Шип и хаос. Факультет отверженных

48

Вечером я долго не могла уснуть и сверлила взглядом ни в чём не повинный потолок. Я боялась думать, поговорила ли Урса с деканом или слова были брошены ею для моего успокоения. Хотела ли я, чтобы кто-то обсуждал с Гастоном мои чувства? Наставница ничего не сказала, когда все готовились ко сну.

События дня продолжали терзать душу. Мерзавка Элизи мечтала очернить Гастона в моих глазах, но добилась совсем иного: я увидела жизнь и поступки Эссара яснее и понятнее. Как, должно быть, страшно снова впустить кого-то в сердце, помня прошлое!

Наверное, Урса права и я должна бороться за свои чувства. У отверженных не так уж много времени на счастье. Жизнь мага хаоса непредсказуема и полна испытаний. Каждый желал бы успеть урвать у злой судьбы лоскут удачи, испробовать все доступные радости. Чем же я и Гастон хуже?

Поглядев в темноту парка за окном, я поднялась и, набросив халатик, выскользнула за дверь спальни. Все знали, что декан допоздна засиживается в кабинете за работой. Гастону придётся выслушать меня, я же была готова на многое, чтобы доказать, что мои чувства настоящие.

Шагая по тихой галерее, тускло освещённой хаотитовыми лампами, я была уверена — я люблю Гастона Эссара. Я не представляла, как иначе назвать это странное и волнующее чувство, от которого щемило сердце: быть рядом, чувствовать тёплый и внимательный взгляд, прикасаться просто потому, что не можешь иначе. Я могла думать только о Гастоне.

Поднимаясь по лестнице, я вспомнила о Жюли. Бедная девочка попала в лапы Свана, а мечтала о любви как и я. Сразу запылали уши: студентка в одном халатике пробирается ночью в комнату к декану. Какой бы дерзкой я ни желала казаться, но наедине с собой всё равно оставалась неопытной девчонкой.

— Он выставит тебя за порог, глупая, — тихо сказала я. — Я только взгляну на него, скажу несколько слов, — убеждала я себя.

Голос прозвучал неуверенно. Нужно больше напористости, когда я заговорю с Эссаром.

Дверь оказалась приоткрыта. За тишиной и полумраком в кабинете я не услышала ни единого шороха.

«Исполни возможное будущее», — говорил Лиль.

Помешкав пару секунд, я решилась...

Эссар, откинувшись в кресле, сидел за столом, лицо суровое и бледное, глаза прикрыты. Один горящий кристалл в лампе, потухший камин, портьеры на окнах задёрнуты. Я испугалась, что раны дали о себе знать и Гасу плохо, но поборола желание немедленно кинуться к нему.

Он спал чутко и услышал мои шаги. Затуманенный дремотой взгляд быстро прояснился, но наполнился тревогой и болью.

— Кирсти? Что-то случилось?!

— Да, — коротко, на выдохе ответила я.

Гастон пружинисто подскочил, молнией ринулся к выходу.

— Идём! Расскажешь по дороге!

Он готов был действовать немедленно. Я же сделала шаг вперёд, закрыла дверь и привалилась к ней спиной.

— Кирсти? — замедлившись, Гас устало опустил плечи.

Я заметила, как напряглись мускулы под тканью рубахи. Эссар выглядел совсем по-домашнему, непривычно вольно, сюртук висел на спинке кресла. Так хотелось обнять, услышать стук сердца.

— Гас… Я люблю тебя. И знаю… — У меня заплетался язык. — Я знаю, почему ты хочешь уничтожить наши чувства.

Я действовала наугад. Гастон не делал откровенных признаний, поэтому я могла только догадываться, об истинных мыслях: по взглядам, вздохам, поцелуям, когда я вытащила его из мёртвого сна.

Гастон быстро поборол растерянность, брови приподнялись в фальшивом удивлении.

— Чувства?

Мне придётся сделать ему больно. Другого выхода я не видела.

— Я знаю про Адаль.

Он пошатнулся, словно я его ударила. Уверена, никогда и ни с кем он не говорил о том дне, когда собственной рукой пронзил сердце любимой. Это отравляло и сжирало Гастона изнутри. Скоро от него совсем ничего не останется. Одна пустая оболочка. Я ощущала себя лекарем, вскрывающим старую, нарывающую рану. После он возненавидит врача, но больному должно стать легче.

— Урса не умеет держать язык за зубами, — со злостью выпалил он. — Ещё и раздаёт непрошеные советы. Они с твоим приятелем фейри сегодня, как сговорились. Нахальный мальчишка!

Гастон вернулся за стол, буквально упал в кресло и сжал подлокотники так, что побелели костяшки пальцев. Дар в груди разгорелся яростным огнём. Одной лаской здесь не справиться. Во мне вспыхнуло не меньшее пламя. Я встряхну упрямца, пусть это и будет нашим последним разговором.

