Право на эшафот

Глава 19

Было страшно находиться в крошечном помещении рядом с человеком, чьи цели мне были непонятны. Лучше бы он и дальше болтал с Эсперансой. Рассказал бы ей, какой он гениальный, с примерами из жизни и доказательствами в виде планов. Я бы хоть знала, к чему готовиться. Но нет, сидел, молчал и глядел на меня столь тяжело, что будь я хоть чуточку менее материальной, уже давно распалась бы под давлением его взгляда.

— Заставила ты меня побегать, — наконец сказал Эмилио. — Хорошо хоть твоя горничная больше верна мне, чем тебе. Прислугу нужно выбирать правильно, так ведь, Фани?

Я была с ним настолько согласна, что чуть не кивнула, помешало лишь то, что шея пока не слушалась. Но подвижки уже были, поэтому я призвала себя быть внимательной и не расслабляться. Тем временем Эмилио продолжал свой спич, поскольку ему от меня никакой реакции не требовалось. Этот дон был вполне самодостаточен.

— Я обещал твоему брату о тебе позаботиться. Лучше всего я это сделаю, будучи твоим мужем. Уверен, будь твой брат жив, он бы со мной согласился.

Только в голосе уверенность не прозвучала. Видно, сомневался Эмилио, что его деятельность одобрил бы мой брат. Подозреваю, что Максимилиано посчитал бы этого кавалера неподходящим спутником жизни для своей Сиятельной сестры, как это уже сделала моя тётя. Судя по всему, Эрилейские были весьма амбициозны. Дружба дружбой, а брак должен быть с правильным партнёром и никак иначе.

— Хорошо, что ты спишь: не наделаешь глупостей. — Он наклонился и провёл пальцем по моей щеке. — Даже не верится, что всё оказалось так просто. Такая умненькая девочка, а попала в столь примитивную ловушку. Интриги Теодоро оказались мне на руку, хотя он явно на это не рассчитывал.

Он рассмеялся неожиданно красивым торжествующим смехом, а я подумала, что Теодоро знать не знает какого-то там провинциального барона с его мышиной вознёй вокруг наследства Эрилейских. В том, что именно вокруг наследства, а не меня, я не сомневалась: да, я этому дону нравлюсь и сама, но ещё больше ему нравится то, что со мной связано. Захотелось двинуть ему по физиономии, и внезапно я почувствовала, что руки начали меня слушаться, совсем чуть-чуть, но начали.

— Спи, моя любовь, и пусть тебе снятся хорошие сны, — опять наклонился ко мне Эмилио. — А когда ты проснёшься, у тебя начнётся новая жизнь. Она тебе понравится.

Последняя фраза прозвучала угрожающе, поэтому желание дожидаться новой прекрасной жизни не возникло. Меня и старая устраивала, и пока получается, что все изменения — только к худшему. Бежать надо при первой же остановке. Даже если перебирать ногами еле-еле, можно отойти на достаточное расстояние, чтобы после зелья меня никто не связал с каретой. Зелье? Я осторожно двинула рукой к карману. Движение было медленным и почти незаметным в полутёмной карете, но Эмилио внезапно насторожился. Я замерла. Но как выяснилось, насторожился Эмилио не из-за меня. Он сдвинул створку в окошке к кучеру и зло спросил:

— Почему замедлился?

В ответ прозвучало что-то неразборчивое.

— Плевать. Сейчас самое важное — время. Лошадей сменим на ближайшей станции. Гони!

Карета явно ускорилась, потому что покачивание стало интенсивнее и грохот от колёс усилился. На этом фоне мне удалось дотянуться до кармана. Содержимое было на месте. Самое забавное, что второй рукой я судорожно продолжала сжимать письма, уже не уверенная в том, что они — настоящие. Быть может, письма Эмилио с нужной фразой были добавлены к моему дневнику для правдоподобности? Не зря же защитный кокон открывался по его имени, в то время как тайники Эрилейских срабатывали совсем на другое слово. Впрочем, оставлять их я всё равно не буду.

