Обаяние Джулиана Лефрея

Глава двадцать четвертая

Джозефина

Мир несправедлив, и я ненавидела это. Последнюю неделю я упорно искала ночную работу, но возвращалась с пустыми руками: без собеседований и ответных звонков. Знаете, кто получает работу в модной индустрии? Сыновья и дочери людей, вертящихся в модной индустрии. Я думала, будет шанс для меня. Думала, начну с самых низов и смогу доказать, что чего-то стою. Оказалось, что даже низы заняты рожденными в Верхнем Ист-Сайде. Если твое имя не украшает вывеску публичной библиотеки или не выгравировано бронзой над крыльцом больницы, скорее всего, у тебя недостаточно связей, чтобы получить достойную работу в Нью-Йорке. Это как самое большое в мире женское общество, и я определенно недостойна поручительства.

После двух месяцев жизни в Нью-Йорке, я так же сломлена, как и была после приезда. Каждая зарплата от Джулиана тратилась на оплату квартиры и студенческих займов, но этого не хватало. Даже близко. Я везде искала подработку. В идеале мне хотелось остаться в индустрии моды, и, работая в розничной торговле, я, по крайней мере, буду оставаться среди одежды. Я отсылала резюме всюду: «J. Crew», «Madewell», «Kate Spade», «H&M» — никому из них не нужен был человек, который может работать только по вечерам и выходным (девушки в «Baby Gap» рассмеялись, когда я спросила, смогут ли они подогнать мое рабочее расписание. Коварные сучки).

На моем банковском счете осталось пятьдесят долларов. Арендная плата истекала через три дня, плата за займ через четыре, и я проходила мимо китайского ресторанчика, из которого доносился изумительный запах, но не могла позволить себе зайти туда.

Лапша Ло Мейн за пятнадцать баксов? Люди что, ходят в туалет деньгами? Кто в наше время может себе это позволить?

— Ох, вау, какие красивые платья.

Я посмотрела на женщину, которая сидела рядом со мной в метро.

Ее вьющиеся волосы были распущены и спадали на плечи. Глубоко посаженные глаза были окружены морщинками, но губы были покрыты яркой красной помадой. Она расположила очки на переносице, и уставилась на чехлы на моих коленях.

Я последовала за ее взглядом, и нахмурилась.

Да, красивые. Мои любимые.

Я сжимала в руках пять элегантных дизайнерских платьев, которые собирала последние несколько лет в надежде, что найдется повод их надеть. Золотистое платье из переливающейся ткани практически умоляло меня изменить свое решение. Один раз я даже пыталась.

— Ты чей-то стилист? — спросила она. — Поэтому у тебя так много платьев?

Я покачала головой, пялясь на переливающийся материал в чехле.

— Нет, я собираюсь их продать.

Она ахнула.

— Но почему? Они такие красивые.

В груди все сжалось, и на мгновение я подумала, что вывалю все проблемы на незнакомого человека.

Я не буду плакать. Не буду. Я не буду плакать посреди вонючего вагона метро.

— Нет места в шкафу, — солгала я, чувствуя, что эмоции пытаются вырваться на поверхность.

Она рассмеялась, и покачала головой.

— Ха, жизнь богачки, я полагаю.

Я не потрудилась поправить ее.

Когда поезд остановился на моей станции, я перебросила чехлы с платьями через руку, чтобы они не волочились по бетону. Комиссионный магазин, который я выбрала, имел репутацию коллекционирования винтажных изделий. Я надеялась, что они оценят красоту платьев и предложат приличную цену.

Магазин располагался на первом этаже старинного кирпичного здания. Спереди не было витрины, и, если бы не маленькая табличка на дверях, я бы прошла мимо.

