Кровь и туман

— Нет. Марья сказала — твои.

Здесь у меня есть не только семья по крови, но и та, которую я выбрала сама. Длинными бессонными ночами мне казалось, что я буду готова пойти на любые изощрения, лишь бы только вернуть себе свою жизнь до прыжка во времени, но теперь, когда моя новая история заполняется всё большим количеством имён людей, чьих жизней я когда-либо коснулась, я понимаю, что деваться больше некуда.

Я дам шанс этому настоящему, и кто знает, может Вселенная, заметив, что я играю по её правилам, позволит мне наконец перестать бояться и снова начать жить? * * *

— И куда мы идём? — спрашиваю я.

В одной ладони Власа моя рука, в другой — здоровенная клетчатая сумка. На губах — сладкая, немного коварная, но безумно обаятельная улыбка.

— В твоё любимое место, — отвечает он.

Мы выходим на улицу. Я поднимаю глаза на небо, и у меня разом пропадает весь воздух в лёгких. Звёздное, освещённое почти полной луной, оно выглядит по-сказочному нереальным.

— Идём.

Влас тянет меня за собой, и чем ближе мы подходим к пожарной лестнице, тем тяжелее мне становится перебирать ногами.

Кажется, я догадываюсь, какое место любит здешняя Слава.

— На крышу? — с надеждой на отказ уточняю я.

Влас кивает. В панике я сильнее стискиваю его пальцы.

— Знал, что тебе понравится, конечно, но ты мне сейчас что-нибудь сломаешь, если не ослабишь хватку, — всё с той же улыбкой произносит Влас.

Я разом разжимаю все пальцы. Влас выходит чуть вперёд, чтобы ступить на лестницу первым. Я слежу за тем, с какой лёгкостью и непринуждённостью он перебирает ржавые ступеньки в своих чёрных кожаных сапогах, и с каждым его шагом во мне всё с большей прогрессией возрастает желание убежать.

— Слава? — окликает меня Влас.

Чтобы поднять голову и взглянуть наверх, мне требуется приложить немало усилий. Влас преодолел уже полпути, пока я всё ещё топчусь на месте. Не удивлюсь, если раньше я бежала на крышу быстрее его — именно поэтому, должно быть, сейчас он так удивлён.

— Уже поднимаюсь, — я салютую Власу оттопыренным в кулаке большим пальцем. — Уже в пути, блин, — добавляю себе под нос. — Сейчас, только парашют прихвачу и чиркну пару строчек в завещании.

Ноги и руки дрожат одинаково. Вместе с ними ходуном идёт лестница. Влас исчезает за краем крыши, и я наконец позволяю себе выругаться матом. Главное, не смотреть вниз. И наверх, пожалуй, тоже. И вообще лучше передвигаться на ощупь; так, по крайней мере, если я вдруг сорвусь, то пойму об этом не раньше, чем меня расплющит по земле.

Преодолевая пролёт за пролётом, я вспоминаю похожий вечер, когда собственноручно загнала себя на эту же лестницу в попытке проверить, не изменилось ли моё восприятие высоты после первой миссии. Тогда меня спас Бен. Здесь выкручиваться придётся самой.

Не знаю, сколько времени мне требуется на подъём, но я делаю больше перерывов, чем должна. Когда наконец оказываюсь на крыше, Влас уже расстелил клеёнку и плед, разложил скромный ужин, установил две переносные лампы. Теперь лежит на спине, сложив руки под голову, и разглядывает звёзды.

Стараясь не думать о том, что под нами сейчас четыре этажа, я иду к нему.

— Ты чего так долго? — спрашивает Влас, когда я устраиваюсь рядом.

Он переворачивается на бок ко мне лицом. Я не смотрю на него прямо, но чувствую его взгляд на себе.

— Мне позвонили, — неумело вру я. — Я остановилась, чтобы поговорить.

— Странно. Я не слышал мелодии звонка.

Я облизываю губы, удерживая паузу. Если скажу, что телефон на виброрежиме, то Влас сразу поймёт, что я блефую. Лучше просто промолчать.