— Ты произнёс имя Адаль в бреду, — заступилась я за наставницу. — Лиль говорил обо мне? Так лучше! Ты знаешь, что пытаешь не только себя? — с напористостью Дикого шипа сказала я. — В чём наши друзья не правы?! Они беспокоятся о тебе, любят. И я люблю! Не могу смотреть, как ты добровольно загнал себя в могилу и лично положил сверху надгробие. Как похоронил у подножия богини Глунадр! Адаль не приняла бы такую жертву! Она хотела, чтобы ты не только боролся с врагами, но и жил!

— Откуда тебе знать, какой была Адаль?! — Он еле произнёс имя жены, будто оно обожгло ему губы.

Я держалась дерзко, видела, что каждое моё слово достигло цели. На лице Гастона гнев сменялся болезненным горем, а горе недоумением и растерянностью.

— А разве не так? — колко переспросила я. — Любящая женщина не может желать иного для своего мужа. Не любишь меня — не люби! Мне будет очень больно, но я справлюсь. Я Дикий шип и не стану навязываться, умолять о внимании. Только живи, а не хорони себя заживо!

Гастон дёрнулся, подался вперёд: в потемневших глазах бушевала ярость, губы дрожали.

— Я люблю тебя, Кирстен Шип! И не знаю, что мне делать с этой любовью. — Широким взмахом руки он снёс со стола бумаги. — Мы боремся за свободу и смотрим смерти в лицо. Я не из камня, кто бы что ни думал! У меня есть сердце, и оно разрывается от мысли, что снова всё рухнет. Второй раз…

— Ничего не повторится, Гас! — Поддавшись порыву, я бросилась подбирать разлетевшиеся листы.

Зачем? Не знаю. Ноги тряслись, а внутренности скрутило спазмом. Я всё испортила. Гастон выгонит меня, не простив, что я вырвала из него признание.

Осознав бесполезность метаний, я тихо присела возле его ног, обхватила кольцом рук за талию, положила голову на колени, показывая, что уходить не собираюсь. Пусть попробует оторвать от себя. Он же словно обмяк, расслабился после взрыва эмоций.

— Мне пришлось убить Гастона Эссара, чтобы суметь убить Адаль, — сказал он, осторожно коснувшись моих волос. — Я мёртв, Кирстен. Ты полюбила мертвеца.

Пронзённая состраданием, вскинула голову, прильнула к груди Гастона.

— Ты живой. Живой! — быстро и горячо прошептала я, потянулась к горячим губам.

Целовала и каждую секунду ждала, что он оттолкнёт, прогонит, но Гастон ответил на поцелуй, притянул к себе.

— Разве это губы мёртвого человека? — вдохновлённая первой удачей, я погладила Гаса ладонями по лицу.

И он прикрыл глаза, отдаваясь моей нежности. Я не остановилась, продолжила целовать Гастона и шептать слова, которыми было полно сердце.

— Твои губы так хотят поцелуев. — Я словно заклинала сам хаос. — А руки, сжимающие меня в объятиях… Разве это руки мертвеца? Твоё сердце бьётся и желает любви. И я желаю любить тебя и быть любимой тобой.

— Иди ко мне, — прохрипел Гастон и завладел моими губами.

Я услышала, как неистово бьётся сердце мага. Гас подтянул меня к себе на колени, обнял так, что, казалось, вот-вот затрещат косточки. Поцелуй был долгим и жарким. Закружилась голова. Минута за минутой, и я таяла будто масло рядом с пламенем, цеплялась за Гастона, чтобы не сорваться в неведомую бездну.

Наконец, Гас позволил нам обоим дышать, но продолжил касаться губами моих висков, скул, шеи. Иногда он прихватывал ртом мочку уха, отчего из глубины тела поднималась огненная волна, ударяла в грудь и голову, окончательно лишая меня воли.

Гастон потянул за завязки халатика, под которым была лишь коротенькая рубашка из грубой ткани. Я замерла, еле прикрытая грудь вздымалась от тяжёлого дыхания. Сейчас всё произойдёт. Радость и волнение закружили меня, затягивая в омут. Я чувствовала, что преград больше нет.

— С первого дня знал, что ты станешь моей слабостью, — отрывисто сказал Гас, уткнувшись мне в ямку между ключицами, целуя, спустился ниже.

От его ласк я покрывалась мурашками и одновременно плавилась как от летнего зноя. Моё тело требовало большего, желая раскрыться для Гаса. Я застонала, запустила пальцы в волосы на затылке любимого. Гастона трясло от желания.

— Чувствую себя юнцом, у которого всё впервые.

— Пусть эта ночь будет, — выдохнула я, подталкивая Гаса к следующему шагу.

Он поднялся и на руках понёс меня в спальню.