Я осторожно открыла дверь, чтобы платья не упали, и над моей головой зазвенел небольшой звонок, оповещая о моем присутствии. Пройдя через порог, я вдохнула запах парфюма. Оглядевшись, я поняла, что нахожусь в правильном месте. Точно так же, как магазин сладостей наполнен сладкими удовольствиями, комиссионный магазин содержит кропотливо отобранные находки. Целая стена была переполнена винтажными шарфами и бижутерией. Напротив стояла полка, до потолка усеянная дизайнерскими сумками. «Hermès», «Chanel», «Rebecca» «Minkoff», «Gucci» — все они были там, и я истекала слюной.

— Могу я чем-то помочь? — раздался тихий голосок, отвлекая меня от лицезрения рядов желанных сумочек.

Я подняла голову и увидела женщину маленького роста, которая сидела за прилавком на деревянном стуле. Ее ярко-рыжие волосы торчали во все стороны, а на шее висело несколько голубых бус. Черное платье немного скрывало хрупкость фигуры, и, подойдя ближе, я увидела ее морщинистые неухоженные руки, сложенные на коленях. Перед ней рядом с кассой стояла старая потрепанная швейная машинка, которая была виновата в том, как выглядели ее руки.

— Продаете это? — спросила она мягко.

Я перевела взгляд с ее рук к искренней улыбке и затем кивнула.

— Поднеси их сюда и позволь мне увидеть. Посмотрим, чего они стоят.

Когда я положила чехлы на прилавок, сбоку от ее швейной машинки, она сказала:

— Золотистое прекрасно.

Задумчиво встав со стула, она потянулась к стойке, чтобы удержать равновесие. Я тщательно изучала ее движения, задаваясь вопросом, сколько ей лет. Казалось, яркие волосы и добрый взгляд скрывали ее настоящий возраст.

— Могу я? — сказала она, указывая на верхушку пластикового чехла.

— Да, — ответила я, когда она потянулась, чтобы открыть ящик комода.

Она вытащила небольшую пару ножниц и схватилась за конец чехла. Мой желудок ухнул вниз, когда я увидела, как она разрезает пластик сверху-вниз, практически разрезая вместе с ним мое сердце.

— Да, я знала, что оно будет красивым, — сказала она, потянувшись к золотому платью, когда отложила ножницы на прилавок.

— Это «Monique Lhuillier», — сказала, указывая на ярлычок в доказательстве.

Она хмыкнула и вытащила платье, чтобы рассмотреть его.

— Да, оно красивое, но не в лучшем состоянии.

Верхняя часть лифа была покрыта бисером, и я изо всех сил старалась сохранить его в лучшем виде все эти годы. Оно уже было не в лучшем состоянии, когда я купила его, но у меня не было времени его исправить.

Она хмыкала, когда вертела платье в руках, щупая ткань между пальцами и осторожно осматривая подол. Я наблюдала за ней, молясь, чтобы она увидела ту же красоту платья, что и я. Когда она закончила, то аккуратно сложила платье и посмотрела на меня.

— Почему бы тебе не оглядеться вокруг, пока я проверю остальные, и затем я дам тебе знать, что могу за них предложить, — сказала она с улыбкой.

Я медленно сглотнула и кивнула, хотя предпочла бы остаться на месте, наблюдая, как она обращается с моими самыми ценными вещами.

— Это винтажные балетки «Chanel»? — спросила женщина из-за прилавка.

Я опустила взгляд на обувь, и улыбнулась.

— Да.

— Каковы шансы, что ты расстанешься с ними?

Моя спина напряглась. Мои балетки «Chanel» никогда не будут проданы. Даже если я стану бездомной, то буду единственной бездомной во всем Нью-Йорке, которая носит винтажную обувь «Chanel». Потому что у меня есть приоритеты.

Я покачала головой.

— Не сегодня.

Даже от мысли расстаться с ним в моем желудке скопилось тревожное ощущение. Я засунула руки в карманы и сделала шаг назад, убеждая себя, что не должна коснуться ни одной вещи в магазине, пока жду, что она закончит. Скорее всего я что-нибудь испорчу, и мне придется продать какой-нибудь орган, чтобы покрыть расходы.