Рука двигалась всё легче, по телу пробегали толпами мурашки, но не те, что бывают от близости нравящегося субъекта, а те, что приходят после вынужденной неподвижности, когда каждое движение сопровождается неприятными ощущениями. Заодно начала включаться голова, которая подсказала, что побег будет не столь лёгок, как мне представлялось поначалу: вернут меня, как только заметят, что в карете никого нет. А это значит… что в карете кто-то должен быть, хотя бы фантом. Теоретически я умела делать фантомы, практически Эстефания их делала. Так же, как и отвод глаз. Но теория с практикой не всегда дружат: а я отнюдь не всё «вспомненное» проверяла, мне казалось важнее «вспомнить» как можно больше. И я успела почти всё.

Как говорил один мой знакомый, ещё из прошлой жизни, деньги надо вкладывать не в акции и недвижимость, а в себя, в своё образование. Акции могут обесцениться, недвижимость развалиться, а знания и умения навсегда останутся с тобой и помогут выплыть в самой тяжёлой ситуации. Можно перестать быть герцогиней, но запомненные магические практики останутся при мне. Если, конечно, я вдруг не останусь без магии. Ни о чём таком я не читала, но этот вариант тоже не стоило отбрасывать.

Карета опять начала замедляться. Но в этот раз Эмилио не занервничал, отодвинул штору, выглянул в окно и удовлетворённо хмыкнул. Вскоре мы вообще остановились, и мой похититель выпрыгнул из кареты, демонстрируя неплохую физическую подготовку. Я привстала, обнаружила, что конечности хоть плохо, но слушаются, засунула пачку писем в карман и стала выплетать заклинание фантома, копируя собственную внешность. Пальцы двигались тяжело, поэтому действие шло необычайно медленно, в любую минуту грозя сорваться. Было очень много отвлекающих факторов: лошади недовольно ржали, Эмилио что-то кому-то выговаривал, а вскоре к его командному голосу присоединился льстивый голос Эсперансы.

Фантом получился плотный, но немного прозрачный. Я понадеялась, что в темноте кареты это будет не особо заметно, набросила на него укрывавший меня плед и осторожно открыла дверцу, противоположную той, рядом с которой сейчас разговаривал Эмилио с подельницей. Ничего не скрипнуло ни когда я открывала дверцу, ни когда закрывала. Тот, кто следил за имуществом Эмилио, делал это на совесть: не забывал смазывать петли, чтобы те не беспокоили хозяина.

Двигаться приходилось осторожно не только потому, что мой побег могли обнаружить, но и потому, что ноги подгибались от слабости, так и норовя меня уронить. Внизу было довольно грязно и вязко, так что при падении я рисковала не подняться. Узнавать, в чём вязнут ноги, желания не было, поэтому я приходилось контролировать каждый шаг, чтобы не упасть.

Выплетать заклинание отвода я оказалась не в состоянии — на ногах бы удержаться, поэтому я понадеялась на темноту и тихо вдоль стеночки стала двигаться от кареты, которая стояла рядом с конюшней. Чем больше я делала шагов, тем они мне легче давались: кровь словно начинала в усиленном режиме выводить ту гадость, которую на меня высыпал Эмилио.

Свернув за угол, я достала бутылочку с зельем и капнула из неё на ладонь. Капелька засияла, как маленькая жемчужина, а на языке разошлась сладостью мёда и пряным гвоздично-коричным ароматом. Не самый плохой вариант. Не знаю, изменило ли зелье внешность, но на кружащуюся голову и подгибающиеся ноги оно точно не подействовало.

Срочно требовалось укрытие. Я стояла рядом с приоткрытой дверью в сарай, туда и зашла, медленно, как дряхлая старушка, забралась по лестнице под крышу и зарылась в ворох сена. Успокоилась я не раньше, чем услышала звуки отъезжающей кареты. Надеюсь, пару часов фантом выдержит, а там и сам Эмилио уснёт, а когда проснётся, не сразу поймёт, где меня потерял. В любом случае сил на дальнейшее движение не было. Я закрыла глаза и провалилась в сон.