— Я принёс фруктов, — Влас привстаёт на локтях. Я снова вторю ему. — И сыр с хлебом. И шампанское.

— Выглядит так, словно мы что-то отмечаем, — протягиваю я, оглядывая скромные, но вкусные на вид угощения. Власа моё выражение заставляет приподнять брови, и я спохватываюсь: — Что? Я и правда забыла про какую-то годовщину?

— Нет, — смеясь, отвечает Влас. — Мы празднуем твоё выздоровление.

Ну да, я же, типа, болела.

— Это очень мило.

Я улыбаюсь. Влас садится. Тянется ко мне, как я понимаю сразу, чтобы поцеловать. У меня две секунды на размышление.

Один. Хочу ли я, чтобы он поцеловал меня?

Два. Почему бы и нет.

Чуть наклоняюсь вперёд, наши губы находят друг друга. Я чувствую, что Влас уже успел попробовать шампанское, пока я поднималась.

— Я очень соскучился, — произносит Влас, едва отстраняясь. — Ты немного меня напугала, хотя сама знаешь — это очень непросто.

— Прости. Я не хотела.

— Я знаю, — Влас откидывается обратно на плед.

Нахмуренные густые брови и направленный в никуда взгляд; и вот передо мной словно тень Христофа. По телу пробегает дрожь, приносящая физический дискомфорт, но я держусь из последних сил, стараясь её перебороть. И чтобы это сделать, начинаю отмечать те, даже самые мелкие, различия, которые есть между Власом и Христофом; как внешние, так и внутренние.

Влас хороший. Влас никогда не сделает больно тем, кого любит. Волосы Власа совершенно не вьются. Влас чертовски мудр. На ладонях у Власа есть мозоли, как от поднятия тяжестей. Влас редко смеётся заливисто, предпочитая глухие, короткие смешки.

Влас. Влас. Влас. Влас. Я слышу, как кто-то раз за разом произносит его имя у меня в голове с одной и той же интонацией: нежной, с придыханием. Я любила его. Мне кажется, я любила его слишком сильно, чтобы сейчас не чувствовать совсем ни чего.

До Власа, — и это я точно знаю, — у меня не было парня ни в этом настоящем, ни в том, что пришлось оставить. Поэтому мне тяжело судить, действительно ли он такой хороший, или мне просто не с кем сравнивать, но… хочется верить, — и верится, на самом деле, без особого труда, — что мне, Славе Романовой из Дуброва, действительно очень повезло встретить парня, — чужой? — мечты.

— О чём думаешь? — спрашивает Влас.

Сейчас мы оба смотрим на небо, но он всё равно каким-то образом чувствует, что сейчас я нахожусь где-то ещё дальше этих созвездий.

— Обо всём по чуть-чуть, — честно отвечаю я.

— Например?

— Ну… — я привстаю на одной руке, поворачиваюсь, пытаясь взглянуть Власу в глаза. Он тихо посмеивается над тем, как я неуклюже, едва не падая, пытаюсь разместиться на животе. Наконец, складывая ладони вместе у него на груди и кладя на них подбородок, я спрашиваю: — Почему мы вообще вместе? Как ты меня выбрал?

Влас вопрошающе глядит на меня. Тени от ресниц падают ему на щёки.

— И ты решила поинтересоваться об этом после стольких месяцев?

— Просто я наверняка не самая умная, самая красивая, самая интересная из тех, кого ты встречал за всю свою долгую жизнь…

— Только не произноси эту цифру вслух, молю!

— Не буду, — смеюсь я. — Но тем не менее.… Насколько же низкие у тебя критерии?

Влас улыбается, и я чувствую сердцем, что раньше частенько видела эту улыбку: добрую, тёплую, как его объятья, и сладкую, как чёрный чай с двумя ложками сахара, который он так любит.

— Я не выбирал тебя, — отвечает Влас. — Я искал родственную душу. Поиск затянулся на целый век и был временами настолько сложен, что я… знаешь, когда встречал кого-то особенного, мне казалось, будто вот она — та самая золотая рыбка, которая волшебным образом превратится в …

— Это другая сказка, Влас, — смеюсь я. — Там была царевна-лягушка.