Я бродила по магазину, следя за заходящим солнцем через окно, пока она осматривала платья. Я знала, что скоро Джулиан поедет за своей парой для благотворительного мероприятия. Присциллой Кинкейд. Прошлым вечером я гуглила ее, просто посыпав себе соль на рану. Она была симпатичной, как я и помнила. На большинстве фотографий она сидела в первом ряду на показах мод, улыбаясь кому-нибудь из модной индустрии. Ради всего святого, вероятно, последние каникулы в июне она проводила с Карлом Лагерфельдом.

Они с Джулианом составят красивую пару. Их дети буду моделями «J. Crew». Убейте меня.

Я не хотела думать о том, как Джулиан улыбается другой женщине. Не хотела думать о том, как он надевает смокинг, из-за чего совершенно невозможно оторваться от его красоты. Он был идеальным джентльменом, забавным и обаятельным. Присцилла будет дурочкой, если не оценит все, что он мог ей предложить.

— Милочка, я готова, — сказала женщина из-за прилавка.

Я сделала глубокий вдох, и настроилась услышать результаты. Надеясь, что благодаря продаже платьев, смогу заплатить аренду за квартиру на пару месяцев вперед. В этом случае у меня будет достаточно времени найти еще одну работу и перестать беспокоиться о займе.

Она повесила каждое платье на вешалки за прилавком. Золотое, черное, красное, голубое и белое. Каждое было по-своему прекрасно, и было почти жестоко видеть, как они висят: прямо передо мной, но уже не мои.

— Я охотно дам вам пятьсот долларов за «Monique Lhuillier» и двести за остальные, — сказала она, указывая на оставшиеся четыре платья.

Мой взгляд замер на разноцветных платьях, когда разум пытался обдумать информацию. Я ожидала намного большего. Этого едва хватит покрыть месячную аренду. Я свела брови вместе, пока мой взгляд перемещался между женщиной и платьями.

— Вы имеете в виду двести баксов за каждое?

Она нахмурилась.

— Нет, двести долларов за все. — Она показала на последние четыре платья. — Это не те товары, за которые мои клиенты будут платить. Они прошлых лет, но не совсем винтажные. Большинству из них необходимы большие исправления, прежде чем они будут готовы к выставлению на перепродажу.

Меня почти вырвало. Тревога подняла свою уродливую голову, заполняя мое тело и уничтожая любую маленькую надежду, что у меня была.

К черту этот день. К черту мои старые платья. К черту мою долговую яму студенческих займов.

Я ожидала, что мне заплатят в десять раз больше. Черт, возможно, даже в двадцать. Она могла с таким же успехом ничего мне не предложить. Я стояла напротив нее, пытаясь решить, что делать, зная то, что мой разум уже решил. Я должна их продать. У меня не было выбора.

Я чувствовала себя дешевой шлюхой, когда проходила через двери и шла по оживленной улице. Конечно, в моем кошельке было семьсот долларов, но я чувствовала себя использованной. Продажа этих платьев должна была решить мои проблемы, но вместо этого они просто наслаивались друг на друга прямо по центру моего сердца.

Я была критически близка к тому, чтобы залезть в кредитки. Давление увеличивалось в моей груди, заполняя каждую часть меня, пока мне не показалось, что у меня случится нервный срыв прямо посреди улицы.

Я не могла сорваться, мне нужно было действовать. Мне нужно было сделать фото для публикации, которые должны были оказаться в блоге еще два дня назад. Мне нужно было разослать еще больше резюме и умолять о работе по совместительству. Я бы расширила свой поиски за пределами модной розничной торговли. В Нью-Йорке есть «Dairy Queens» (прим. перев. фаст-фуд). Я бы обслуживала клиентов картошкой фри и мороженым всю ночь, если у меня появится возможность прожить один день не думая, где взять денег на аренду.

— Уйдите с дороги, дамочка! — закричал сотрудник службы доставки, как раз перед тем, как мою ногу прострелила мучительная боль.