту. Я слушаю, Эйс. И я учусь. Медленно. Но я учусь. Поэтому я могу сказать тебе с абсолютной, непоколебимой уверенностью, что мы совершенно не подходим друг другу. Что в конечном итоге мы причиним друг другу гораздо больше боли, чем будем любить друг друга.

Его губы сжались.

— И попробуй сказать мне, что я ошибаюсь, — сказала я.

Он отпустил мою руку. Она безвольно упала мне на бедро. А потом он отпрянул от меня.

— Ты, очевидно, составила своё мнение обо мне.

Он сделал знак официанту, его движение было резким.

— Не могли бы вы принести нам остальную еду, или все ваши повара на перекуре?

Официант поспешил прочь.

— Не срывайся на нём, — сказала я.

— Я вымещу это на том, на ком, чёрт возьми, захочу выместить это.

Его гнев вспыхнул, как у ребёнка. Ему было больше ста лет, у него было гораздо больше женщин, чем я когда-либо могла себе представить, возможно, кто-то на этом пути отверг его — хотя я в этом сомневалась — и всё же ему было больно.

— Ты сам сказал, что тебя тянет не к тем людям, — напомнила я ему. — Я избавляю тебя от ещё одной неприятной связи.

— Не смей перекладывать это на меня.

Он покачал головой, и прядь волос, намазанных гелем, упала ему на глаза. Он отвел её обратно.

— Мы оба говорили друг другу обидные вещи. Ты обвинила меня в убийстве, чёрт возьми. Как ты думаешь, что я при этом почувствовал? Это так разозлило меня, что я остался в Неверре. Но я простил тебя, потому что знал, что ты говорила из страха, и ничто из того, что я делал до этого момента, не заставило тебя доверять мне.

Мой желудок скрутило узлом.

— Посмотри на нас, Эйс. Перестань болтать и посмотри на нас. Мы уже причиняем друг другу боль.

Он пристально посмотрел на меня, а затем вскочил со своего места и выбежал из ресторана. Я оглянулась на стол, где официант расставлял тарелки с прекрасной едой, но ничто меня не привлекало.

Я попросила счёт. Подписала его, даже не взглянув на сумму, затем оттолкнулась от стола и встала на дрожащие ноги. Я поехала на лифте обратно на свой этаж, желая, чтобы эта ночь никогда не случалась, желая, чтобы мы с Эйсом могли вернуться туда, куда мы пришли несколько дней назад. Это было хорошее место. Безопасное место. Место, где желание и боль были недопустимы. Где сердца не могли быть растоптаны.