Влас морщит нос:

— Знаю, но лягушки противные.

— Вот то-то и оно. Золотые рыбки нравятся всем, потому что они красивые. А лягушки нравятся только тем, у кого проблемы со вкусом. Я — лягушка. Поэтому и интересуюсь, как так вышло, что меня к себе решил взять самый рьяный фанат золотых рыбок.

— Ты сегодня на занятиях головой не билась? — Влас вытаскивает одну руку из-под своей головы и ерошит ладонью мои волосы. — Странные разговоры ведёте, миледи.

— Миледи, — повторяю я. — В таких словечках есть что-то возбуждающее до тех пор, пока я не вспоминаю, каким веком от них попахивает.

Влас смеётся, и его задорное настроение передаётся мне лёгкими вибрациями в его мышцах.

— Возвращаясь к твоему вопросу…

— Забей, это была глупость, — я уже жалею, что вообще подняла эту тему, но Влас перебивает меня:

— Возвращаясь к твоему вопросу, — повторяет он настойчиво. — Давай просто сойдёмся на том, что мы были предназначены друг другу? Как того, кто был свидетелем зарождения сотен любовных историй, такой сюжет меня устраивает больше всех других. А тебя?

— Ну, — протягиваю я. — Думаю, с этим можно работать.

И вроде уже не так уж и неловко. И Влас кажется чем-то хорошо знакомым и родным, как возвращение домой после десяти лет путешествий в других странах.

Как возвращение домой… Дом.

Неужели возможность снова его обрести наконец маячит на горизонте?

Влас вздыхает и снова переводит взгляд в небо. Я же продолжаю разглядывать его самого. Не хочу, очень не хочу вспоминать Власа слабого, изнеможённого и находящегося под влиянием Христофа, но образ сам всплывает в голове, накладываясь на реальность искажённой маской.

Он был мучеником, несмотря на злодеяния. Всё, что он делал, было последствием, а не изначальной целью.

Я безоговорочно поверила ему уже тогда, несмотря на всех, кто был уверен в провальности моего мнения. Значит ли это, что мы с ним изначально понимали друг друга гораздо лучше остальных?

— Хватит так пристально на меня смотреть, — произносит Влас. — Лучше взгляни на небо. Сегодня оно как никогда красиво.

— Нет, — я, несмотря на неудобную позу и уже затёкшую шею, качаю головой. — Ты мне нравишься больше неба.

На мою глупость ответить Влас не успевает — его перебивает трель, доносящаяся из кармана моей куртки. Чтобы достать телефон, приходится выбраться из объятий и подняться на ноги.

На дисплее — имя Вани.

— Алло? — отвечаю я.

— Ты где? — голос запыхавшийся, а на его фоне ещё как минимум два, о чём-то разговаривающих наперебой.

— Что-то случилось?

— Да. И тебе лучше это увидеть.

Мне хватает с головой. Я виновато гляжу на Власа, продолжая выуживать из своего телефонного собеседника необходимые факты: где он будет меня ждать и что мне стоит взять с собой.

Влас тоже поднимается. Как только я сбрасываю звонок, он спрашивает:

— В чём дело?

— Задание, — отвечаю на удивление спокойно. Сую телефон обратно в карман. — Мы сегодня дежурная команда, а я совсем забыла.

— Мне пойти с вами?

— Зачем? — уточняю я с осторожностью. — Не бери в голову, это обычный вызов, может даже ложный.

— Тогда почему ты так взволнована?

Разумеется, это он заметил. Как же иначе.

— Я не взволнована, — говорю я. Касаюсь его предплечья. — Просто расстроена, что приходиться прерывать наше свидание.

Влас едва ли верит мне, и всё же свою помощь больше не предлагает.

Он так и остаётся стоять высокой, чёрной, мрачной, худой статуей посреди крыши, пока я исчезаю на ступеньках, в этот раз собирая в кулак не только мужество и силу воли, но и необходимость как можно скорее оказаться рядом с близнецами, которые могут не дождаться меня и попасть в неприятности.

У Вани был слишком обеспокоенный голос, чтобы проигнорировать это. * * *