Проснулась я рано и сразу покинула гостеприимное убежище, пока меня не обнаружили. Я боялась не того, что затребуют плату за ночлег, а того, что сдадут на руки Эмилио меня или информацию обо мне.

Находилась я на окраине небольшого города, из которого наверняка можно уехать в столицу. Место, где я ночевала, было чем-то вроде перевалочной станции, где можно было отдохнуть, перекусить и сменить лошадей. Здесь наверняка можно было напроситься к кому-то в попутчики, но это значило оставлять след, поэтому я вытащила из кармана чепец, водрузила его на голову, прошлась очищающим заклинанием по одежде и направилась в центр городка.

От вчерашней слабости не осталось и следа, и я с интересом вертела головой по сторонам, разглядывая домики. Герцогине такое поведение не пристало, ну так я сейчас и была не она. Домики были миленькие, маленькие и аккуратные. С цветами на подоконниках и в крошечных палисадниках. Ближе к центру масштабы увеличивались, но дома продолжали радовать глаз.

Ближе к центру мне попалась лавка подержанных вещей, и я решила сменить приметное платье от Эсперансы на что-то, что моя бывшая горничная не опознает.

На удивление в столь раннее время лавка оказалась открытой. Это показалось хорошим предзнаменованием, и я без колебаний открыла дверь. Колокольчик звякнул, хозяйка лавки приподняла голову, окинула меня взглядом и снова уткнулась в книгу, которую читала. То, что я её как покупатель не заинтересовала, было замечательно: значит, Сиятельную во мне не опознать. Поэтому дальше я действовала смелее, но со скромностью, присущей моему нынешнему виду.

— Сеньора — кашлянула я, — мне бы платье.

Она молча ткнула рукой в сторону вешалок с одеждой. Понятно, помогать в выборе мне никто не будет. Пришлось прикидывать на глазок, что может подойти. Выбрала я два платья: одно совсем серенькое, а другое относительно нарядное, с россыпью мелких цветочков по ткани. К ним добавила накидку, далеко не новую, но на вид тёплую, и ботиночки, потёртые, но ещё крепкие. Ботинки и накидку я примерила прямо в лавке и положила на прилавок, обозначая, что готова купить. А с платьями прошла в закуток, отгороженный шторкой. Было там и зеркало, в котором я наконец смогла разглядеть своё новое лицо.

Признаться, подошла я к нему с опасением, поскольку в описании зелья было сказано, что делает оно употребившего некрасивым. Но о себе нынешней я бы так не сказала. Наверное, Эстефания и для Сиятельных была исключительно хороша, поэтому полностью угробить внешность зелью не удалось. Да, сейчас обо мне можно было всего лишь сказать «хорошенькая», но это куда лучше, чем «уродина», и много-много лучше, чем «Вон идёт герцогиня Эрилейская, держи её!». Эстефанию во мне сейчас не признала бы и родная тётя. Во всяком случае я очень на это надеялась.

Серенькое платье сидело как надо: явно с чужого плеча, скрадывало фигуру, делая её неприметной и невыразительной. Второе же, если поработать со шнуровкой, можно было вообще почти идеально подогнать по фигуре.

— Если я возьму всё, сколько вы с меня запросите?

Сеньора скучающим голосом озвучила. Следующие минут пятнадцать скучать ей не пришлось, потому что торговалась она азартно, явно любя это дело и борясь за каждую мелкую монетку. У меня их лишних тоже не было, поэтому я не уступала. К компромиссу мы пришли нескоро, но к взаимному удовольствию. Я переоделась в серое платье тут же, а остальные покупки положила в платье Эсперансы и связала его узлом. Теперь я уже была не нищей побирушкой, а девушкой с имуществом. Можно сказать, почти с приданым.